Прочитать 2 часть, нажмите здесь!!!
Гаврилу слова незнакомца удивили, он окинул его взглядом и только сейчас обратил внимание на странную одежду, такую уже даже в самых дальних улусах не шьют и не носят. Лицо ночного гостя было скрыто капюшоном, и как Гаврила не пытался, так и не смог его разглядеть. Охотник тем временем протянул руку:
– Отведи к реке, а то совсем глаза не видят!
Гаврила взял незнакомца за руку и ощутил на ладони что-то неприятное:
– В чём это у тебя руки, липнут как-то странно?
– Я же говорю, – не торопясь, пояснил охотник, – вижу плохо, за деревья держался, смола это, сынок!
Гаврила огляделся и вдруг сделал для себя неожиданное открытие, вокруг все как-то необыкновенным образом изменилось, и хотя казалось, оставалось все по-прежнему, выглядело не совсем обычно. Луна нежным светом разлилась по аласу и преобразила окрестности. Она играла отраженьем в реке и, покачиваясь на ее легких волнах, яркими бликами переливалась в темных водах. На берегу охотник присел на корточки и откинул капюшон. Гаврила стоял за его спиной и при свете луны разглядел длинные седые волосы незнакомца. Зачерпнув в ладони воду, старик нагнулся умыть лицо. Но тут голова медленно сползла с его плеч и плюхнулась в реку. Изрыгая громкую брань на истекающее кровью тело, что билось в судорогах в зарослях осоки, голова, покачиваясь на волнах, поплыла по течению. Гаврила видел, как блестели в ночи глаза, и хотя в это невозможно поверить, слышал, как тихо шептали бледные губы: «Отступись от своего! Отступись!» Он онемел от ужаса. Не в силах произнести ни слова, он попятился назад и, запнувшись завалился на спину, с ужасом наблюдая, как обезглавленное тело бьётся в предсмертной агонии.
Очнулся Гаврила в холодном поту. Присел и, настороженно оглядевшись вокруг, облегчённо вздохнул:
– Фу! Наслушаешься басней – всякая чушь снится!
Утёр рукавом вспотевшее лицо и подкинув в огонь две внушительные лесины, прилег рядом с отцом.
– Вставай, пора уже! – разбудил строгий голос Макара. – Наливай чайку, попьём и двинемся. Гаврила едва открыл заспанные глаза и виновато, словно ребёнок, взглянул на отца:
– Я это. Уже под утро уснул!
– Знаю! – отмахнулся отец. – Аккуратным надо быть, нож – это не игрушка!
– Ты это к чему? – не понимая, о чём идёт речь, спросил Гаврила.
Отец, натягивая сапоги, недовольно взглянул на сына:
– А к тому, что нож точил – о лезвие порезался. Вон, вся рука в крови. Иди смой, а заодно и рану золой обработай.
Гаврила взглянул на свои руки. Действительно, вся левая была испачкана запёкшейся кровью. «Ну вот, – размышлял он, – стал засыпать, руку поранил, поэтому и снилась всякая ерунда!» Быстро вскочив на ноги, он трусцой побежал к реке. Скинув на берегу одежду, голышом бросился в прохладную воду. Гаврила нырял, плавал, словно опять очутился в том далёком прошлом, которое унесла эта река со своими водами далеко-далеко от этих мест, забрав с собой его детство, в котором он был когда-то так счастлив. Отец стоял на берегу и весело смеялся, наблюдая, как показывается из-под воды белый зад сына, тоже вспоминая времена, когда была жива жена, и они вдвоём с блаженством наблюдали, как растёт их любимое чадо.
Вдоволь накупавшись, Гаврила шатаясь вышел из воды и уселся на выброшенное течением дерево. Внинмательно осмотрев руки, он с удивлением обнаружил, что на них не было ни одной царапины.
– Чертовщина какая-то! – сплюнул он и отправился одеваться.
Уже несколько часов они безрезультатно бродили по тайге. И в награду за терпение им вскоре улыбнулась удача. Где-то в глубине леса звонким лаем занялась Снежинка. Поспешили на зов охотницы. Лайка, весело виляя хвостом, кружила у поваленного дерева. Макар присел, потрепал собаку за загривок и радостно сообщил сыну:
– Есть! Бычок шёл. Хороший! Вот и боком здесь потерся, и помет ещё тёплый, теперь точно его возьмем. Слушай меня, ты иди по следу, никуда не сворачивай, а я обогну лощину и как раз ему дорогу перегорожу, собак с собой возьму, тебе они ни к чему! Да, картечь заряжай, иначе его не свалишь! – В глазах старого охотника заиграл азартный огонек, в сопровождении своих четвероногих помощников он мелкими шажками засеменил в сторону лощины.
Гаврила вставил в стволы два патрона с картечью и двинулся по следу. Совсем скоро впереди послышался треск сучьев. Вот ещё, и ещё.
– Ладно, – решил Гаврила, – обойду, заберусь на горку, там он будет как на ладони, и ветер в мою сторону. Поднявшись как можно тише, Гаврила притаился в молодом сосняке за вывороченным пнём. Высматривая добычу среди яркой зелени, он затаил дыхание и аккуратно взвел курки большим пальцем. Ждать пришлось не долго. Бычок спустился в распадок и стал с наслаждением пить воду. Гаврила взял цель на мушку и медленно нажал на спуск. В нос резко ударил едкий запах пороха, а по низине пронеслось гулкое эхо. Громко испустив последний вздох, огромный лось грузно повалился на землю.
Охотник выбрался из укрытия и резво побежал к добыче. Первый и единственный выстрел оказался роковым для животного. Оставалось разделать тушу и перетащить мясо, а это дело не из лёгких. Гаврила прислонил ружье к дереву, скинул патронташ с понягой и окунул голову в огромную чашу из известняка, до краёв наполненную ключевой водой. Обмывшись, он присел на траву. Уж очень знакомой показалась ему эта местность, такое ощущение, что бывал здесь когда-то. Может, в детстве с отцом? Да нет, тогда все угодья знал в округе, а это ну никак не мог вспомнить. Поджидая отца, Гаврила с гордостью представлял его удивлённое лицо, когда тот увидит поверженного великана. Вот и убедится старик, что сын его не разучился держать ружьё и ходить по тайге след в след за зверем. Ветерок донёс до слуха лай собак. И тут взгляд Гаврилы упал на огромный зелёный камень, из-под которого бил ключ. Холодок пробежал по спине охотника: и камень с ключом, и чаша из известняка, и молодой соснячок, – всё это ему описывал во сне ночной охотник; будто знал наперед, что сохатый сюда наведается. Значит, это был не сон, а что-то вроде видения, а кровь? Кровь на руке, это как объяснить? Чтобы не омрачить радость удачной охоты, он решил рассказать отцу про все, что с ним происходило, дома.
Сохатого разделали на удивление быстро. Перетаскивали мясо до самого вечера и слой за слоем укладывали в лодку. Когда погрузили последние куски, Макар, щурясь на багровый закат, устало вздохнул:
– Надо ехать, жарко ночью будет, мясо пропадёт. Тут по течению совсем рядом. Ты давай греби, а я – по берегу пойду.
– Э! Нет! – возразил Гаврила отцу. – Ты давай сам греби, ты и легче. Я-то на городских деликатесах жирок отпустил, а ты смотри, живчик! А я не спеша пойду берегом, может, ещё кого подстрелю!
– Нельзя! – возмутился Макар. – Духи дали добычу, значит, уважают охотника. Дичь в лесу для того и живёт, чтоб человек кормился. Жадного они накажут, нельзя зверя бить, если столько не съешь!
Только слова отца Гаврилу не тронули, он их мимо ушей пропустил. Сейчас его больше всего другое тревожило – ночная охота на неведомого зверя, а не глупые наказы о дарах тайги и щедрости духов.
К ночи Макар добрался до наслега, привязал лодку и отправился прямиком в дом к Никону. У того трое старших сыновей уже взрослые, да и сам здоровьем не обижен, враз мясо стаскают. Постучал. Из дома оладьями пахнет, признак домашнего уюта и семейного достатка. Так раньше и у Макара в избе было, когда была жива его любимая. Не то, что сейчас, дом обветшал, табаком да сыростью пропитался. Никон сам двери отворил. Увидел на пороге старика, обрадовался:
– А, дедушка Макар! Входи, как раз на ужин заглянул!
– Я за помощью к тебе, а вот после можно и к столу. Там, в лодке, мясо, боюсь, собаки растащат. Мне-то с Гаврилой много не надо, а себе половину возьмешь, в ледник сложишь. Надолго твоему семейству хватит!
Свеженину всем гуртом вмиг перенесли. Плотно поужинав в гостях, засобирался старый домой, да в дверях столкнулся с братом Никона, Игнатом.
– Дед Макар, тебя бабушка просит подойти. Со вчерашнего дня худо ей стало, что-то бормочет непонятное, а сейчас вроде очнулась, позвала меня и говорит, ступай, мол, к Никону, и Макару передай, что надо сказать мне ему что-то важное.
Надо, так надо. Пошли к Игнату. Вошли. В доме запах тяжелый, спёртый. Потолки низкие. В углу комнаты, укрытая стареньким пледом, лежала старушка. У кровати закопченная лампа бросает тусклый свет на осунувшееся, почти безжизненное лицо бабки Авдотьи. Совсем сдала старая, последний раз здоровее выглядела, рассуждал Макар, тогда огонек жизни в глазах еще теплился, а сейчас глянь – подёрнутые пеленой зрачки да редкие седые волосы. Макар прошёл в комнату и присел на край кровати:
– Чего звала-то, бабка Авдотья?
Старуха жестом дала понять, чтобы он наклонился к ней, а когда почувствовала рядом дыхание, с трудом произнесла:
– Вот и мой час близок. Сто вёсен я встречала и провожала. Сыновей схоронила, всё несу эту ношу на своих плечах. Только теперь хочу тебе тайну открыть, почему ты охотник удачливый, почему духи тебя оберегают. Ты ведь и не ведал, что обряд по шаману твой отец проводил. Таково желание духа было. Только я тебя вот зачем звала – останови сына своего! Не дай ему… – Тут старуха зашлась сухим кашлем, застонала, словно что-то мешало ей говорить. В комнату вбежали родственники, склонились над больной. Макар вышел на улицу. Желтая луна выплыла из-за тучи. Сильное беспокойство вызвала недосказанная фраза Авдотьи. Что же она хотела сказать?
Едва скрылась из виду лодка, Гаврила засобирался. Уж и думать более ни о чём не мог, кроме как о том, как шкуру звериную в доме расстелет. Добрался до места, неподалёку от тропы наспех соорудил скрадок, устроился поудобнее и стал дожидаться, когда зверь сам в руки придёт. Сколько времени прошло, про то не ведал, а только как выглянула луна и осветила всё своим колдовским светом, услышал Гаврила странный звук, похожий на свист. Стал приглядываться. Глядь, бежит кто-то из лесу. Как ни напрягал зрение, так и не разглядел. А между тем, зверь к ручью спустился. Видимо, захотелось воды из холодного ручья напиться. Отхлебнул – и опять к лесу. Гаврила дождался, когда тот на ровное место переберется, и плавно нажал на крючок. Зверя подбросило. Закрутился он на месте, хвостом в агонии забил. Тут и достал его второй выстрел. Не испытал Гаврила удовлетворения от такой охоты, надеялся, что пестун выйдет, а тут добыча не больше лисицы. Не спеша он направился к трофею. Каково же было его удивление, когда его взору предстал расколотый на две половины истлевший человеческий череп, с длинными седыми волосами. Гаврила не верил своим глазам! Он был в полной растерянности. Выронив из рук ружьё, он медленно сел на землю и, обхватив голову руками, громко и протяжно завыл. Где-то совсем рядом прогремел выстрел и послышался звонкий лай Снежинки. Макар выбежал из темных кустов, едва переводя дыхание, молча посмотрел на сына, затем на его добычу и, потупив полный безысходности и отчаяния взгляд, беспомощно опустился рядом:
– Прости, сынок, опоздал я, пень старый!
Вскоре эта поездка забылась. Город, суета, работа отвлекли Гаврилу, и жизнь потекла своим чередом. Спустя полгода жена его стала на головные боли жаловаться. Сделали снимок – рак мозга. Недуг несчастную за два месяца «съел», растаяла на глазах сердечная, как свеча. Схоронили её. Сын из армии приезжал. Никита мать любил, потому сильно по ней убивался. Старого Макара хвороба свалила, потому и приехать с родственницей проститься не смог.
Осунулся Гаврила, нелюдим стал. А тут как нож в самое сердце – похоронка на Никиту. Надо ж такому случиться, осколком парню голову на учениях размозжило. Хоронили бедолагу в закрытом гробу. Макар, говорят, как узнал о смерти любимого внучка, задыхаться стал, тут его приступ и хватил.
Сказывали, будто после смерти отца стал Гаврила в село наведываться. Часами на могиле родителей просиживал, словно просил чего. А за несколько дней до смерти ходил он на Холодный ручей. Что он там делал, одному ему теперь известно. Только пришёл он ночью, бледный, бормотал что-то невнятное про заклятие, потом вдруг будто увидел чего, испугался, в дом заскочил и закрылся. Только туман поутру сошел – собаки вой на всё село подняли, учуяли, видать, как смертью из дома потянуло. Там его и нашли, царствие ему небесное! Схоронили Гаврилу рядом с родителями. Вот ведь судьба, как мечтал старый Макар, чтобы сын его рядом был, так оно и вышло.