Название «военная спецоперация» в отношении нынешних событий на Украине неточное, поскольку она имеет для России не только и не столько военно-технический аспект, но и экономический, социально-психологический, внешнеполитический и внутриполитические аспекты. Отметим при этом, что спецоперация на Украине намного сложнее по разнообразию задач и используемому инструментарию как т.н. «пятидневной» войны в Грузии в августе 20008 года, так и длящейся с сентября 2015 года военной операции в Сирии. Эти две операции вполне можно назвать успешными, поскольку в их ходе произошел устойчивый перелом ситуации в пользу России и затраты за достижение этого результата не производят впечатления явно чрезмерных. Произойдет ли то же самое на территории Украины – это пока очень даже не ясно: можно лишь рассуждать о динамике баланса предпосылок к успеху и предпосылок к провалу. Но интегральный итог этого баланса в первом приближении можно будет подвести лишь к концу 2022 года (хоть Зеленский и разглагольствует о готовности Украины воевать с Россией еще 10 лет – балабол он и есть балабол).
В этом цикле статей (начиная с третьей части) я попытаюсь оценить изменения соотношения предпосылок к успеху и предпосылок к провалу спецоперации по этапам ее развития, вовсе не обязательно совпадающими с официально заявленными Россией "фазами". Пока же предварительные суждения, касающиеся аспекта рациональных для экономики России масштабов "территории под российским контролем".
Есть понятие «пирровой победа» как победы, которая в стратегическом итоге оказалась менее выгодной оперативно-тактическим победителям, чем оперативно-тактически проигравшей стороне (классический пример – успехи немецко-фашистских войск на советской территории летом 1941 года). Страна может проиграть военный аспект противостояния, но при этом в конечном итоге через одно-два поколение очевидно выиграть сопоставление с былым военным победителем в технологическом и социально-экономическом плане (примеры тому в XX веке – ФРГ вкупе с Австрией, Япония, Финляндия). Обыватель обычно меряет успехи (неудачи) в войне по объему отбитой у противника (уступленной противнику) территории, но на самом деле все гораздо сложнее хотя бы потому, что победа может заложить основы будущего поражения и наоборот.
Однако вернемся к оценке баланса предпосылок к успеху России в цепи событий, начавшихся 28 февраля 2022 года. Сразу оговорюсь, что тут есть методологическая трудность, заключающая в том, что на публичном уровне неизвестен территориальный масштаб цели российской стороны в развале нынешней конфигурации украинских регионов. Если речь о тотальной денацификации всей территории Украины и силовом подавлении социально-психологической базы украинского нацизма, то эта задача технологически не может быть решена без применения методов геноцида по образцу гитлеровской Германии. В такой постановке шансы России на успех равны нулю, потому что захватить территорию – одно дело, и совсем другое дело - удержать ее в повиновении исторически продолжительное время.
Если Кремлем ставится локальная задача усечения территории Украины за счет раздвижения ДНР и ЛНР до границ соответственно Донецкой и Луганской областей, то тут шансы на достижение цели к осени 2022 года выглядят вполне реалистичными. Похоже на то, что Россия не собирается оставлять после спецоперации Украине выходов к Азовскому морю и контроль за территорией сухопутного коридора в Приазовье от ДНР к Крыму (проект третьей пророссийской прокси-республики с центром в Херсоне пока находится в зачаточном состоянии). Судя по всему, Россия заинтересована по итогам спецоперации в «параде суверенитетов», разваливающих «единую и неделимую» Украину – в виде становления ориентированных на российский рынок 3-4-5 прокси-республик (считая с уже существующими ДНР и ЛНР, причем вовсе не обязано в административных границах нынешних украинских регионов), а также глубокой федерализации территории Украины, оставшейся после отделения прокси-республик.
Но, судя по численности задействованных войск, задача отобрать у Украины всю территорию явно не стоит. Перспективы взятия российскими войсками под свой оперативный контроль коридора Херсон-Тирасполь (с превращением Одесского региона в анклав для Украины), видимо, прояснятся в течение мая. Перспективы взятия российскими войсками под контроль Киева, Харькова, Одессы, Днепра, Запорожья, Кривого Рога для создания прокси-республик чреваты неадекватно большими потерями по ходу спецоперации и восстановительными затратами после нее (эта овчинка выделки не стоит).
В любом случае понятно, что прокси-республики придется брать на дотации и Россия не заинтересована, чтобы в них было слишком уж много населения, требующего экономического вспоможения российского бюджета. Скорее всего, по образцу Крыма будет поощряться миграция нелояльной России части местного населения в остатки Украины (или еще дальше в Европу – и это не менее эффективное направление денацификации, чем перемалывание российскими войсками украинских нацбатов).
Контроль над территориями сухопутных коридоров «Донецк-Крым» и «Крым-Тирасполь» для России стратегически важны для интегрирования в рублевую зону. Во всяком случае более важны, чем остальные земли Украины. Потому что всю территорию нынешней Украины Россия даже если формально и «проглотит», то все равно не сможет «переварить» под свой менталитет хотя бы с втрое меньшими темпами, которые наблюдались после присоединения Крыма. Тем больше Россия попытается отхватить от Украины по результатам спецоперации "неперевариваемой" территории в прокси-республики, тем проблематичнее перспективы успеха.
Граница между потенциально лояльной Россией территорией и территорией, на которой в обозримой перспективе невозможно добиться лояльности, проходит вовсе не по линии доминирования в быту русского языка, суржика или украинского языка. Тут в конечном счете все будет решать фактор ориентации конкретных регионов преимущественно на российский, западный или внутренний рынок. Потому что «война войной, а обед должен быть по расписанию»... Продолжение