Летом 2020 года я купила дом в Новгородском районе. Знала, конечно, что здесь были немцы. Что в соседних деревнях все население было расстреляно, сотнями, по 200-400 человек. Что некоторые деревни были сожжены, а их жители - угнаны в Германию. Как обычно. Восемь лет я прожила в Ленобласти, там та же история.
Потом я узнала, что стоявшие в нашей деревне немцы были не только особо жестоки, но и занимались зачистками населения от Новгорода до Луги и даже отметились в массовом уничтожении населения Оредежского района, где я живу сейчас. Это неприятно. Тяжело. У меня гектар земли, на котором много-много лет ничего не сажали. И я не стала. Только картошку посадили немного. Мы не знали, что под землей. Или кто.
А в этом уже году я прочитала, что немцы те стояли прямо у меня дома. Вернее, на моем участке. Тут они жили, работали, лечились, сюда свозили новых членов своих карательных отрядов, отсюда выезжали на свои задания. Еще я узнала, что здесь, прямо на месте, где стоит мой дом, некоторое время жили и работали латыши из тайлькоманды А, которые потом были переброшены в мызу Васильковичи под Оредежем. Они жгли те места, где я прожила восемь лет. Они расстреляли цыганей из нашего и соседних поселков. И они сожгли деревню, откуда был родом прадед моей дочери, дедушка моего мужа.
Немцы и латыши, которые жили здесь, прямо на принадлежащей теперь мне земле, расстреляли очень много людей.
Иногда им было жаль патронов или было лень разворачивать пулеметы - они ставили жителей в ряд и рубили их косами-литовками
Тесаками. Топорами. Прямо над могильными ямами. Люди падали, аккуратно подрезанные. Пополам. Таких ям на всей этой территории Великий Новгород - Луга - Оредеж было около сотни. Были случаи гибели от инфаркта сотрудников судмедэкспертизы, осматривавших ямы после войны. Когда они увидели аккуратно нарезанные заживо тела.
Некоторых топили. Загоняли на лед и стреляли раз из танка. Лед трещал. Это было быстрее, чем возиться с каждым.
Множество тех, кто все это здесь творил, жили у меня. Сейчас на этом месте мой дом.
Новгородом, его историей, культурой я интересовалась задолго даже до переезда в Петербург. И задолго до того, как я здесь впервые побывала. Новгород мне всегда нравился. Его уничтожение я с юности воспринимала как национальную трагедию. Знала, что без старого Новгорода мир стал неполным.
О трибунале над немцами в Новгороде я тоже читала давно. В 1947 году взяли в плен некоторых из отметившихся в Новгородской области и судили их в театре. А недавно я узнала, что несколько лет назад новгородцы провели театральную реконструкцию этого процесса. Все очень детально, достоверно. Это грандиозный проект, куда серьезней и современнее, чем все надоевшие псевдоавангардистские иммерсивные спектакли и пр.
Посмотрите. Вместо парадов. Я много читала об этом процессе, а посмотрела реконструкцию лишь на днях. Во вступлении мы видим двух пожилых людей, мужчину и женщину, которые в юности были командированы на этот процесс от работы. Меня этот факт зацепил: почему отправляли самых молодых. Я стала искать ответ. И нашла: новгородцы хотели, чтобы память об этом суде хранилась как можно дольше. Билеты распределяли между организациями, у каждой была квота на слушателей. И каждая старалась отправить на суд самого молодого сотрудника. Чтобы он долго прожил и рассказал будущим поколениям.
Это генерал артиллерии Герцог. Главный подсудимый на Новгородском процессе. Реальный, а не реконструированный. Он тоже бывал на моем участке. Герцог разрушил Новгород, хотел вывезти в Германию памятник Тысячелетию Росси. Герцог сделал так, что, когда советская армия зашла в Новгород, в нем оставалось 50 человек. На весь город.
Вчера я впервые одна ночевала в своем доме с тех пор как узнала, что здесь было. Вдруг стало казаться, что за стеной, на улице, кто-то размеренно дышит. Я подумала, что теряю рассудок. Некоторых из немцев, которые здесь жили, я нашла в архивах. Имена, звания, даже фото. Перенервничала. Слишком близко все приняла...
Потом оказалось, что это собака где-то вдалеке обреченно в ночи гавкает, а я слышу сквозь толстые бревна лишь ее вздохи.
Мой гектар был для немцев тылом. Они наверняка его минировали. Проходили ли здесь работы по разминированию, я не знаю. Это плохо.
Краеведы говорят, что у меня здесь немцы никого не расстреливали. Это хорошо...
Недавно встретила у одной очень либеральной интеллигентки признание о том, что ее бабушка, блокадница, не понимала, как после всего этого можно жить в Германии. И я не понимаю. Несмотря на детство, прошедшее далеко от линии фронта, я всегда очень тревожно чувствовала историю. И, как уже рассказывала, не люблю Германии, не ездила туда туристом, старалась не задерживаться при стыковых рейсах. Была только в лагерных музеях.
Людей, которые сегодня называют Россию нацистской, я не уважаю. Не слушаю. Они мне неинтересны. Эти люди не чувствуют истории под ногами. Ну или просто в их деревне не было немецкой расстрельной команды.