8 мая 1887 года, в числе других участников неудавшегося покушения на императора Александра III был казнен старший брат В. И. Ульянова-Ленина. А. И. Ульянова называли руководителем «террористической фракции» «Народной воли», но этой партии уже несколько лет не существовало, название группы, по сути, было придумано для солидности, а организаторами и вдохновителями акции были совершенно другие люди. Во всей истории подготовки теракта присутствовало немало и других странностей. Но вместо поиска их объяснения в советское время упорно доказывали, что среди участников покушения не было агентов царских спецслужб.
«В те годы сгущенного политического давления»
Формула «то, чего не может быть» лучше всего описывала все происходившее в России в 1886 году и начале следующего года. Все участники тех событий при всей разнице в оценках и подходах сходились в одном — после убийства революционными террористами 1 марта 1881 года императора Александра II все не одобренные российским правительством организации, равно как и любые проблески инакомыслия немедленно подавлялись властью. Старшая сестра В. И. Ульянова-Ленина — Анна Ильинична Ульянова-Елизарова (в то время слушательница Высших женских курсов в Санкт-Петербурге) — много позднее писала, что «в те годы сгущенного политического давления… вся общественная жизнь задыхалась, как в тисках».
Основная оппозиционная сила — партия «Народная воля» — фактически прекратила свое существование, о чем бывший в то время студентом Санкт-Петербургского императорского университета участник революционного движения С. А. Никонов, вспоминал:
«От партии "Народной Воли" (так в тексте.— "История") в это время оставались одни лишь обломки, одна лишь старая славная фирма (название.— "История"), если можно так выразиться. 1 марта 1881 г. явилось кульминационным пунктом деятельности партии "Народной Воли". В центре работы Исполнительного Комитета стояло цареубийство, в течение более двух лет все почти силы и средства партии были брошены в эту сторону; остальные стороны партийной работы — пропаганда, организация сил, подготовка новых революционеров на смену старым — были как бы в забросе, в пренебрежении. И в результате, после блестящего, казалось бы, успеха, после убийства Александра II, партия осталась почти без людей и без средств: все было затрачено на эту титаническую борьбу».
В подавлении антиправительственной деятельности, как писал Никонов, значительную роль сыграли и спецслужбы:
«Развалу партии много посодействовали и предательства, неизбежно появляющиеся около всякого конспиративного дела, как это показывает история революционной борьбы в любой стране и в любую эпоху. Сначала Гольденберг, а потом еще в гораздо большей степени Дегаев, предали в руки жандармерии огромное число революционеров и погубили много организаций, но кроме них были и другие, более мелкие провокаторы и предатели».
Итог для желавших скорых перемен общественного строя России выглядел более чем печально:
«Партия,— писал Никонов,— в действительности перестала существовать. Исполнительного Комитета, когда-то грозного врага самодержавия, одно имя которого заставляло трепетать обывателя и внушало почтение и страх даже жандармам и министрам, давным-давно не было; он не возобновлялся после ареста В. Н. Фигнер, последней из членов Комитета, остававшихся в России. В Петербурге оставалась из народовольцев лишь молодежь вроде меня грешного, почти не организованная, не имевшая ни типографии, ни сносного паспортного бюро (для изготовления поддельных документов.— "История"), ни литературы, ни средств».
Отделения по охране порядка и общественной безопасности — «охранка» с помощью остальной части полиции продолжали жесточайшее давление на антиправительственные элементы и после разгрома деятельной оппозиции. За малейшие проявления организованного недовольства их рядовые участники как минимум попадали под полицейский надзор, но гораздо чаще высылались из столицы. А активисты отправлялись в места не столь и столь отдаленные — в ссылку, а то и на каторгу.
И вдруг среди студентов Санкт-Петербургского университета созрел новый и крайне опасный для власти заговор.
«Идея цареубийства возникла вполне самостоятельно»
Начиналось все, как это обычно и бывает, с малого. Никонов привлек к работе не афишировавшего свою деятельность кружка, в котором обсуждались экономические проблемы, студента-биолога Александра Ильича Ульянова — своего знакомого по работе в землячествах Санкт-Петербургского университета.
«В это время,— вспоминал Никонов,— мы в нашем кружке уже переходили от занятий исключительно теоретических к вопросам текущей действительности. Не помню, кому именно из членов кружка пришла в голову мысль устроить 19 февраля 1886 г., в день 25-летнего юбилея освобождения крестьян, какое-нибудь торжество, собрание с речами и т. п. ... Относительно 19 февраля ходили слухи, что не только не будут допущены никакие собрания, но даже в газетах не будет пропущено никаких статей о крестьянской реформе, кроме самых кратких упоминаний. Так оно и случилось».
Вскоре после появления идеи, как писал Никонов, было принято и конкретное решение:
«После многих споров было решено повести среди студенчества и в доступных нам общественных кругах агитацию о том, чтобы 19 февраля пойти на Волково кладбище и отслужить там панихиду по деятелям реформы. Все члены кружка, состоявшие в землячествах, в том числе я и Александр Ильич, должны были постараться подбить возможно большее число земляков на эту демонстрацию».
Некоторые члены кружка, включая самого Никонова и уже сидевшего, правда недолго, за участие в антиправительственной организации студента О. М. Говорухина, находились под присмотром полиции. Но, что было довольно странным, это не помешало успеху акции.
«Утром 19 февраля на Волковом кладбище собралась небольшая толпа, человек около 400, почти исключительно студенческой молодежи. Полиции не было; лишь к концу панихиды, которую смущенный священник с трудом согласился отслужить, появились какие-то околоточные с городовыми. На могилы Добролюбова и др. были возложены венки. Никаких репрессий со стороны полиции не было, и собравшиеся спокойно разошлись по домам».
А. И. Ульянов после этого был отмечен охранкой как политически подозрительный элемент, но никаких мер к нему и остальным участникам панихиды принято не было. И неожиданная безнаказанность вдохновила членов кружка на организацию новой акции. Правда, подходящий повод для нее нашли уже после летних каникул, осенью 1886 года. Члены кружка и образовавшегося союза землячеств университета решили почтить память кумира молодежи того времени литературного критика и публициста Н. А. Добролюбова. Было решено 17 ноября 1886 года, в день смерти Добролюбова организовать новую манифестацию на Волковом кладбище.
Многие участники этой акции оставили потомкам довольно яркие ее описания. О том, как у кладбища их встретила полиция, как студентов уговаривали разойтись, как небольшому числу участников все же разрешили возложить венки на могилу Добролюбова. А потом, когда собравшиеся решили в знак протеста пройти маршем по главной улице столицы империи — Невскому проспекту, их окружили, продержали на холоде и под дождем несколько часов, оставив единственный выход — через двор находившейся рядом полицейской части, где их незамедлительно задерживали.
Участвовавший тогда в студенческих акциях Б. А. Гинзбург вспоминал:
«Демонстрация кончилась арестом 150 человек (из 500 участников) и высылкой многих студентов на родину».
Несмотря на самое активное участие А. И. Ульянова в организации манифестации, он не попал в число высланных. Мало того, ему и его товарищам сошло с рук и еще одно антиправительственное мероприятие, о котором его сосед по квартире и земляк, тогда кандидат университета И. Н. Чеботарев вспоминал:
«Мы узнали, что человек 40 товарищей высылаются из Петербурга. Решено было еще в первый же вечер обратиться с письменным протестом к населению Петербурга путем рассылки писем по почте. С утра в нашей квартире закипела работа по составлению текста письма, его литографированию, доставанию бумаги и конвертов, их адресованию, пользуясь адрес-календарем Петербурга. Отпечатали несколько сот писем и по частям опускали их в несколько ящиков на Петербургской стороне, Васильевском острове и Адмиралтейской части, но в каждый ящик клали все-таки пачками».
Но результат, как писал Чеботарев, оказался ничтожным:
«Это обстоятельство и то, что большинство конвертов, наспех купленных в ближайших магазинах, были однообразные, должно было обратить на себя внимание на почте, если даже допустить, что наша деятельность не была прослежена шпионами. Поэтому не удивительно, что из наших писем немногие дошли по адресу. Из моих личных знакомых, коим письма были адресованы, никто не получил наших прокламаций».
Чеботарев сам удивлялся тому, что они с Ульяновым не пострадали в результате этого мероприятия:
«Усиленное же шпионство за нами началось еще до дня добролюбовской годовщины.
Наш дворник специально следил за тем, что делается у нас и кто нас посещает, и должен был немедленно доносить (это выяснилось из его показаний на судебном следствии). Кроме того, были приставлены и специальные агенты. Мы знали об этом, но как-то наивно не придавали надлежащего значения».
Куда больше задевало студентов то, что их политические акции в результате оказываются абсолютно бессмысленными и не дают никакого результата. Участники революционных событий того времени вспоминали, что мысль о терроре как единственном действенном средстве воздействия на власть «начала носиться в воздухе». За примером далеко не за чем было ходить, ведь всем было памятно убийство Александра II. А. И. Ульянова-Елизарова вспоминала:
«Идея цареубийства возникла вполне самостоятельно в головах многих из тогдашней учащейся молодежи — части населения, всего более склонной на самопожертвование».
«Легче примыкают к готовой уже организации»
Из-за отсутствия в стране каких-либо серьезных революционных структур у желающих осуществить теракт, кроме желания, не было ничего — ни оружия, ни средств для его приобретения, ни, самое главное, руководителей и организаторов дела.
Позднее, в советское время инициатором и организатором покушения на Александра III называли А. И. Ульянова. О том же заходила речь и во время следствия и суда. Но сам он, взявший на себя многое из того, что в действительности не делал, на допросе 5 марта 1887 года сказал:
«Я не был ни инициатором, ни организатором замысла».
От первенства в организации цареубийства отказывался и близкий товарищ Ульянова — О. М. Говорухин. Он сам был одним из активных участников возникшей террористической группы и в написанном им после отъезда из России по требованию видных русских революционных эмигрантов реферате называл автором идеи и главным организатором совершенно другого человека:
«Петр Яковлевич Шевырев был главным инициатором 1 марта 1887 года. В 1885 или 1880 году — точно не припомню — он перевелся из Харькова в Петербург на естественный факультет. Быстро познакомился он со многими студентами. Через два-три месяца он начал устраивать студенческую кассу взаимопомощи. Сначала он встретил у очень многих полное равнодушие к этому. Но это его не остановило. В университет он ходил часто, но лекции слушал очень мало. Почти всегда его встречали либо в читальне, либо в коридорах. Он ходил с каким-либо студентом и энергично убеждал его в полезности касс… Он познакомился чуть ли не со всеми студентами университета и многими из других высших учебных заведений».
Говорухин писал, что Шевырев был малосимпатичной личностью:
«Самый вид его производил нерасполагающее впечатление: взгляд у него был упорный, дерзкий, несимпатичный. Манерой говорить не просто, монотонно, крикливым голосом он производил на многих отталкивающее впечатление».
Писал Говорухин и о слабом здоровье Шевырева:
«Перед летними каникулами 1886 г. он заболел чахоткой, начал страдать кровохарканием и уехал на юг лечиться».
Но начавшееся без него движение по созданию кассы взаимопомощи продвигалось слабо. И только после его возвращения дело закипело. Способности Шевырева проявились также при организации библиотеки и дешевого питания студентов — их собственной кухмистерской:
«Устроить кухмистерскую,— констатировал Говорухин,— было очень трудно: во-первых, не было денег, во-вторых, полиция не разрешала. Главным образом, благодаря энергии Шевырева все трудности были побеждены. В организованной кухмистерской обедала масса студентов и курсисток. Это опять способствовало сближению студентов».
Но Говорухин подчеркивал и еще одну деталь:
«Обратная сторона кухмистерской заключалась в том, что в то же время она служила для ознакомления шпионов со студентами. Полиция, разрешив, поставила специально шпионов для кухмистерской».
Ни это обстоятельство, ни отсутствие информации об источниках средств на мероприятия Шевырева не смутили Ульянова и Говорухина, который писал:
«После добролюбовской истории он особенно сблизился с Ульяновым и его друзьями. К удивлению компании, Шевырев оказался горячим революционером».
Согласно запискам Говорухина, именно Ульянов полушутя предложил Шевыреву стать организатором теракта. И, к их изумлению, он ответил собеседникам, что террористическая группа уже существует. И в ее планы входило убийство императора выстрелами отравленной дробью или отравленными пулями. Собеседники Шевырева сочли такой план нереалистичным и предложили использовать бомбы.
В ходе беседы была настораживающая деталь. Для осуществления покушения нужно было быть в курсе всех перемещений императора.
«Всем известно было,— писал Говорухин,— как бережется царь, как изменяет планы своих поездок, в каком секрете держится все, касающееся жизни царя. Когда ему (Шевыреву.— "История") высказали, что эта задача самая трудная, почти невыполнимая, он заметил: "Да, для вас. Я этого и ожидал"».
У кого деятельный студент собирался получать эти данные, нигде не говорилось, но Говорухин утверждал, что Шевырев имел весьма точные сведения о местонахождении Александра III.
Немногим позднее выяснилось, что никакой террористической организации не существует и есть только сам Шевырев и несколько его товарищей.
«Но тактика эта,— утверждал Говорухин,— сделала свое дело. Шевырев употреблял ее неоднократно. Инициативных людей обыкновенно очень мало, поэтому легче примыкают к готовой уже организации.
«Таким образом, Шевыреву удалось устроить покушение».
Он привлек метальщиков бомб и сигнальщиков, которые должны были следить за приближением царской кареты к метальщикам и дать им сигнал. Он с помощью своего приятеля студента-поляка И. Д. Лукашевича установил связи с польскими революционерами в Вильно (ныне Вильнюсе), которые помогли добыть немалую часть необходимых для изготовления бомб химикатов и яда — стрихнина.
По указаниям Ульянова и им самим был изготовлен динамит, свинцовые поражающие части, которые метальщики снабдили стрихнином. Позднее были собраны готовые бомбы, одну из которых сделали в виде толстой книги. Организации придумали громкое название «террористической фракции» несуществующей партии «Народная воля» и написали первую часть программного документа.
Особо не требовалось и выбирать день для покушения. 1 марта 1887 года, в годовщину убийства Александра II, его царственный сын был обязан быть на панихиде по отцу в Петропавловской крепости.
Но появилось неожиданное препятствие.
О том, что помешало осуществить задуманное, читайте в материале «КоммерсантЪ-История».
Евгений Жирнов