Из дневника моего дедушки, участника Великой Отечественной Войны.
Нас поставили в третью линию обороны. Силы наши были здесь очень большие: много самолетов, которые утюжили фашистов. Наша оборона была на высоте, и мы прекрасно видели, что творилось впереди. В то время на самолетах уже были установлены «Катюши». Когда видишь самолеты, сразу замечаешь огонь, как будто они горят. А потом уже слышно выстрелы «Катюши». Было радостно смотреть на нашу мощную технику, была бы хоть половина в 1941 году, тогда бы посмотрели чья бы взяла. Да едва ли они бы посмели напасть на нас, но теперь фашисты получали сполна! До нас, до третьей обороны, снаряды не долетали, да и были мы нужны только на случай прорыва.
В окопах была грязь по колено. Шли холодные дожди, надвигалась зима. В обороне простояли недолго, потом нас отвели на отдых. Все это время мы находились на территории Польши. Наш взвод квартировался на окраине, у одного поляка. Ему было лет 35, был женат на полячке, которой было около 32 лет. Его старая мать не скрывала своего зла и ненавидела нас. Была у него и дочь лет 18, не очень симпатичная, к который ходил из другой деревни жених. Жениху было около 30 лет. На вид неплохой. И дружили они уже порядочно, скоро должны были пожениться. Хозяин был состоятельный, у него было много земли, скота правда не очень много. Здесь мы простояли около месяца. Нам стали платить зарплату польскими деньгами – злотыми. Я получал около 60 злотых. Но девать их было некуда, поляки их пока не признавали, и нам ничего не оставалось, как играть на них в карты.
Мы уже были разбалованы тем, что у нас тихо и ничего не происходит, и решили сделать вылазку. Я в этом не участвовал, но вот что рассказывали ребята. Километров за несколько от нашей стоянки они подсмотрели подвал, там жил богатый поляк. Часов в 12 ночи ребята проникли в погреб, где взяли свиную тушу. Когда стали уезжать, то их обнаружил этот поляк и понял крик. Здесь тоже стояла воинская часть. Началась стрельба с их стороны. Нашим ничего не оставалось, как ответить тем же. Операция прошла благополучно, мы были с мясом.
Уже была середина зимы, и нашу часть сняли, мы были в марше. И вот, началась зимняя операция. По истории Великой Отечественной Войны я уже знаю, что она была приурочена к поражению английских войск, когда Черчилль обратился к Сталину за помощью. В марше мы были около недели, двигались по Польше, а потом повернули на север, в направлении Кенигсберга. Немцы, по-видимому, не ожидали, что наши войска будут наступать зимой. До этого все операции, как правило, проходили летом.
Около польско-немецкой границы мы очутились в безлюдном пространстве. Немцы выселили поляков от своей границы, примерно километров на 60. Как-то мы идем, смотрим, скачут олени, очень крупные, с большими рогами. Началась стрельба, один олень упал, двое убежали. Но, забегу вперед , покушать оленины не пришлось, хотя в походной кухне она уже варилась. Приближалась граница.
Наш эскадрон остановился на опушке леса чтобы поужинать. Я держал двоих коней, одного старшины и своего. Как вдруг на дереве, над моей головой, разорвался снаряд, а потом еще один. В одно мгновение я упал в снег. Когда встал пощупал себя, вроде не ранен. Но кони вырвались, я пошел их искать. Вижу, у лошади старшины оторвана задняя нога. Очень было жаль. Пристреливать я её не стал, снял с нее седло, и уздечку и понёс это к взводу. Стал рассказывать, мол так и так. Но ребята мне говорят, что лошадь, у нас убило Ивана Д. и троих ранило, в том числе и моего друга. Осколки попали ему прямо в верхнюю часть ноги. Он не стонал, но положение у него было тяжелым. Раненых положили на бричку и отправили в госпиталь. Ну а мертвого нужно было похоронить, мы его положили на бричку и везли всю ночь с собой. Только начнем копать могилу - команда вперед. Утром мы достигли немецкой границы, там протекала небольшая речушка и стоял пограничный столб. Вдруг наш полк взял круто вправо и мы быстрым маршем двинулись вдоль границы.