Алан сидит, вальяжно откинувшись на спинку стула. Рубашка расстегнута на несколько пуговиц, приоткрывая часть татуировки. Раньше я любила обводить пальцами этот рисунок… и Алан любил.
Казалось, должно быть.
— Здравствуй.
— Садись, Арина, — кивает Алан. – Поговорим?
— Думала, ты меня для другого позвал, — присаживаюсь на край стула, и внутренне морщусь – на испуганную школьницу похожа. Усилием воли заставляю себя расслабиться, или хоть казаться таковой, и тоже прислоняюсь к спинке стула.
— Успеется.
— Хорошо, — пожимаю плечами, и окидываю стол ироничным взглядом: — Алан, только не говори, что ты обеднел! Если зовешь даму в ресторан, так хоть салат закажи.
— Позже закажешь, что хочешь, меркантильная моя, — вздыхает Алан, и резко поднимается со стула. Заходит мне за спину, и я хочу развернуться к нему, но сильная рука ложится на мою шею, останавливая: — Сиди спокойно.
Как можно сидеть спокойно, когда за твоей спиной опасность? Это как дикого зверя оставить не в поле своего внимания – того и гляди в шею вцепится острыми как лезвия клыками.
Алан совсем близко. Кожа моя электризуется, того и гляди заискрит от волнения. Плечи напряжены, сбежать хочется со страшной силой – что у него на уме? По шее скользит что-то холодное, и я подпрыгиваю – он прирезать меня вздумал?
— Расслабься, мелкая. Подарок, — смеется Алан, и возвращается к столу.
Садится, оглядывает меня самодовольным взглядом, и я опускаю голову. И правда, подарок – колье. Тяжелое, дорогое, массивное – излишне массивное для моей шеи – но безумно красивое. Серебряные или платиновые – в темноте не разобрать – нити перевиты со снежинками, украшенными крохотными сапфирами.
Дочке бы понравилось. Да и мне, в общем-то…
— Зачем? Мне не нужны подарки, — говорю я.
— Ну так выкинь, — отмахивается Алан. – На ближайшие три месяца ты моя, и за это я привык платить.
Сжимаю ладони в кулаки… расцарапать бы ему лицо за такие слова! Платить он привык, тьфу. Первая мысль – сорвать его «плату», и швырнуть к ногам, но Алан лишь рассмеется на подобное. Глупый, детский поступок.
Да и пригодятся мне деньги после развода, как ни крути. По-хорошему Костя меня не отпустит, и уходить придется с тем, с чем пришла – с дочкой. Без гроша в кармане, без образования – курсы флористики и икебаны вряд ли помогут мне заработать.
Нет уж, если Алан платит – я эту плату возьму, раз уж не озаботилась тем, как мне самой содержать дочь после возможного развода.
— О чем ты хотел поговорить? – интересуюсь я, взяв себя в руки.
— Спросить хотел, — Алан наливает нам по бокалу вина, и придвигает один из них ко мне, хотя знает – не притронусь. – Зачем я был тебе нужен – тогда, в школе. Рядом крутился Костя, который бегал за тобой как собачонка. А ты со мной была. Почему?
— Разве это не очевидно? – отвечаю я вопросом на вопрос.
Тяжело говорить о любви, пусть и о любви былой.
— Цену набивала себе? – «угадывает» Алан. – Или меня жалела? А может, и то, и другое?
— Ты сбрендил.
— Что, не жалела меня, разве? – удивляется мужчина, и я опускаю глаза.
Жалела, конечно. Многие женщины такие: любят не тех мужчин, и жалеют тех, кого эта жалость оскорбляет. Алан всегда презирал это чувство – с детства. Его жалели сердобольные пожилые соседки, дарившие ему поношенную одежду. Подкармливали иногда, если сами могли себе это позволить – и Алан через силу принимал такие подношения.
Не принимал бы – не выжил.
— Жалела, значит, — глухим от ярости голосом произносит Алан, и я ежусь от этого стылого холода. – Вот и раскрыта загадка. А я все думал, что ты ко мне прилепилась тогда… теперь ясно.
— Знаешь, — начинаю я злиться, — я не люблю, когда в прошлом ищут поводы для обид в настоящем. Да, жалела, и что? Это повод, чтобы свою совесть отчистить, если она у тебя есть?
— О чем ты? – подается Алан вперед. – Меня совесть не грызет, так как я ни в чем перед тобой не виноват.
Ну все! Не виноват… выставил меня на улицу, отбросив наши общие пятнадцать лет – и не виноват.
— Какого дьявола тебе нужно от меня? – злюсь я, мечтая выплеснуть на Алана все обиды, накопившиеся за эти годы.
— Сама знаешь, не маленькая.
Он медленно оглядывает меня снизу-вверх, и кожа горит от взгляда Алана, проникающего сквозь неприметную одежду. Смотрит на мои губы, и я нервно прикусываю их, заставляя темнеть грозовые глаза Алана.
— Давай уже покончим с этим! – выпаливаю я, и подхожу к мужчине вплотную. – Хочешь – бери, что хочешь делай! Три месяца я потерплю.
— Потерпишь, значит? Ты и тогда лишь терпела меня? – бьет он своими словами наотмашь. – Вышла за это ничтожество, ребенка родила, выкинув меня из своей жизни! Чего ты еще ждала, возвращаясь в Россию?
«Знал бы ты, кому я родила ребенка, — думаю я горько, вспоминая дочь. – Но лучше тебе не узнать этого никогда!»
— Говори, что делать, Алан, — повторяю я, и Алан поднимается со стула.
Возвышается надо мной – такой чужой и такой родной. Обхватывает мою шею рукой, поглаживает большим пальцем чувствительную кожу. А мне перестает хватать воздуха – кажется, что сейчас уупаду – слишком давно он меня касался.
— Сейчас, Арина, ты меня поцелуешь. Для начала, — Алан смотрит своим гипнотическим взглядом. – А затем опустишься на колени.
ЧИТАЕМ ПОЛНОСТЬЮ НА БУКРИВЕР
Буду рада вашим лайкам, подпискам и комментариям, если статья понравилась=)