Считаю, мне повезло. Большая удача, когда судьба посылает нам людей, которые по-настоящему становятся частью нашей жизни. Тем более, что этот удивительный человек – мой дед по маминой линии Сальник Степан Петрович.
Он является ярким примером поколения победителей, из рода служивых, государевых (от слова «государство») людей, без остатка отдавший свои знания и свое сердце родной стране – России.
Сальник Степан Петрович родился 3 мая 1916 года в деревне Чулатово, Новгород-Северского района Черниговской области. В годы Великой Отечественной войны служил на флоте. Воевал, был отмечен боевыми наградами. Но даже мне, флотскому офицеру, не рассказывал о своем боевом пути, не любил делиться фронтовыми воспоминаниями.
Закрытой темой была работа Степана Петровича после увольнения в запас. В семье знали только о его регулярных многомесячных командировках на Новую Землю.
Однажды дед попросил, чтобы я надел офицерскую форму и проводил его на Литейный, в Большой дом. Там ему в торжественной обстановке вручили медаль «Ветеран подразделения особого риска».
– Это за Новую Землю? Или, может, за «Кузькину мать»? - спросил я у деда.
– Для специалистов «Царь-бомба» – это изделие 602, - улыбнулся в ответ Степан Петрович.
Ответ деда убедил, что он хорошо осведомлен о термоядерной авиационной бомбе, разработанной в СССР в 1956—1961 годах.
Когда Сальник Степан Петрович в 1995 году ушел из жизни, проводить его пришло много людей. Там я узнал, что мой дед был не только выдающимся организатором производства, но и крупным ученым-химиком. «Дед, почему же ты при жизни не сказал, что школьные задачки по химии, над которыми я корпел часами, ты щелкал, как орехи, потому что был светилом в этой науке?» - помню, мелькнула тогда у меня мысль.
Для того, чтобы осознать масштаб личности Степана Петровича Сальника понадобилось немало времени. Но еще большее удивление вызвала неожиданная находка в ящике рабочего стола деда на даче. На дне его лежала тетрадь с записями, сделанными рукой Степана Петровича. Оказалось, это его воспоминания, а, скорее, впечатления от войны, что переживает 25-летний человек, столкнувшись с горем, лишениями, смертью и первой любовью.
Мы решили опубликовать некоторые записи из воспоминаний Сальника Степана Петровича.
ФЕВРАЛЬ – АПРЕЛЬ 1942г.
Мы ехали от Владимировки до Сталинграда по вновь проложенной ветке в вагонах, подаваемых к Сталинграду для отправки в тыл пленных немцев. Пассажирского сообщения здесь ещё не было, дорога только на днях вступила в строй, но товарные вагоны всё чаще и чаще шли на запад.
Февральский мороз постепенно давал о себе знать, тем более, что все мы были одеты не так уж чтобы тепло: обыкновенная флотская шинель, шапка, ботинки и, спасающее от 20-ти градусного мороза, нижнее тёплое бельё.
Прибыв на восточный берег Волги у Сталинграда (поезда через Волгу переправлялись только на паромах ввиду отсутствия железнодорожного моста), мы направились к вокзалу. Подразделению предстояло совершить 9-ти километровый пеший переход. Расстояние совсем маленькое, но если учесть, что у нас за спиной были "маленькие" флотские вещевые мешки, а в руках по одному-два чемодана, то каждому станет ясно, что и такое расстояние пройти не так уж легко.
На вокзале, мне впервые за прошедшие 8 месяцев войны бросились в глаза особые ужасы и страдания людей, порождённые войной. Весь вокзал был переполнен эвакуирующимися вглубь страны людьми. Но что означает слово "переполнен"? На вокзале не было ни единого свободного уголка, люди здесь же, на полу, и спали, и кушали, и беседовали и т.п. Если же была необходимость пройти из одного угла в другой, это значит, что 10-15 метров вы будете пробираться около часа.
В 9-10 утра раздаётся голос диктора из радиоузла вокзала: "Граждане пассажиры! Просим освободить залы для проведения уборки". Это повторяют несколько раз, но все продолжают сидеть на своих местах. Да и кому хочется выходить на улицу, где мороз ниже 20-ти градусов, а потом удастся ли попасть ещё в помещение?
Ни о какой санитарии уже не приходится и говорить, когда пассажиры проживают здесь на вокзале целыми неделями с надеждой сесть в вагон поезда восточного и южного направления, и продолжить свой эвакуационный путь.
Вот открывается касса. 10 счастливцев получили билеты, и вдруг касса закрывается, и появляется всем знакомое и в тоже время отвратительное объявление: "Билеты на поезд №.... все проданы".
Поезд подходит к вокзалу. Все устремляются на перрон. И в этом потоке одно желание - как уцелеть, уйти живым и невредимым.
Все двери вагонов закрыты. И не только с билетами без компаса не удаётся сесть, но и граждане с закомпостированными билетами оказываются перед лицом опасности - остаться здесь.
В первую очередь с вокзала отправляли команды военнослужащих. Нам, направляющимся на практику на корабли КВФ, выпало счастье выехать из Сталинграда на третий день после нашего туда приезда.
***
Канонерская лодка "Альфатер". Какое хорошее название. Как хорошо, что я попал на эту канлодку. Не обижались и те, которые попали стажироваться на "Ленин", "Красный Азербайджан" и др. Это было с особой силой подчёркнуто на последнем нашем собрании, посвящённом итогам полумесячной практики на кораблях КВФ. Каждый из курсантов почему то так восхвалял корабль, на котором стажировался, как восхваляют родной уголок, где родились, выросли и живут.
Море! Пусть это и не Балтика, и не Чёрное море, а только большое Каспийское озеро, но мы полюбили его. Полюбили не только потому, что море красивее всего. Нет. Полюбили его ещё и потому, что здесь люди совсем другие. Вот на "Альфатере" боцманом служит старый матрос, три шавро уже носит, ему уже больше 50 лет. Под воскресенье ему предлагают уволиться на берег на сутки. Но он, не пробыв и 8 часов, возвратился на корабль, в свой родной дом. "Здесь, - говорит он, - лучше".
А какое у всех желание - быстрее встретиться с врагом и громить его.
Служа на берегу, я не мог осмыслить и понять всей флотской жизни. Только теперь я начинаю понимать, что значит быть моряком на корабле, что значит морская дружба.
Я не пишу о том, чем на корабле каждый из курсантов занимался. Это знает каждый краснофлотец, служивший на корабле, ибо и мы на корабле были краснофлотцами.
А как радушно нас принял личный состав канлодок. Мы так быстро подружились, что по окончании практики, признаться по правде, не хотелось и расставаться. И только чувство того, что хотелось попасть в действующий флот, каждый из нас желал побыстрее получить звание командира и идти в бой на врага.
Корабли КВФ не стояли у стенки. Они всё время проводили в море, что было очень важно для нас, курсантов.
После курсов и присвоения командирского звания нам выдали предписание убыть для дальнейшего прохождения службы на Балтийский флот.
*
***
«ПЕСНЬ О ЛЮБВИ»
Наш путь в Ленинград пролегал через Саратов. Там я познакомился с 19-летней девушкой Леной. После просмотра «Песнь о любви» я, идя с Леной к ней на квартиру, не обращал внимания на ту ужасную апрельскую грязь, которая может быть, по моему, только в Саратове и нигде больше, и думал только об одном. «Вот мне уже скоро 26 лет. Я ещё не жил. Вернее эти годы прожил в большой нужде и в великом труде. Я не считался с тем, чтобы не поспать несколько ночей, только учиться и окончить институт – вот та основная мысль, которая не покидала меня несколько лет. Как всё изменилось. Война! Как хотелось после института отдохнуть, немного пожить настоящей жизнью. Ведь живёшь один раз. Ведь молодость так быстро проходит, что не все ею умеют воспользоваться.
И тем более это ощущаешь потому, что рядом с тобой идёт девушка, простая русская девушка. Как нежно она говорит, и это накладывает особый отпечаток на тебя.
Из угрюмого и малоподвижного ты становишься бодрым и весёлым, и ты забываешь про всё плохое и думаешь только о хорошем.
Давно рядом со мной не шла женщина! Как это хорошо.»
Все эти мысли переплетаются со словом «война» и тебе придаётся ещё большая ненависть к немцам-завоевателям, и скорее хочется раздавить их как насекомых.
АПРЕЛЬ-МАЙ 1942 г.
По пути, в Вологде, мы впервые на станции увидели ленинградцев, эвакуирующихся вглубь страны. Все они были или опухшими или настолько исхудавшими, что кажется совсем это не люди, а тени - только кости, обтянутые кожей.
Много встречается мёртвых, умерших в пути, в вагонах и на станциях.
Пассажирского сообщения от Вологды к Волховстрою не было. Единственный путь передвижения - товарные поезда, но сесть на них очень трудно. Обратились к военно-морскому диспетчеру по станции Вологда, и последний разрешил нам ехать в теплушке, предназначенной для команды, сопровождавшей груз в Волховстрой для КБФ.
Прибыв в Волховстрой, комендант вокзала объявил, что зимняя трасса на Ленинград закрыта, поэтому лучше вернуться обратно.
Нам обратно ехать некуда было, и решили ехать в Новую Ладогу в надежде на скорую навигацию.
Прибыв туда, мы получили от коменданта города разрешение на право проживания в городе сроком на 10 дней, где и жили на частной квартире.
28 апреля решили съездить в Волховстрой, но поездкой остались оба недовольны. В этот день (после уже нашего приезда) был большой налёт фашистских воздушных пиратов, которые причинили немалый ущерб городу (вокзал и много домов было разрушено), а также было порядочное количество жертв, в основном на вокзале.
Я впервые в жизни здесь увидел, как умирают люди.
Вот лежит десятка два обгоревших трупов, какие все они страшные. Рядом валяются останки людей.
А вот в противоположной стороне лежат неподвижные люди, как живые, румянец на лице у них почти как прежде, и только их мёртвая неподвижность и "стеклянные" глаза говорят, что это те, кому жизнь уже никогда не возвратить.
***
Прибыли в Ленинград, Финляндский вокзал был почти пуст. Как это странно после 1941г. Люди все такие же, которых встречал по пути из Вологды.
Весёлых или смеющихся я за 2 дня не встретил ни одного. Трамваи уже шли по 5 маршрутам. А какие разрушения! Улицы пусты также, как и вокзал.
А что здесь делалось летом 1941г. Что сделал проклятый немец с Ленинградом?
У 8 линии Васильевского острова по набережной лейтенанта Шмидта разговариваю с ленинградской девушкой, работающей на одном из заводов. Какая уверенность её в победе нашего правого дела! Как все ленинградцы работают на предприятиях! После этого разговора мне стало понятно, что ленинградцы не смеются потому, что их ненависть к немцам так велика, что затемняет всё остальное.
А вот иду по улице Чайковского. Навстречу нам еле движется мужчина, на вид лет 40. Увидев нас (с Александром) бодрыми и весёлыми, он, извиняясь, останавливает и просит закурить. "Приехали с Большой земли?" -спрашивает. "Да, -говорим, - папаша". "А я вот решил покинуть Ленинград и ехать на Большую землю, там всё же мне будет легче, а остаться здесь, выживу ли я?" Потом он начал рассказывать, что дочь его занимается в университете, с последним эвакуировалась в Приволжье. "Красавица дочь моя, - продолжает он, - а мать умерла, не дождавшись 1 апреля».
Долго мы ещё стояли и разговаривали, вдруг он нам говорит: "У меня хорошая квартира из 5 комнат. А какая обстановка! И всё это я бросаю. Если кто желает из Вас или оба, приходите и живите, а после войны мне так много не нужно будет."
Мы поблагодарили его за приглашение и сказали: "Некогда нам, папаша, теперь по квартирам жить, нужно воевать."
При расставании он убедительно просил нас заходить к нему.
***
Начальник командного отдела Флота принял нас сразу же после нашего прихода туда. Узнав с документов и опроса, что мы получили корабельную специальность, он сказал нам, что на корабли назначить Вас нет возможности в силу того, что туда командиры пока не требуются, поэтому придётся Вас временно прикомандировать в тыл Флота, где так много не заполнено штатных должностей.
В тыл Флота пришли на завтрак к 9 часам утра. В 10 нас принял военком тыла бригадный комиссар. После этого были у начальника отдела по специальности, который очень много рассказал о зиме 1941-42г.г.
В отделе нас встретили радушно, да и как же иначе – "пополнение".
Буквально с первого дня я усиленно взялся за работу, ложился спать не раньше 2-3 часов ночи. Только частые воздушные тревоги прерывали мою работу. А тревоги были почти каждую ночь, причём с 10-11 вечера до 5 утра.
Первые дни питания в столовой показались нормальными. Хлеба 600г, 25 г сахара, да и приварка ещё. Правда, на первое суп, что вода, а второе каши не больше столовой ложки. Кроме этого дополнительные свои запасы. Но вот проживши полмесяца, как то особо появилось желание кушать больше, но увы, этого нельзя, ибо нет.
Часто задавал себе вопрос: "А как же вообще жили на 300г хлеба, а гражданские на 125 - 150 г?"
И тогда, и, тем боле, сегодня не нахожу на него ответа. Только склоняю голову перед мужеством жителей блокадного Ленинграда. Как же им нужно было верить в нашу Победу, верить в жизнь…