11 мая исполняется ровно 25 лет с того дня, когда сильнейший к тому времени шахматист планеты Гарри Каспаров проиграл шахматный матч из шести партий суперкомпьютеру Deep Blue. Победа «Глубокой печали» – так в литературном переводе означало название детища IBМ, стала началом новой эпохи в шахматах…
Популярный журнал «Огонёк» посвятил поражению человека машине специальную подборку материалов под заголовком «Мат ХХ веку». Там в числе других публикаций была напечатана и статья самого Гарри Каспарова, судя по содержанию, написанные до этого события. Он рассказал в ней, как началось его знакомство с компьютером, изложил весьма собственный взгляд на компьютерные шахматы и поделился прогнозами относительно дальнейшего развития искусственного интеллекта.
Предлагаю вам перечитать эту статью и мысленно перенестись в 1997 год. После этого у нас с вами появится возможность сравнить, какие из прогнозов Гарри Каспарова свершились, а какие нет. К примеру, его предположение о том, что компьютер сможет победить чемпиона мира по шахматам только лишь к 2005 году, не сбылось…
Гарри КАСПАРОВ: «Мускулы Эйнштейна»
Ещё пару лет назад я бы только рассмеялся, если бы меня спросили, обладают ли компьютеры интеллектом. Эти негибкие аппараты, которые так легко перехитрить, умели только быстро и помногу считать. Но интеллект?
Компьютеры были не в состоянии даже заметить очевидное сходство позиций. Вместо того они просчитывали каждую позицию заново – со всеми её миллионами возможностей. Это не интеллект.
Теперь я далеко не так уверен. Матч против компьютерного монстра Dеер Blue в феврале 1996 года в Филадельфии заставил меня вновь задуматься над этим вопросом. Были моменты, когда у меня появлялось ощущение, что эти ящики, возможно, куда ближе к интеллекту, чем нам хочется думать.
В Лондоне, в 1983 году, я впервые воспринял компьютер всерьёз. За победу в турнире одновременной игры я получил в качестве приза компьютер Асоrn. Эта штука выглядела как телевизор с клавиатурой от пишущей машинки. Если бы мне тогда кто-то сказал, что через несколько лет каждый шахматный «профи» станет возить с собой в багаже такую машину, я бы подумал: он бредит.
Дома, в Баку, мои аппарат, который я с трудом протащил через границу, стал сенсацией. Правда, мы с друзьями только играли на нём, мы не имели понятия, зачем он ещё нужен. Моя любимая игра называлась «Хоппер». Там нужно перевести лягушку через улицу с очень сильным движением. Один мой болельщик из маленькой деревушки под Гамбургом прислал мне «Хоппера» на дискете в Азербайджан. Скоро меня уже никто не мог обыграть. Вероятно, я был лучшим игроком в «Хоппер» в Советском Союзе.
По приглашению журнала «Шпигель» в 1985 году я приехал в Гамбург. Принимающая сторона предложила на выбор: поездка по городу или прогулка в порт. Но я хотел только в Холленштедт. «Там нет ничего!» – говорили мне журналисты из «Шпигеля». «Ну как же, – отвечаю, – там у меня есть друг». Это был компьютерщик по имени Фредерик Фридель. Мы разговаривали допоздна. Он мне рассказал, какая гигантская память у компьютера и на что он способен. У меня сложилось впечатление, что компьютеры могли бы изменить шахматы, как книгопечатание. Они могли бы демократизировать игру, за пару марок каждый желающий во всём мире мог бы получить всю мыслимую информацию. И я смог бы получить неоценимую помощь: замечательного ассистента – электронный мозг с его идеальной памятью.
Перед тем как проститься, мне захотелось продемонстрировать, как я играю в «Хоппер». И я похвастался своим рекордом – 16 000 пунктов. Фридель спросил: не приму ли я вызов на бой? «Ясное дело, – сказал я. – Кто играет? Ты?» Он мотнул головой. «Твоя жена?» Снова ответ отрицательный. И он указывает на карапуза лет трёх от роду, который сидел у него на коленках и еле-еле умел лепетать пару слов.
Я хотел отказаться, но карапуз уже стоял за компьютером. Он моментально набрал 25 000 очков, чем и подвиг меня на первое моё политическое деяние: едва вернувшись в Москву, я стал нажимать на функционеров, чтобы они оснастили школы компьютерами. А иначе наше технологическое отставание скоро уже невозможно будет преодолеть.
«Я хочу получить банк данных», – сказал я Фриделю. Дело в том, что тогда у нас, шахматистов, была большая проблема – тяжеленный багаж. Я путешествовал с тремя огромными чемоданами и одним крошечным. В маленький я запихивал свой гардероб, а в больших помещалась шахматная литература. Мой номер в отеле всегда выглядел жутко: я сидел со своими секундантами в окружении гор из книг. «Где у нас был тот вариант?..» – говорил я, и кто-нибудь быстро начинал листать. Позже он выныривал из бумажного моря и с видом триумфатора кричал: «Я нашёл!..» Ну а я уже, конечно, к тому моменту думал совсем о другом. Только романтики могут вздыхать о тех временах, но тогда нам казалось, что всё нормально.
В 1989 году я хотел взять реванш у гамбургской команды из бундеслиги. У меня практически не было партий для подготовки, и поэтому двумя годами раньше я позорно проиграл восемь партий этим гамбуржцам на турнире одновременной игры. Фридель уже стал моим компьютерным секундантом. Он сел к компьютеру и сказал, что сейчас отыщет все партии этих ганзейцев для разбора. «О'кей, – говорю, – я пойду тогда кофе пить». По моему опыту, поиски должны были занять несколько часов. А Фрилель и говорит: «Компьютер нашёл 192 партии. Хочешь сейчас посмотреть?»
Это было непостижимо. Через несколько часов я уже знал о своих противниках больше, чем если бы для меня работал целый штаб. Я победил гамбургскую команду со счётом 7:1. Впервые я смог с помощью компьютера оптимально использовать свои возможности. А потом Фридель мне помогал с банком данных «Chessbase» (который непрерывно возрастал) победить и французскую и немецкую национальные сборные, и в 1990-м, когда я защищал свой титул в матче с Анатолием Карповым. Я тренировался с такой эффективностью, как никогда. Конструкторы встроили мне личную клавишу «Garri-Taste», нажмёшь – и ходы бегут по экрану так быстро, что за час я могу просматривать до ста партий.
Компьютер был превосходным ассистентом, но в роли противника я не мог себе этот ящик представить. В своей биографии «Политическая партия» ещё в 1987 году я написал, что поверю в победу компьютера над гроссмейстером, только если он сочинит симфонию или хотя бы выдаст хорошую шутку. Впрочем, до этого, вероятно, никогда не дойдёт. Потому что, по всей вероятности‚ есть принципиальная грань, за которую машина перешагнуть не может, даже та, что очень быстро считает...
Люди могут узнавать позиции, усматривать аналогии, предугадывать намерения, черпать из опыта. Они обладают осторожностью, агрессивностью и волей к победе. Пусть шахматы – логико-математическая игра, которая ведётся левой половиной мозга. Однако игроки экстра-масса используют так же часто и правую половину, чтобы распознавать множество образцов и устанавливать новые взаимосвязи.
Но прежде всего люди располагают чудесной способностью предчувствовать. Легендарные советские шахматисты Михаил Таль и Михаил Ботвинник рассказывали о моментах, когда они внезапно решались сделать совсем другой ход, потому что ловили какой-то странный взгляд противника. Компьютеры не могут предчувствовать‚ они никогда не вторгаются в неизведанное, они движутся только между «да» и «нет», между чёрным и белым, нулём и единицей. Они должны перекопать бесчисленное множество разного мусора, чтобы найти самый банальный ход.
И всё же мои сомнения возрастали. Это было в 1990 году, когда мне компьютер объявил, что я получу мат в эндшпиле на 76-м ходу. «Чушь!» – подумал я и просмотрел первые сорок ходов. Я остался при своём мнении: полная чушь. Но машина оказалась права. Она наткнулась на вариант, которого человек ни за что не нашёл бы.
Это была фантастика. Я почувствовал её величие, достоинство и превосходство. Прежде я никогда не ощущал ничего подобного в отношении компьютера и представить себе не мог. На какой-то момент я увидел Бога.
Ещё более весомые сомнения в превосходстве человеческой расы за шахматной доской возникли у меня в прошлом году при матче против Dеер Вluе. В первой же партии (которую я ему, кстати, и проиграл) он поставил пешку на поле, где я просто мог её взять, причём он не получал от этого никакого явного преимущества. А компьютеры всегда играют ради материального преимущества. Если ход обещает преимущество в одну тысячную пешки, компьютер его обязательно делает, даже если другой ход и был бы стратегически куда более ценным. С предпосылкой получить материальное преимущество он и перебирает все двадцать миллионов позиций в секунду. И именно тут его можно разбить. Стоит только подбросить ему чуть модифицированные ходы, которые отсутствуют в его библиотеке, как он начинает считать, пока не свихнётся. И я думал, что понял эту «компьютерную страстишку». И вот этот ход меня выбил из колеи.
Такие ходы до сих пор оставались прерогативой людей. Я бы, может, и сам такой ход сделал, потому что он сулил несметные преимущества, хотя и стоил потери пешки. Он одним ударом разрушал структуру моих пешек и вскрывал доску. И мой король оставался без защиты посреди одиночных пешек – чудный ход. И я впервые почуял: да, там, на другой стороне, буквально запахло интеллектом.
Позже я узнал всю правду. У этой машины такая огромная мощность, что она знала: этот ход оправдает себя много позже. Стало быть, тот же самый ход, который человек мог только почувствовать, машина смогла проработать.
Она высчитала себе интуицию. Как если бы Арнольд Шварценеггер смог просто силой своих мышц приблизиться к духу Альберта Эйнштейна. Кажется, начиная с определённого пункта, как минимум в шахматах, необъятное количество начинает переходить в качество.
У такого сверхсчётчика, как Dеер Вluе, я всё же вижу некую форму интеллекта – сумасшедшего, неэффективного и негибкого. Тем не менее машина приходит к такому же результату, как и человек.
Похоже, что машины вынашивают планы, у них появляются очень творческие идеи, иногда возникает чувство, что они хотят тебя перехитрить или получают явное наслаждение от позиции. Подчас я воображаю, что они смеются.
Таким образом, мы со своим экспериментом «Человек против машины» зашли, вероятно, дальше, чем многие фрустрированные исследователи, которые уже много лет обещают и пытаются сконструировать искусственный интеллект – и всё понапрасну. Теперь я уже пересмотрел своё предыдущее предсказание о том, что машина сможет победить чемпиона мира только в 2010 году.
Я думаю, это может случиться и в 2005-м. Чувствительные натуры пусть пугаются при мысли о том, что машины способны думать. За этим стоит первобытный страх потерять уникальность человека. В конце концов, наш мозг – это последняя монополия, которая возвышает нас над остальными живыми существами.
Я же вижу скорее огромные шансы, и прежде всего в шахматах. Если мы в будущем станем играть партии, при которых игроку будет разрешено пользоваться компьютером, мы прорвёмся в совершенно новое измерение. Мы, наконец, сможем проверять на компьютере те ходы, которые нам представляются гениальными, но слишком рискованными. Тончайшее творчество в сочетании с грубой мощью просчитывания, дополняя друг друга, могут вылиться в новый вид получения информации.
Возможно, мы резким рывком поднимемся на уровень свыше 3000 пунктов ELO, в тот регион, куда эта игра ещё никогда не проникала. Могут возникнуть уникальные партии, которым я гарантирую почти совершенство. Человеческий и электронный мозг могут дополнить друг друга и выйти на новое качество интеллекта, того самого интеллекта, который, возможно, только и будет достоин своего названия.
Журнал «ОГОНЁК» №20, май 1997 г.
P.S. Интересно было бы узнать ваше мнение по статье Гарри Каспарова. Шахматистов старших поколений прошу вспомнить, как вы тогда восприняли поражение тринадцатого чемпиона мира компьютеру. А также рассказать о том, какое будущее шахмат представляли лично вы и что из этого сбылось...
Предыдущие публикации канала «64 ФАНАТА ШАХМАТ» по этой теме:
«Гарри КАСПАРОВ: шахматист, выигравший первую в истории чемпионатов мира партию по новинке движка»
«Первая в истории первенств мира партия, которую чемпион выиграл, воспользовавшись новинкой движка»
«В конце 80-х Гарри КАСПАРОВ был убеждён, что ЭВМ никогда не сможет обыгрывать человека в шахматы»
«Первая в истории шахмат партия, выигранная суперкомпьютером у чемпиона мира Гарри КАСПАРОВА в «классике».
«6-я партия матча-реванша КАСПАРОВ – Deep Blue, ставшая настоящим шоком для всех любителей шахмат»
«Шокирующее поражение чемпиона мира Гарри КАСПАРОВА суперкомпьютеру Deep Blue в 19 ходов!»