За два месяца опалы налетал всего пять часов. Больше пропадал на боевом дежурстве и, в основном, — ночью. Или ходил с эскадрильей на полёты и занимался партийно-политической работой. И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуты душевной печали… Однако эти месяцы совсем уж даром не пропали. Надвигался неотвратимый переезд на новое место службы, надо было готовить вещи к отправке. Я уже присмотрелся к способам упаковки вещей лётчиками, ведь ежегодно осенью из нашего подъезда или нашего ДОСа убывали офицеры по замене или на учёбу. Приходилось участвовать в погрузке вещей в контейнеры. Присмотрел себе способ и начал заготавливать материал.
В ГДР продавался рулонами утеплитель, белый и довольно упругий. Некоторые лётчики в него заматывали разобранные стенки шкафов и кроватей и перевязывали скотчем или резиной. Мне больше понравилась резина. Купил рулон утеплителя, а потом на военной свалке нашёл камеру с грузовика и порезал её на кольца. Планировал натягивать эти кольца на упакованные в утеплитель вещи. Быстро и удобно. Кольца нарезал шириной в два пальца.
Но под книги нужны ящики, причём — небольшие, ведь вес в книгах приличный. Впрочем, не особо ценные книги можно и в мешки загрузить. Мешки можно и самому нашить, швейная машинка есть, мною освоена.
Вот с ящиками была проблема. Пару больших ящиков мне инженер эскадрильи выделил, от сердца оторвал. Туда одежду покидаю вперемешку с посудой, постельное, С книгами такой ящик не поднимешь. Для книг надо делать ящики самому, покупать за марки — глупо. Добрые люди мне подсказали, что недалеко — в пределах аэродрома — имеется стихийная немецкая свалка, куда немцы выбрасывают мебель и бытовую технику. Там можно поживиться материалами.
Однажды между ночными дежурствами я эту свалку посетил. Огромная воронка, в которой валялись холодильники, шкафы, какие-то доски, куски фанеры и прочее. В первый же визит мне удалось разделать заднюю стенку старинного платяного шкафа из отличной фанеры. Тут же в яме разрезал ножовкой на несколько одинаковых частей и перетащил домой на балкон. Теперь посещал эту свалку еженедельно, брал туда ножовку и на месте резал материал: фанеру и доски. Доски распускал на рейки для окантовки ящиков уже на балконе. Занятие простое, физическое, полезное, а потому хорошо отвлекало меня от служебных неурядиц, успокаивало. За два месяца у меня на балконе появились несколько крепеньких фанерных ящиков.
Под эту работу прикупил в немецком магазине инструментов, которых в Союзе ещё поискать нужно. Отвёртку под крест, струбцины, приличный рубанок, ножовку по металлу, у которой был механизм быстрого зажима пилок и два инструмента, которыми можно делать в бетоне отверстия, типа — пробойники. Это для грядущего ремонта квартиры в новом гарнизоне. Позарился и на маленькую бензиновую паяльную лампу, которая была сделана в форме пистолета. Это был лишний инструмент, но уж больно он мне понравился своей миниатюрностью. Успокоил себя тем, что буду обжигать свою резьбу по дереву — баловался иногда этим. Ещё в Орловке заразился. Резал небольшие маски и фигурки. Набор резцов тоже имелся, купил ещё на Дальнем Востоке.
Нет худа без добра. Вот и мне удалось хорошо подготовиться к переезду в новый гарнизон, пока замполит полка держал меня за оппортуниста.
Мебели у меня было минимум, ничего громоздкого, всё разбиралось на запчасти, которые можно было быстро упаковать и погрузить. А вот у товарища имелось пианино. Бр-р-р-р!
Но опала закончилась, когда я понадобился полку в качестве штыка на лётно-тактическом учении. В июле надо было полку изобразить сопровождение других родов авиации, а наша эскадрилья должна была даже приземлиться на чужом аэродроме после этого. Мне дали отметиться на перехватах днём и ночью, восстановился ночью в СМУ, даже провезли на сложный пилотаж в инструкторской кабине.
В середине месяца эскадрилья взлетела, никого мы не сопровождали, просто задали контрольное время выхода в точку встречи. В эту точку эскадрилья вышла в заданное время и взяла курс на венгерский аэродром. На этом аэродроме служили орловские однополчане и однокашники, но пообщаться успел только с младшим Никодимовым. Он меня сам нашёл на стоянке. Поделились новостями. Местный полк тоже собирался провести учение с посадкой в ГСВГ, но не у нас. После заправки самолётов вернулись на свой аэродром в полном составе. Тоже — через точку предполагаемой встречи с самолётами, которых мы должны были прикрывать от атак истребителей. Атаки изобразили лётчики нашего полка уже над территорией ГСВГ. Эскадрилья успешно эти атаки отразила.
Во второй половине месяца летал ночью - восстанавливался при минимуме погоды. На крайней смене июля отметился одиночно на сложном пилотаже и слетал в стратосферу на перехват высотного разведчика. Что-то чаще мы стали на МиГ-29 тренироваться по высотным разведчикам, чем на МиГ-23М. Отличная скороподъёмность самолёта позволяла теперь и нам прикрывать свой участок границы от высотных нарушителей.
За месяц налетал девять часов! Просто — праздник для души.
Между тем, в полку начали летать на сложный пилотаж одиночно по программе совершенствования. Рядом с номером упражнения красовалась буква «с». Это означало, что лётчик сам придумал последовательность фигур сложного пилотажа, защитил его перед командирами и получил разрешение эту последовательность выполнить. В основном нажимали на горизонтальные и вертикальные «восьмёрки», которые в Курсе боевой подготовки не предусматривались. Но эти «восьмёрки» делали училищные пилотажники на соревнованиях по пилотажу. Нам, курсантам, иногда удавалось видеть их тренировки над аэродромом, мы им завидовали и мечтали тоже такое вытворять. И вот, наконец, разрешили и строевым лётчикам усложнять свои полётные задания.
Первыми ринулись на пилотаж с буквой «с» капитаны, любители воздушной акробатики, которые были хорошо влётаны. Что там вытворяли наши командиры в своих вылетах на пилотаж - покрыто мраком. Догадываюсь, что они позволяли себе вольности и без «с» над упражнением. Но капитаны должны были защитить свою придумку и подвергались тщательному контролю готовности выполнить полёт. Что, конечно, некоторых лётчиков отпугивало от экспериментов, они ждали момента, когда обстановка вокруг совершенствования придёт к обыденной норме. А устанавливать принудиловку в совершенствовании техники пилотирования в полку не собирались. Я бы даже сказал, что был некоторый скепсис в этом отношении. Помню, что зам комполка, принимая расчёты полёта от очередного лётчика, пробурчал: «Ещё один циркач появился. Ну, ну, рассказывай...».
А вот творчество в тактических приёмах ведения воздушных боёв всячески приветствовалось и поощрялось.
Моя натренированность не позволяла мне идти на новый комплекс фигур. Выжидал, присматривался и прислушивался к опыту «циркачей». А тут пришло разрешение летать с перегрузкой 9. До сих пор у нас было ограничение по перегрузке в 7 единиц. На сложном пилотаже достаточно было и 5,5 единиц, если выполнять фигуры по методике, а вот на воздушных боях частенько были перегрузки 7 единиц и немного выше. За превышение особо не ругали, ведь самолёт держал больше, это ограничение было физиологическим. Теперь и это физиологическое ограничение подняли до 9. МиГ-29 держал такую перегрузку на форсаже в глубоком вираже на определённой скорости и высоте. Я сразу решил, что насиловать добровольно свой организм не буду такой перегрузкой. Не такой уж я — крепыш.
Но, конечно, был в числе тех, кто подходил к лётчикам, которые слетали на эту перегрузку, интересовался особенностями управления самолёта и ощущениями лётчика. Командир звена нашей эскадрильи слетал, выдержал перегрузку, самолёт норовит разогнать скорость даже на такой перегрузке. Но лётчик пожаловался, что в животе какие-то остаточные боли. Незначительные, но не прошли до посадки и после. На следующий день он сказал, что за ночь всё утихло. Такое явление не всех вдохновило.
Молодёжь продолжала испытывать организм, а народ предпенсионной выслуги остерегался летать на такую перегрузку. Никто к таким полётам не принуждал, обязаловкой это не было, да и тратить моторесурс на эту забаву никто не собирался. Теперь из воздушных боёв привозили и перегрузку 9, но она была пиковой — кратковременной - и переносилась легко.
На пилотаж с перегрузкой 9 успели слетать единицы в каждой эскадрилье и тут вышла указивка направлять лётчиков после таких полётов на медицинское освидетельствование. Видимо, статистика послеполётных ощущений в организме была настораживающей. И охотники за новыми ощущениями сразу испарились. Лишний раз встречаться с медициной? Увольте, господа! Жизнь заставит — и больше перегрузку буду делать в бою. Но стать подопытным кроликом для медиков…
Прошли очередную плановую ВЛК. Не для всех она закончилась благополучно — одного замкомэску списали с лётной работы по сердцу. В полку была вакансия штатного руководителя полётов, которую предложили занять списанному замкомэске. Он согласился.
В августе мой общий налёт составил шесть часов. Для заменщика — хорошо. В основном летал на воздушные бои с истребителями, пару раз с комэской делали воздушную разведку. Даже отметился одним полётом на полигон, бросил бомбу и пальнул из пушки со сложных видов маневра. Этот раз отработал на две «четвёрки» - всё-таки влетался немного. Два полёта досталось ночью, слетал парой на перехват высотного разведчика и сделал одиночный перехват на малой высоте. Слетал на сложный пилотаж одиночно и парой. Все сроки по перерывам в технике пилотирования и боевому применению продлил перед заменой. Крайнюю смену в Мерзебурге отлетал 26 августа - один полёт парой на воздушную разведку.
Дочка пошла в школу, а тут пришёл приказ убыть в Союз.
Прощай, Мерзебург!