Спичек оставалось всего три штуки. Коробок был весь измятый и пожамканный. А сигарет почти пачка. Странно, но иногда так бывает, когда вроде-бы все есть, но не хватает самого простого и такого важного. Ветер швырял в лицо редкие капли весеннего дождя и развевал полы длинной парки. Небо было голубым с темно-серыми инкрустациями туч.
Щебень устилавший землю станции шуршал и хрустел от каждого шага словно снег. На станции кипели будни. Тут и там слышались голоса. Монтажники доводили до ума модульные здания, устраняли протечки, обшивали профнастилом фасады и тянули электрику. Дизельный генератор неравномерно гудел и троил. Всё это выглядело сверху как хаос, как муравейник.
Чарли закурил только со второй попытки и втянул в себя дым насколько мог. Когда он курил, то на душе становилось не так погано. Так ощущения черноты и обречённости притуплялись.
Свою боль он хранил в себе. Он был крепко сложен, силён и харизматичен. Он мог найти язык с любым. Не сказать что он был душой компании, но уж точно одним из заводил. Для остальных он был весел и радостен. Внутри же него была зияющая дыра. Его душа была больна. Мысли не давали ему покоя. Ему так нужно было услышать важный для него голос. Голос который он не слышал уже целую геологическую эпоху. Тоска изъела его душу словно моль. Оставалось только курить и ждать.
Его вычеркнули из своей жизни. Сказали скрыться с горизонта. И винить в этом ему было некого, кроме себя. Чувство вины не давало ему нормально спать ночью и наполняло собой все свободные секунды. Он сам себя накручивал изо дня в день. Правда большие объемы работы и постоянный цейтнот были его спасательным кругом. Выходные же были кошмаром. Он уже давно разучился плакать, не было этого спасательного громоотвода, была просто боль.
Он так и не научился принимать чужую волю, чужие решения. Не принял он и её решения. Поэтому он находился в этом состоянии из ненависти к себе и отчаяния уже год. Целый год его душу поглощала тьма и боль. Целый год ревность выжигала в нём всё человеческое напалмом. Острая боль сменялась тупой-ноющей и обратно.
За ним подъехала машина и посигналила. Чарли щелчком выкинул окурок в щебень. Пора было ехать на склад. Чарли сел на переднее сиденье внедорожника и пристегнулся. Машина тронулась. С проселочных дорог они быстро вышли на трассу. Чарли щелкал на своём телефоне мелодии. Они по блютузу играли в магнитоле. В основном классика рока, ничего печального.
Водитель был сегодня не разговорчив. Он получил нагоняй от директора по строительству за опоздание и пытался наверстать упущенное. Стрелка ниже 90 м/ч (144 км/ч) не опускалась. Чарли щелкал музыку, водитель гнал.
На очередном обгоне из-за поворота вылетел бензовоз. Справа был пассажирский автобус и минивэн. Уходить было не куда. Чарли увидел это и…
Дальше Чарли был как в замедленной съемке. Всё стало таким реальным и осознанным, как никогда. Он видел и чувствовал всё до мельчайших деталей: ворсинки на ремне безопасности, сжатую челюсть водителя, летящий на них бензовоз, автобус, вкус слюны, звук музыки, безвыходность и избавление. В колонках играл на всю катушку Gogol Bordello - American wedding. Чувство благодарности, восторга и радости разлилось внутри него океаном. Он вдруг понял, что это всё конец, и мысли со скоростью света летели в его голове. Он был счастлив - всё прекратится. Его судьба вдруг стала законченной и понятной. И уж саундтрек-то какой…
Водитель резко вывернул в право, вошел между автобусом и минивэном. Бензовоз пролетел мимо межконтинентальной ракетой. Чарли был уничтожен морально. Чарли испытывал разочарование. Судьба его обманула. Он был жив. Он был опять наедине с собой.
В колонках уже играли The Beatles - I want to tell you.