оглавление канала
Уже подъезжая к самому дому, Игорь тихо проговорил:
- Кузьмич – мой друг. Медом именно с его пасеки я кормил тебя всю последнюю неделю.
При воспоминании о прошлой «пытке медом и молоком», я невольно поморщилась, на что мой друг опять весело фыркнул.
Кузьмич оказался пожилым крепким мужиком. Борода и усы с легкой проседью, короткий ежик густых волос, подернутый легким серебром седины, лукавые с прищуром серые глаза, в окружении тонкой сеточки мелких морщин, говорили о его легком и незлобивом характере. И вообще, если бы не его габариты, которые больше бы подходили кузнецу, чем пасечнику, его можно было принять за веселого старичка-лесовичка, каким его изображают на картинках в детских сказках. Но, бугры мышц, выделяющихся из-под легкой ткани рубашки, когда он поднимал легко и непринужденно, словно детские кубики, довольно увесистые ульи, и руки с сильными узловатыми пальцами, мешали его определить в безобидные сказочные персонажи.
- Здорово, Кузьмич!! – Гаркнул Игорь, подъезжая ближе к крыльцу. – Принимай гостей!!
Кузьмич, выйдя из-под навеса, вытер рукавом вспотевший лоб, голосом, больше похожим на слабые раскаты грома, пророкотал:
- Милости просим, Искатель. Всегда тебе рад… - Потом, глянул с хитрецой на меня, добавил с легкой насмешкой. – Ну, и друзьям-подругам твоим, тоже.
Насмешка была доброй и чуть-чуть лукавой. Я ответила широкой улыбкой, предназначенной только для моих друзей. А то, что передо мною друг, я ни секунды не сомневалась. И вообще, Кузьмич напоминал мне бога Перуна, каким его изображали на старых рисунках в славянских мифологиях. Игорь бросил на меня быстрый взгляд, видимо тревожась, как я восприняла усмешку пасечника. Я ему незаметно для хозяина подмигнула, мол, не волнуйся, все хорошо, и он с облегчением выдохнул. И еще, я обратила внимание, как Игоря назвал пасечник. Он назвал его так, как называл Федор-конюх, Искатель. Это не могло быть случайностью. Об этом следовало поразмышлять на досуге.
Мы спешились, и хозяин широким жестом пригласил нас за стол, сколоченный из толстых струганных плах, и расположенный под раскидистой зацветающей черемухой недалеко от дома.
- Грех в такую погоду в душной избе сидеть. – Пояснил он нам свое приглашение. А здесь на воле, черемуха вон, зацветает, аромат какой! Пчелки мои проснулись, жужжат. Воздух у нас тут такой, что хоть ложкой ешь!! – Он говорил восторженно и искренне, как любой человек, привыкший жить на земле.
И этим мне он тоже очень нравился. Было ощущение, что я вернулась, туда, где меня понимают, и любят, туда, где я всегда желанный гость. Кузьмич тем временем унесся в дом, и вскоре появился оттуда, нагруженный заставленным огромным подносом. Он быстро и ловко расставил простые разномастные кружки, кувшин с янтарной пенящейся жидкостью, судя по всему, с медовухой, простую глиняную плошку с медом и маленькую плетеную корзиночку с сушками. Разлил по кружкам напиток, я осторожно принюхалась. Не знаю, что это было, но аромат был сногсшибательным, от которого у меня легонько закружилась голова. Я с восторгом в голосе спросила:
- Кузьмич, это что?
Тот хитро усмехнулся.
- Это квас на березовом соке и меду. Пей, не бойся. Для здоровья полезно, и для сердца веселье. А главное, после него голова болеть не будет. Сам делаю. – И метнулся опять в дом еще за каким-то угощением.
Пока Кузьмич убежал, я тихонько спросила у Игоря:
- А как его полным именем звать? А то, Кузьмич – это вроде как для своих. А он меня первый раз видит, неудобно как-то.
Игорь сгреб меня в охапку и тихо на ухо прошептал:
- А ты теперь тоже «своя». Так что, не стесняйся. А зовут его Петр Кузьмич Фролов. Но, он не любит, чтобы его друзья полным именем величали.
На пороге вновь появился хозяин с какой-то огромной миской в руках. Я поспешно постаралась высвободиться из объятий Игоря. Не приучена я была на людях обниматься. Пасечник не подал виду, что заметил это мое движение, и легкое смущение, только в глубине его глаз заплясали веселые чертенята.
В миске была, нарезанная крупными кусками, малосольная рыба красновато-розового цвета, истекающая жиром и присыпанная тонко нарезанным репчатым лучком. Я сразу поняла, что это таймень. Сидела, сглатывая слюну и стараясь выглядеть прилично. А то, чего доброго, скажет, что за баба такая, как с голодного мыса прибежала. Но мой жадный взгляд на рыбу не укрылся от хозяина. Он заулыбался широко и открыто и пробасил своим громоподобным голосом:
- Да, ты угощайся, не стесняйся. Мы с Пургой с утра на рыбалку ходили, вот, тайменя добыли. Сейчас рыба пошла не та. Вот мой дед рассказывал, что он здесь тайменя удил, во…!! – Он размахнул руками во всю их длину, показывая, какого здесь тайменя ловил его дед.
Игорь, с понимающей усмешкой, относящейся ко всем рассказам рыбаков и охотников, с легкой насмешкой проговорил:
- Ой, Кузьмич, жаль у тебя руки короткие…!!!
Пасечник с негодованием посмотрел на моего друга и собрался дать ему достойный ответ. Но, я его опередила, потому что, ухом «зацепилась» за его фразу о деде.
- Кузьмич, а что, и твой дед здесь жил?
Что-то в этой мысли царапнуло меня. Как будто, лежащее в самом дальнем углу беспокойство потревожили, и оно, это беспокойство тихонько завибрировало, словно, задетая гитарная струна, тоскливо и жалобно. Кузьмич пару раз с возмущением стрельнул в Игоря глазами, словно говоря, «мы к этому еще вернемся, и тогда…!!», и обратил свой взор, который сразу же смягчился, на меня. И охотно начал рассказывать.
- Здесь не только мой дед жил. Здесь жил и мой прадед, и прадед моего прадеда. Надеюсь, и мои дети тоже будут жить здесь. – В его последних словах звучала затаенная гордость.
И это позволило мне задать следующий вопрос.
- А много ли у тебя детей, Кузьмич?
Тот широко улыбнулся.
- Двое. Дочь и сын. А у дочери уже свои детки есть, то есть, уже мои внуки. Они каждый год на все лето сюда приезжают. По хозяйству вон с пчелками помогают, да здоровья набираются. Дочь у меня врачом работает. Собирается в наш город переводиться, ну, чтобы ко мне поближе. А сынок, Валька, тот сельхоз закончил, давно уже. Пока, в соседнем районе работает. Я ему эту пасеку и передам… - Он слегка запнулся, став каким-то серьезным, и продолжил через мгновение, проницательно глядя на меня. – Да, ты его видала. Только, наверное, забыла уже. Кареглазый, весь в мать. Озорной такой… - Он с легкой насмешкой смотрел на меня, а вроде, как и не смеялся, вовсе.