Палачами не рождаются - их создает власть и сила. Палачами становятся от безнаказанности. Палач не более, чем высшая форма атеизма, - это, собственно, некий забугорный мыслитель Иммануил Кант сообщил, размышляя насчет моральных и аморальных принципов. Вероятно, этот просветитель считал, что коли уж он забугорный, то ему все дозволено. Но держава наложила свою волосатую руку на его историческую родину и о размышлениях Канта ускоренно забыли. Чтоб головы не морочил.
Но не забыли про Достоевского, который считал, что "атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестаёт быть русским”, который эту сентенцию в своем романе "Бесы" транслировал. Роман, конечно, пророческий (в державе все, даже случайно написанное, становится пророческим), но Достоевский и представить себе не мог, что большевики в нужный им момент попытаются использовать эту цитату с пользой для себя. Не понимал, бедолага, что цитата - всего лишь способ манипуляции, агитации и пропаганды.
Поскольку с палачами все понятно и глубоко омерзительно, то будем считать их большими бесами. А стукачей - мелкими бесами и недотыкомками (насчет этого великий мастер слова от "серебряного века" Федор Сологуб дивно и образно прошелся). Такая вот нынешняя державная "Муму": можно всех топить и молчать, а можно не молчать, а стучать, но тоже всех топить. Свобода выбора.
Чтобы добиться, чтобы подобная схема работала, большевики всего лишь навсего отменили частную собственность. А пресловутая частная собственность -это фундамент человеческого достоинства. Без частной собственности человек превращается в бесстыдную голозадую обезьяну. На эту обезьяну можно всяческие таблички или другие причиндалы вешать да приклеивать, но сущность остается прежней. Единственную частную собственность, которую большевики не сумели отменить, - присущую человеку способность мыслить. Этим человека Бог наградил. Покуда умеешь 2+2 складывать - остаешься человеком. Но не будем о грустном.
Фактическое отсутствие реальной частной собственности, унавоженное культивируемым атеизмом, создало уникальную общность, паразитирующую на стукачестве. Стукачество гордо называлось лояльностью. Впрочем, как в древние времена мудрствовал посконный русский народ, "хоть горшком назови, лишь в ГУЛАГ не сажай". Нелояльных туда и отправляли.
При этом прогресс большевистской регрессии, как ни странно, продвигался за счет выхолощенной элиты, причем элиты "олдскульной", созданной на традициях имперских времен или на останках этих традиций. Насколько таковые традиции были богаты и плодотворны, можно судить по реальным научным, культурным и техническим достижениям. Развитие шло на почве ностальгии. Но в любом случае, "часто оглядываясь взад, рискуешь увидеть лишь собственную задницу". Что и случилось. Таковы законы паразитизма.
При этом паразитизм благосклонно именовался патернализмом, прикрытый лозунгами "заботы о народе". У народа не было необходимости озаботиться собой самостоятельно, поскольку заботой о народе занималась партия, "сила народная". А у "силы народной", тех самых "семи нянек", как известно, "дитя без глаза". Точнее, с глазами, упертыми в ТВ. До определенного времени этого было достаточно. Страдающие патернализмом старательно мочились в пеленки, скроенные из портянок "нянек".
У любого материала есть свой запас прочности. Бахвальство насчет того, что "природные ресурсы масштабны и нескончаемы" на самом деле малоубедительно. Шестая часть мировой суши, доставшаяся державе в наследство после разрушенной империи, на самом деле богата и многогранна.
Настолько богата, сколько и положено быть богатой шестой части мировой суши. Не сверхмерно и не чрезвычайно, не так, чтоб испокон веку жрать и не нажраться, утробно чавкая. Но ресурсами нужно рачительно пользоваться. Распродажа сырья крайне чревата и сулит лишь несистемные прибыли. Изобилием и благоуханием не грозит. Особенно при малоубедительных человеческих ресурсах.
А у ресурсов людских культивировалось заурядное воровство. По системе "все вокруг колхозное". Для особо зарвавшихся, напомню, существовала борьба с хищениями социалистической собственности, но на культивировании повального воровства это не сказывалось. Тем более, что большевики изначально пришли к власти с демагогией "грабь награбленное!".
Кстати, за счет этого "награбленного" впоследствии прошла легендарная "сталинская индустриализация": зловредные капиталисты неумолимо поставляли в страну станки и целые цеха в обмен на зерно, сокровища царской казны, меха и другие реквизируемые у хозяев ценности. Обеспечивали державу специалистами и проектами. У знаменитого "Уралмаша" своими были только бараки. Но это уже об эстетике производства, хотя о производстве уже можно и забыть. Не прижилось.
Зато культ воровства прижился - занятие это для большевиков изначально было социально-близким, а в эпоху стукачей и палачей развилось и укоренилось. Воровали все, что плохо лежало, и все, что незазорно было украсть. Даже навоз воровали. При этом определенный процент в общем-то высоколояльного населения страдал за воровство чисто ради отчетности - отсидки за мешок рассыпанного на дороге комбикорма или за три пуда в азарте выловленных в озере сетями лещей были нормальным явлением. А народ осужденных осуждал лишь за то, что попались.
В державе дозволялось жить. В державе дозволялось исполнять свой гражданский долг. Разрешалось плодиться и размножаться. Иногда жрать от пуза. А ничего другого многим и не хотелось. Тем более, что державе другого не требовалось. Державе своего хватало.
А было ли это "свое" истинно своим, было ли это "свое" злом или добром - никого не волновало. Если кто-то сомневался, то для этого стукачи и палачи наличествовали в изобилии. Опора и оплот державы.
- Как ни странно, но не могу остановить свой словесный понос насчет стукачей и палачей. Поэтому подписывайтесь на мой канал и ждите продолжения. Рад стараться!