Война шла к концу, но оставалось ещё полгода-год. Инна стояла у окна в своей квартире на Рождественке. Закончила уборку, устала, смотрела на улицу. По пустой совершенно улице шёл человек. Человек шёл очень медленно, опираясь на костыль и палочку, и каждый шаг был труден для него. Инна смотрела и думала, что вот ещё один, скорее всего, навсегда калека, возвращается домой. Хотя бы живой. Человек дошёл до перекрёстка. Поднял голову и посмотрел в её окно. "Сергей!"
Много-много раз Инесса Сафроновна, сестра Сергея Гурзо, пересказывала мне этот момент. Она вообще очень любила повторять то, что рассказывала раньше, и мы с мамой (они были подругами и вместе долгие годы работали и общались) уже привыкли. "Сергей!" - это звучало не просто как слово/имя. Это был выдох. И каждый раз, долгие-долгие годы - всё так же.
Его спас большой пень, за которым он сидел. Снаряд разорвал пень в щепки, а его ногу - в клочья. В госпитале никто не взялся, повезли в другой. Там приготовились отнимать. Один доктор долго смотрел сначала на ногу, потом на этого семнадцатилетнего мальчишку. "Не будем", - было решение. Собрали по кускам, отправили в другой госпиталь, потом в третий, передавали, как говорил Сергей, бережно.
Теперь он возвращался домой. Через некоторое время поступит во ВГИК, к Бибикову и Пыжовой, будет отлично работать в отрывках и спектаклях, играя характерные роли, ещё через какое-то время его заметит Герасимов, будет пробовать на роль Тюленина в своём спектакле. Да-да. Сначала был спектакль "Молодая гвардия" в Театре Киноактёра, а потом уже фильм. Серёга будет так отжигать в танцах, что никто и не поверит, что не так давно перенёс тяжелейшее ранение.
В своей не слишком известной книжке-воспоминаниях исполнитель роли Кошевого Иванов будет вспоминать о Сергее как о человеке заботливом, постоянно беспокоящемся о друзьях. И селёдку в больницу принесёт, и спросит лишний раз перед съёмкой, как партнёр себя чувствует.
В Краснодоне во время съёмок жил в семье Тюлениных, и мама того, настоящего Сергея (которого пытали у неё на глазах, ломая пальцы, зажатые дверью), примет этого нового Серёжу за своего сына. В буквальном смысле. Отец относился ко всему трезвей. Понимал, что старого Серёжу не вернуть. А с новым обходился жестковато, суховато, но и научить успел всему, что и сам умел.
Над Краснодоном ещё было живо то кровавое облако. Жители знали, что творили фашисты с этими подростками. Если у кого хватит духу прочитать хотя бы документальные строчки и записанные показания… могу привести ссылку, но в принципе…
…Гурзо мало рассказывал о том, что видел и слышал там, сестре. Постоянно возвращался лишь к одному моменту съёмок - финальному эпизоду с казнью. Он запомнил на всю оставлуюся жизнь, что творилось с теми, кто пришёл смотреть. Говорят сейчас - «обмороки». Не только. Жители сорвали съёмочный день и не дали работать. Всем участникам пришлось заново себя собрать, чтобы выйти на съёмку снова. Инесса Сафроновна говорила, что, повторяя и повторяя этот рассказ, Сергей на глазах становится молодым.
В последние годы, почти не прекращая пить, он, если бросал, то впадал в состояние эйфории и мог часами говорить, как вчера или позавчера сидел в засаде и очень удачно отстреливался.
Его предавали и обманывали, использовали и подставляли, спаивали и снова использовали. А он так и не сумел обрести твёрдость. Так и остался мальчиком с раздробленной ногой.
Инесса Сафроновна перед своим почти концом, в больнице, долго со мной разговаривала. Ясный ум. Талантливый человек. Мы с ней вообще были душа в душу всегда, прямо с моего детства и юности. Тот редчайший случай, когда с полуслова человека понимаешь и не замечаешь, как проходит время. Она всё надеялась, что я напишу о нём что-нибудь серьёзное и новое. Но о нём всё уже вроде бы и написано и сказано - теми, кто имел на это право больше, чем я. Мне просто кажется, что это поколение нуждается в другом, нежели это происходит сейчас, разговоре о себе. Просто время ещё не пришло.