Я не рвалась в преподавание с пелёнок. Меня не готовили, не настраивали и уж тем более не закаляли специально.
Когда я, после "Мерзляковки", поступила в консерваторию - а год был 1998-й - особенно часто обращала внимание на то, что сверстники-соученики включаются в подработку по школам. Эта тема была мне интересна с организационной стороны: а как они всё успевают? Финансовая выгода пробно-учительского предприятия всегда казалась сомнительной.
Даже не помню, какими судьбами я покатила-таки в славный окраинный район Очаково - по объявлению, обнаруженному в консерваторском общежитии. Требовался теоретик в ДМШ, в связи с уходом в декрет штатной сотрудницы. Будущей маме, Веронике, было, помнится, 26 лет - и да, мне (в мои тогдашние 19) она казалась исключительно хваткой, опытной, "тёртым калачом". Не без зависти я смотрела на её взаимодействие с учениками. Так начал просыпаться азарт.
Включиться пришлось посреди года, и подопечные - кое-кого я была совсем незначительно старше - приняли меня с явным подозрением. Лейтмотивом шли рассказки о Веронике Львовне, как она подавала материал и опрашивала. Постоянные сравнения, причём не в мою пользу, вскоре стали системно подбешивать. Когда же Вероника родила, наконец, сынишку, "эфир" с новой силой заполонили признания ей в любви.
Я старалась быть убедительной, основательно готовилась к урокам, даже в некотором роде запустила ради этого композиторскую учёбу. Разнообразила материал, внедряя свои экспедиционные записи фольклора. Как результат, на меня донесли школьной администрации, и впоследствии мне было велено неукоснительно придерживаться программы. Дружбы не складывалось, авторитета снискать не удалось. Продержалась я в той ДМШ два с лишним года.
С высоты прожитых лет, могу ответственно утверждать, что работала я тогда плохо. Не потому, что глупа и бесталанна - отнюдь нет. Просто возраст не подошёл, зрелость не наступила, учительствовать мне было элементарно рано. Сердце моё не забудет снисходительно-небрежного, а то и жалостливого отношения "полноформатных" коллег. Негатива осталось - хоть отбавляй. Школа вовремя для меня закрылась на капитальный ремонт, и удалось бескровно, тихо уволиться по собственному желанию. Кстати, интенсивно звали обратно: несмотря на личный дискомфорт, потенциал был замечен.
Потом была другая ДШИ, на Юго-Востоке, с именем, с традициями. Взяв паузу на раздумья, ваша автор таки сунулась повторно в сольфеджисты. Курс консерватории, как-никак, был уже пятый. Со времён первой попытки много воды утекло. Вторая сложилась вдохновенно: спустя пару месяцев после старта, мне довелось купаться в обожании учеников и их родителей. Волна была поймана, и на этой волне я всерьёз увлеклась планированием. Поняла и зафиксировала, что при значительной педнагрузке экспромты чреваты срывами и славой халтурщика. Сохранила склонность к тщательной подготовке по сей день.
Приглашённая в "Мерзляковку", я покидала вторую свою школу в атмосфере слёз. "Мы только научились верить в сказку - а сказка-то и кончилась..." - говорила на прощание одна обескураженная мама младшеклассника. Признаться, я тоже прониклась, и уж точно не хотела ничего ломать. Но на меня возложили надежды очень высоко: через шесть лет после окончания училища, я стала его преподавателем, была зачислена в штат. По разумной протекции, которая определила судьбу! И стукнуло мне 25... Я пришла не с пустыми руками - со значительным для такого возраста школьным стажем.
На первом же своём "мерзляковском" педсовете я услышала вплотную за спиной: "А кто эта девочка? Новенькая, теоретик? Ах да, наша выпускница, у неё ещё стипендия минкульта была..."
Долго, долго мне пришлось смиренно глотать резкие высказывания в свой адрес. А "старожилы" за словом в карман не лезли: иным из них молодость, определённо, встала поперёк горла. Моя работа регулярно приносила результаты, которые было трудно не заметить. Не обременённая тогда семьёй и патологически выносливая, я трудилась на совесть. Не растеряла кондиций и между декретами... Пересуды старших коллег постепенно меняли тональность. Не угнавшись за моим материнским графиком, сменили насовсем.
Порой задумываюсь: и когда же, наконец, удалось почувствовать себя полновесным педагогом? Ответ: после сорока, по окончании четвёртого, самого длинного моего отпуска. Жизнь диктует - последнего. Ушло безвозвратно блаженное ощущение мамы младенцев... Осталась средних лет Наталия Игоревна, которая исправно ходит на работу, которую слушаются и даже местами боготворят. Но - грустно.
Я рада-радёшенька, что шагнула в этот невнятный околовсяческий возраст специалистом и пахарем, с честной трудовой книжкой - той самой, где значатся две фамилии. Презирая сибаритство и размягчённость, к своим почти 43-м - отработала много лет, и всё потому, что рано познала учительство и не бросила, едва испробовав. Доказала свою стойкость тётушкам, ухмылявшимся некогда в мою сторону. Поборола их привычный цинизм.
А ведь начинать-то было очень, очень нервно. И я не исключаю, что такой некомфортный, стрессовый ранний штурм - залог дальнейших успехов и стабильности. Но нет, я не могу быть в этом абсолютно уверена.
Мне нравится, когда мои дети соприкасаются с одарёнными, харизматичными молодыми преподавателями. Одновременно, я могу оценить всю сложность положения юных в педагогике.
Стажем своим горжусь, но боли в душе на этой почве сохранила немало. Так уж оно есть.