Настала очередная памятная дата – минуло 77 лет со дня эпохальной победы СССР в Великой Отечественной войне. Каждый раз подобные даты становятся поводами к произнесению торжественных речей, проведению концертов с песнями военных лет, показу старых и новых фильмов о войне. Всё это происходит из года в год и ритуализация памятных мероприятий превращает воспоминания о подвиге советского народа в нечто формальное, потому обыденное, а следовательно – как это ни чудовищно звучит – скучное. Казалось бы, о той войне давно всё известно, есть свой исторический канон – десятки миллионов жертв, чудовищный экономический ущерб, невиданное напряжение сил, массовый героизм и чудеса стойкости наших предков, освобождение Европы от ига нацизма, взятие Берлина и полный разгром врага в его же логове… Всё это мы знаем со школы и напоминания об этом слушаем вполуха. Однако до сих пор выходит множество научных работ, посвящённых доселе неизвестным или малоизученным страницам истории военных лет. Но когда вы последний (ладно, хотя бы первый) раз читали научные статьи о ВОВ? Ладно, можете не отвечать на этот риторический вопрос. Лучше скажите мне спасибо (поставьте «лайк») за то, что я прочитал их вместо вас и готов поделиться с вами краткими выжимками самых интересных материалов.
Самый болезненный вопрос о войне – это количество жертв. До сих пор идут споры о количестве погибших, порой эта тема становится предметом политических спекуляций – дескать, стоила ли победа таких жертв? В статье трёх докторов исторических наук предпринята попытка определить потери среди населения России. Показано, насколько это сложная задача из-за недостаточно совершенного учёта населения, усугублявшегося сложностями военного времени. И хотя абсолютно точные цифры установить невозможно, всё же подсчёты статистиков военного времени вполне зримо отражают колоссальный урон, нанесённый войной нашей стране – с начала 1939 г. до 1 сентября 1945 г. численность жителей РСФСР (не СССР!) сократилась приблизительно на 21.5 млн человек.
Но почему наша страна понесла такие людские потери, даже близко не сопоставимые с потерями в войнах прежних времён, которых у России было предостаточно? На этот вопрос позволяет ответить статья В. Г. Кикнадзе в «Вопросах истории». Он указывает, что в период с 1941 по 1944 гг. были оккупированы 25 областей, краев и автономных республик России. Уничтожение гражданского населения на их территории было планомерным, продуманным. Например, 9 и 10 октября 1942 г. эсэсовцы совершили массовое убийство воспитанников детского дома г. Ейска, умертвив 214 человек. Детей закапывали в братскую могилу живыми. К сожалению, не все злодеи понесли за это наказание, поэтому и в наши дни возбуждаются уголовные дела, чтобы выяснить дальнейшую судьбу нацистских палачей и, если они ещё живы, предать их суду. Но не только немцы занимались пытками и казнями советского населения. В статье приводятся факты участия в расправах финнов, прибалтов (в советское время эта информация замалчивалась, чтобы не нарушить национальное единство советского народа), причём самих прибалтов, в случае победы Гитлера, ждала незавидная участь – принудительные работы в Германии и заселение их земель немцами. Здесь мы вновь обнаруживаем, что точных данных о количестве замученных военнопленных и мирных граждан нет, однако счёт идёт на миллионы. Зато становится понятным, что сопротивление врагу было жизненно необходимым – капитуляции не спасла бы наш народ от уничтожения.
Однако на оккупированных территориях СССР нацисты занимались уничтожением не только людей, но и… книг. Этому малоизвестному вопросу посвящена статья А. Л. Есипова. Уничтожение советских библиотек и разграбление фондов, включавших в себя наиболее ценные и редкие книги, было такой же продуманной политикой, как и истребление людей. «В войсках вермахта формировались особые подразделения из специалистов в сфере культуры, науки, образования и искусства, главной задачей которых было выявление на захваченных территориях организаций, располагавших книжными и документными фондами, обеспечение их охраны от местного населения и мародерства со стороны военнослужащих передовых частей фашистской армии». Всё ценное подлежало вывозу в Германию, а не представлявшая интереса или опасная для нацистской идеологии литература подлежала уничтожению. Потери были огромны. В Белоруссии было утрачено до 95% от имевшихся книжных фондов. Сильно пострадала Украина – помимо областных библиотек были разграблены хранилища Киево-Печерской лавры, пропали старинные документы: грамоты гетманов, коллекции актов и рукописей XV–XVIII вв., архивы киевских митрополитов. Огромные потери понесли и российские библиотеки – так, одна лишь Курская область потеряла 122 библиотеки и более 3 млн единиц хранения.
Наверное, многим читателям, уже отвыкшим пользоваться услугами библиотек, эти цифры покажутся чем-то абстрактным. Но если представить, что в нашем распоряжении нет интернета, телевидения и при этом нет книг, то есть мы полностью оторваны от культурного наследия и от знаний, накопленных человечеством, то можно осознать, на что обрекали советских граждан захватчики. Читая такие статьи, понимаешь, что такое настоящая оккупация. Когда сегодня некоторые страны бывшего СССР и соцлагеря заявляют о советской оккупации, нужно чётко представлять себе разницу между действиями нацистов и коммунистов. Но увы, несмотря на все усилия государства, память о войне слабеет.
Доктор социологических наук Г. С. Широкалова в своей статье сравнивает, кто больше знает о войне – городская или сельская молодёжь. Оказалось, что представления о войне сельской молодёжи больше соответствуют традиционным советским представлениям о войне. Это объясняется тем, что «Селяне чаще общаются с представителями старших поколений – ветеранами, родственниками, «детьми войны», больше вовлечены в мероприятия, связанные с Днём Победы, предпочитают советские, не современные фильмы о войне, поскольку первые, согласно оценкам молодёжи, более правдивы и эмоциональны. Напомним и о том, что средний возраст учителей сельских школ значительно выше, чем в крупных городах, т. е. они транслируют если не военную, то послевоенную память». Селяне более самокритичны относительно своих знаний о войне и хотели бы знать о ней больше. Они чаще, чем их городские сверстники, отвергают тезис «Великая Отечественная война была давно. Мне это не интересно» и реже готовы согласиться с признанием равной вины Германии и СССР за развязывание Второй мировой войны. Но всё же интернет, СМИ, телевидение и кинематограф усредняют, стандартизируют коллективную память о войне. Вывод автора: «Деревня утрачивает функцию хранителя народной памяти».
Настораживает упомянутый Г. С. Широкаловой факт, что лишь около 40% молодёжи отвергают тезис «Помощь фашистам («Лесные братья», «Бандеровцы» и т.д.) можно оправдать борьбой против советского строя, сталинизма, за независимость Украины, стран Прибалтики и других стран». Стоит перечитать упомянутую выше статью В. Г. Кикнадзе, чтобы понять, что помощь извергам и садистам невозможно оправдать никакими высокими идеалами. Тем более что чаще всего такая помощь была мотивирована банальными шкурническими интересами. В статье Б. Н. Ковалёва и С. В. Кулика «Коллаборационист-коррупционер И. А. Бычков-Поморцев: два дела в Великих Луках» разбирается история одного мерзавца, бывшего при немцах бургомистром города и судимого ими за экономические махинации, а затем представшего уже перед советским судом за активное пособничество оккупантам. На этом мрачном фоне особенно ярко выделяются судьбы русских эмигранток во Франции, вступивших там в ряды Сопротивления. У них не было причин сочувствовать советской власти, лишившей их былых богатств и привилегий. В случае их сотрудничества с нацистами некоторые наши современники оправдывали бы их борьбой с коммунизмом, как тех же бандеровцев или власовцев. Но даже на чужбине они остались верны своей Родине и гуманистическим идеалам, не позволяющим закрывать глаза на преступления нацистов. О преисполненных трагизма и истинного нравственного величия судьбах этих женщин рассказывает статья Н. В. Титовой.
Но немцы старались привлечь на свою сторону не только русских эмигрантов, но также верующих и духовенство, для чего на оккупированных территориях открывались закрытые ранее храмы и монастыри. Учитывая, что нацисты не питали особых симпатий к христианству, как восточному (православию), так и западному (католицизму и протестантизму), да и в целом их дела в корне расходились с евангельскими принципами, это был лишь тактический ход, рассчитанный на то, чтобы дёшево купить лояльность населения. В итоге война переходила ещё и в религиозную плоскость, о чём пишут в своей статье «НКВД и РПЦ накануне и во время Великой Отечественной войны» И. А. Потёмкин и А. Ю. Климов. Роль церкви в войне не сводилась лишь к патриотическими проповедями или сбору средств среди верующих на нужды обороны.
Авторы приводят любопытные и почти не известные общественности факты о партизанской, разведывательной деятельности некоторых священников, даже целых спецоперациях с их участием. Часто это было сопряжено со смертельным риском для них и их близких. Некоторые истории достойны экранизации, а может быть, и пера великого писателя. Так, драма, разыгравшаяся в 1943 г. в белорусском городе Лунинец, могла бы послужить мотивом к написанию романа в духе «Преступления и наказания»... Один местный крестьянин подал в Лунинецкую жандармерию список комсомольцев и лиц, поддерживающих связь с партизанами. Они должны были быть задержаны немцами. Пинский подпольный обком, узнав об этом, приказал принять меры к их спасению и наказанию предателя. Выполнить эту практически невыполнимую миссию смог местный священник. Он заверил немцев, подписав письменное поручительство, что пособником партизан является сам доносчик, коварно оговоривший своих односельчан. Немцы поверили священнику и доносчик был расстрелян вместе со своей семьёй. Одному лишь Богу известно, как следует трактовать подобные нравственные коллизии и как сами священники понимали свой нравственный долг в условиях не только военного, но и идеологического противоборства. Впрочем, священники, воевавшие за советскую Родину, отвечали на призывы православных иерархов, а некоторые спецоперации проходили с ведома Патриаршего Местоблюстителя (будущего Патриарха) Сергия (Страгородского). Русская православная церковь сделала свой выбор и внесла свой вклад в победу над нацизмом.
Но помимо военных и трудовых подвигов, в воюющем Советском Союзе находилось время и место подвигам спортивным – об этом написано в интересной статье А. В. Сперанского. Спортивные достижения вдохновляли людей и позволяли хоть ненадолго отвлечься от тягот войны. Так, в 1942 г. известный стайер и советский офицер Феодосий Ванин получил приказ от командования улучшить мировой рекорд в забеге на 20 км. И вот в сентябре, на московском стадионе «Динамо», в ходе «забега на побитие рекорда» Ванин опередил пятерых соперников и на 10 секунд превзошёл мировой рекорд, установленный за 6 лет до этого аргентинским марафонцем Хуаном Сабале.
Но куда важнее, что активно развивался массовый спорт, как в традиционных, «мирных» дисциплинах, так и военно-прикладных. Среди последних особую значимость приобрел лыжный спорт. Органы власти требовали от руководителей всех предприятий иметь лыжные базы не менее чем на 50 пар лыж. Поразительно, но в «лыжном кроссе боевой нации» на старт в 1942 г. вышло 5,8 млн участников, в 1943 г. – 6,3 млн чел., а в 1944 г. – 7,4 млн чел. (Затмить лыжи своей массовостью могли лишь легкоатлетические забеги – в 1942 г. во всесоюзном забеге участвовали 5,5 млн чел., а в 1943 г. уже 9 млн чел.) Лыжная подготовка была необходима, ведь «Только за первый год войны лыжными подразделениями Красной армии были уничтожены десятки тысяч немецких солдат и офицеров, взорваны 87 железнодорожных мостов, пущены под откос более 1 000 вражеских вагонов».
Активно развивалась лечебная физкультура. Важный толчок для развития получило прикладное плавание (в одежде, с военным снаряжением), велосипедный спорт с элементами спортивного ориентирования, мотоспорт, альпинизм, военно-полевая гимнастика. На фоне этой милитаризации спорта выглядит удивительным широкое распространение игры в шахматы.
Первоначально она рассматривалась только как организация досуга раненых, но по мере повышения интереса к ней отношение к шахматам изменилось и эта древняя игра становилась общедоступным средством интеллектуального (само)развития. «Только в 1942 г. в госпиталях Москвы мастерами и гроссмейстерами было проведено 110 показательных выступлений, охвативших свыше 3 тыс. бойцов и командиров». По итогам войны СССР стал не только военной, но и спортивной сверхдержавой. Если на Олимпиаде 1952 г., на которой СССР впервые принял участие в олимпийских играх, в общекомандном зачёте мы стали вторыми, то уже через 4 года были первыми. И именно фронтовики внесли существенный вклад в эти спортивные победы.
Однако куда более важную победу разрушенной и измождённой стране предстояло одержать на сугубо мирном поприще. Об этом рассказывает любопытная статья Л. Е. Гореловой и В. Н. Шелковой, посвящённая теме охраны материнства и детства в конце войны и в первые послевоенные годы. Резкое снижение рождаемости и повышение детской и особенно младенческой смертности стало острейшей проблемой даже в тылу, не говоря уж об оккупированных гитлеровцами территориях, где сеть учреждений охраны материнства и детства была фактически уничтожена. Не хватало самого необходимого – упоминается, что в детские учреждения Одессы вместо крупы поступал витаминизированный корм для свиней. Нужно было решать, казалось бы, взаимоисключающие задачи: восстанавливая разрушенную страну, широко опираться на женщин, которые должны были заменить в народном хозяйстве миллионы погибших мужчин, при этом стимулировать рождаемость и снижать детскую смертность. Для обеспечения рожениц и детей качественным питанием приходилось изобретать нестандартные меры, например, организовывать при лечебных учреждениях подсобные хозяйства, где бы выращивали скот и птицу. Уже в 1946 г. число детских учреждений превысило довоенный уровень, но не хватало квалифицированного персонала, из-за чего проводили срочную переподготовку врачей по специальностям «педиатр» и «акушер-гинеколог». В условиях отсутствия детского питания и нехватки коровьего молока важнейшим вопросом стало обеспечение условий для грудного вскармливания. Была проделана большая работа по организации сбора донорского грудного молока. Детей войны вскармливали буквально всем миром. В Москве и Ленинграде в 1945 г. ежедневно собирали до 1000 л грудного молока.
Примечательно, что сегодня в развитых странах донорство молока вновь становится востребованным, а в 2014 г. в Москве открылся первый в современной истории банк грудного молока в России. О масштабах его работы говорит тот факт, что за первый год существования центра было собрано «более 148 литров» донорского грудного молока. Это именно тот случай, когда цифры говорят сами за себя.
Читая о тех колоссальных трудностях, с которыми столкнулось поколение наших (пра)дедушек и (пра)бабушек, невозможно не восхититься подвигом народа, не просто победившего в самой страшной войне в истории, но и сумевшего в кратчайшие сроки возродить из руин и пепла свою страну, сделав её сверхдержавой. Понимаешь, что для этих людей наши сегодняшние опасения по поводу санкций показались бы просто смешными. И это заражает историческим оптимизмом. Всё, что нам нужно – это быть достойными наших предков, верить в свои силы и работать во имя общего блага. Возможно, тогда и наши потомки смогут нами гордиться…