Романс Александра Алябьева «Соловей» более 100 лет назад уже был широко известен и любим во всем мире. И хоть написан он был для мужчины и первым его исполнителем был мужчина, как-то сразу «Соловья» себе в репертуар взяли женщины. Все певицы разом стали придумывать для себя различные украшения в мелодии романса, вокальные кружева, фиоритуры, акробатические трюки для того, чтобы показать здесь и сразу абсолютно все возможности своего голоса, пользуясь возможностью сымитировать пение соловья. Широко известен вариант каденций итальянской певицы Аделины Патти, француженки Мадо Робен, свои варианты были и у солистки Большого театра Антонины Неждановой, и у русской певицы Евгении Бронской, а уже в наши дни поражала воображение меломанов в этом романсе своими каденциями советская певица Алла Соленкова.
«Соловей» был коронным номером русского репертуара и широко известной итальянской певицы Олимпии Боронат. Почему она увлеклась А. Алябьевым? Потому что ее биография была тесно связана с Россией.
Боронат родилась в Италии, в Генуе, училась в Миланской консерватории. В 1891 году пела в России. С 1893 по 1905 год не выступала на сцене.
Есть же такие вокалисты, которым все равно, что там без них происходит на мировой оперной сцене!.. Они спокойно занимаются своими делами, устраивают личную жизнь, решают какие-то свои собственные проблемы, и нет им дела до того, а как же без них там, в мировой опере!?!
Вот и Олимпия Боронат! В 1902 году она выходит замуж за польского графа Ржевусского, живет с мужем в Польше. А сцена?... А что сцена? – Сцена может подождать, когда Олимпия соблаговолит вернуться!
Певицей она была действительно великолепной, и любая сцена мира была бы только счастлива такой примадонне!!
У Олимпии Боронат был голос невероятно красивого тембра, технически совершенный, она считалась одной из лучших певиц своего времени!
В 1905 году она вернулась на сцену, пела в России в Москве, Петербурге, Киеве, Варшаве. Среди ее лучших достижений почти все партии легкого сопрано в популярных операх. Пела она и в русских спектаклях.
Среди ее горячих поклонников был выдающийся российский поэт Игорь Северянин.
Как все помнят, Царство Польское в те времена входило в состав Российской Империи, супруги Ржевусские подолгу жили в Киеве, и графиня Ржевусская в украинской столице была попросту своим человеком в качестве помещицы Киевской губернии.
И вот как-то летом в киевском саду Шато-де-Флер итальянская труппа давала «Севильского цирюльника» Дж. Россини. Розину пела Олимпия Боронат.
Дело в том, что в опере есть так называемая сцена урока пения. Влюбленный в Розину Альмавива проникает в ее дом под видом учителя пения. По-другому он не имеет возможности видеть предмет своего обожания, потому что опекун прекрасной Розины, имеющий виды на ее руку, сердце и состояние, никуда вообще ее из дома не выпускает.
Все Розины в этом месте, уж и не знаю, что здесь написал сам Россини, поют вставные вокальные номера, кто во что горазд – певицы, пользуясь случаем, показывают именно здесь все возможности своего голоса.
И очень часто они поют именно алябьевского «Соловья». Публика в этом месте начинает требовать от Боронат именно его. Как на грех, она забыла в гримерке ноты, а пианист наизусть играть «Соловья» на сцене боится!
Тогда Олимпия Боронат подходит к окну на сцене и своим идеально поставленным звонким голоском просит режиссера отыскать и принести на сцену из ее гримерки ноты «Золовэй мой, золовэй».
Проходит минут пять. Все ждут. Режиссер в гримерке ищет ноты. Олимпия, в продолжение этого времени очаровательно улыбаясь, несколько раз говорит в публику: «Uno momento», «Uno momento»!
Как вспоминает Игорь Северянин:
Она (Боронат) имела целую армию приверженцев и приверженок, не пропускавших ни одного ее выступления. Лично я был знаком с группой человек в тридцать ее восторженных поклонников. Они всегда сидели в правом углу балкона, около самой сцены, над оркестром, где любил сидеть я. Являлись они с целым ворохом маленьких букетиков, которыми осыпали ее, неистово вопя: «Боронат!» при каждом ее появлении на сцене. Среди этих «боронатисток» особенно ярко помню двух барышень, дочерей севастопольского (не в смысле войны) адмирала Ф.
Наконец, ноты найдены и переданы ей в то же самое окно. Боронат победоносно помахала ими перед публикой, подошла к сценическому пианино, положила их перед аккомпаниатором и, кокетливо улыбнувшись, спросила у публики: «Карошо, правда?»
Где же ей было думать об образе, о цельности сценического воплощения и заботиться о реализме спектакля в целом?
– возмущался один из театральных критиков.
А ведь Олимпия Боронат была одной из лучших певиц: обладая чарующим тембром, большой музыкальностью и всеми средствами итальянского бельканто, певица не нуждалась для увеличения своего успеха в заискивании у публики!
Мне кажется, рецензент тут погорячился!
Ну, в самом деле, что же здесь такого? Ну, забыла певица ноты – с кем не бывает, ну, подождала публика немножко! Подумаешь! Зато все довольны (кроме нашего критика!)
Это же charmant, прелестно!
А вы как считаете, друзья?
А вот Игорь Северянин посвятил Олимпии Боронат стихи, увековечил ее в истории!
БАРОНАТ
МАДРИГАЛ
В оперных театрах сказочных планет,
Там, где все палаццо из пластов базальта,
Там, где веет воздух бархатом контральто,–
Лучшего сопрано, чем Ржевусска, нет.
И когда графиня, наведя лорнет,
Нежит соловьисто зал колоратурой
И со строго-мерной светскою бравурой
Резвится по сцене в снежном парике,–
Точно одуванчик, пляшущий в реке,
Точно кризантэма в трепетной руке,–
Сколько восхищенья всюду: справа, слева!
Блещут от восторга серьги у гетер…
– Да, это – графиня, – говорит партер,
А балкон щебечет: «Это – королева!»
1910. Июнь