Если вы хотите стать лидером, уверенным в своих глубинных ценностях и своей роли во Вселенной, идите в бизнес-школу. По крайней мере, так утверждают бизнес-школы. В последние годы они рекламируют себя как места, где студенты учатся оставаться "верными своей миссии" и проходят "действительно меняющий жизнь опыт", который ценит "здоровье, счастье и цель", а также "подлинность и новую страсть".
Маркетинговые команды всех высших учебных заведений любят квазидуховные слоганы, поэтому, возможно, несправедливо придираться к бизнес-школам. Но в мире M.B.A. последние, задыхающиеся версии этих лозунгов сигнализируют о большем, чем общее американское призвание делать деньги и жить лучшей жизнью сейчас. Примечательно вот что: После десятилетий акцента на финансовых рынках и доходах акционеров бизнес-школы пытаются взяться за более глубокие философские проблемы - включая, возможно, предварительные вопросы о средствах и целях самого капитализма.
За последние несколько лет интерес студентов к социальному влиянию бизнеса резко возрос. Еще до пандемии бизнес-школы предлагали инициативы и программы с такими названиями, как "Сознательный капитализм" и "Устойчивый бизнес", в соответствии с растущим интересом инвесторов к "экологическим, социальным и правительственным" соображениям.
"Наблюдается некоторое ослабление пылкой любви к капитализму, основанному на принципах laissez-faire. Об этом ведутся здоровые разговоры", - говорит Брайан Лоури, профессор Стэнфордской высшей школы бизнеса, где он недавно читал курс "Переосмысление работы после Ковида".
Такие разговоры отражают давние сомнения в том, для чего именно нужны бизнес-школы. Является ли их целью подготовка менеджеров общего профиля как профессионального класса с общим сводом знаний, подобно юристам или врачам? Или они должны предоставлять целевые программы, предлагающие технические навыки? Являются ли они своего рода школой божественности для светских капиталистов, где студенты определяют свое истинное призвание? Современные бизнес-школы пытаются выполнить все эти задачи одновременно - но трудно обучать узким, прикладным навыкам и одновременно поощрять студентов к борьбе с гигантскими, неоднозначными вопросами о высших ценностях и иерархии власти.
Нынешний всплеск интереса к более глубоким вопросам не нов, а скорее является возвращением к первоначальным целям первых современных бизнес-школ. Целью Школы бизнеса Така, основанной в 1900 году в Дартмутском колледже, было воспитание "сначала человека, а потом бизнесмена". На церемонии открытия нового кампуса Гарвардской школы бизнеса в 1927 году один из выступавших заявил, что "служители нашего бизнеса, как и служители наших церквей, должны осознавать свою ответственность". Он подчеркнул необходимость того, чтобы бизнесмены получили разностороннее образование, стали "людьми, обладающими не только широким кругозором в области истории, политики и экономики, но и моральной и религиозной подготовкой, которая способствует развитию характера".
Тогда, как и сейчас, эти грандиозные заявления отражали смесь искренней убежденности и желания убедить скептиков в том, что обучение студентов зарабатывать больше денег также может быть настоящим интеллектуальным предприятием.
Историки бизнес-образования проследили подъем и падение этого идеала "исполнительного директора как просвещенного корпоративного государственного деятеля", как выразился гарвардский социолог Ракеш Хурана в своей книге "От высоких целей к наемным рукам". Вера в то, что менеджеры могут - и должны - обладать дальновидностью и чувством общественной ответственности, рухнула во время экономических кризисов 1970-х годов. Корпоративные модели, возникшие на обломках, переосмыслили руководителей - и начинающих менеджеров в бизнес-школах - в первую очередь как агентов акционеров, обязанных прежде всего служить рыночной цене акций или оценке стоимости частных акций.
Такой образ мышления подтолкнул бизнес-школы к обучению менеджеров максимизации акционерной стоимости на основе квартальных доходов, подобно тому, как начальник команды NASCAR обучается управлять пит-командой, чтобы вернуть машину на трассу как можно быстрее и эффективнее. Это оставило мало места для более старого стремления воспитывать характер или широкое интеллектуальное любопытство - хотя бизнес-школы прикрывают эту пустоту, используя язык позитивной психологии и аморфную идею "лидерства".
Множество критиков внутри бизнес-школ отмечают это нежелание задавать вопросы с большой буквы, несмотря на модное увлечение вопросами экологии, социального обеспечения и управления. Некоторые отмечают, что школы умело избавляются от недоброжелателей, оцепляя их в своих собственных профессиональных журналах и конференциях и держа их на зарплате.
Эта фрагментация ускорилась в последние годы, поскольку более широкая степень магистра бакалавриата уступила место более коротким, узким магистерским степеням по таким темам, как маркетинг и операционная деятельность, часто адаптированным к конкретным профессиональным контекстам, таким как здравоохранение или технологии. Многие программы позволяют студентам выбирать факультативы в других частях университета, но предлагают мало структуры для объединения этой солянки. Бизнес-школы сегодня "выпускают более полумиллиона узких специалистов в год" в экономической культуре, которая ценит быструю отдачу и эффективность, пишет Роджер Мартин, бывший декан Школы менеджмента Ротмана при Университете Торонто, в своей недавней книге "Когда больше - не значит лучше".
Бизнес-школы долгое время обещали: "Мы сделаем из вас генерала, лидера", но это не так", - сказал мне г-н Мартин. "Вы приходите, вас обучают куче узких дисциплин, и предполагается, что студенты придумают, как соединить их вместе. Они объединят все эти области и станут генеральными менеджерами. Но большинство этого не делает". Он сетует на отсутствие гуманитарных наук, качественных дисциплин, которые "учат кого-то думать в сложной адаптивной системе. Мы относимся к этой системе как к чему-то другому - мы изолируем ее, разбиваем на куски, собираем обратно и думаем, что все будет хорошо. Гуманитарные науки - единственная надежда на целостное, не поддающееся количественной оценке мышление".
Здесь кроется центральное напряжение современного бизнес-образования: В то время, когда обществу нужны менеджеры, способные справляться с неопределенностью и работать в культуре, разделенной по основным вопросам справедливости и человеческого процветания, большинство бизнес-школ по-прежнему делают упор на специализированные навыки и количественные методы, соблазнительную простоту экономических и социальных научных моделей. Они часто сводят странности человеческих организаций к аккуратной педагогике кейс-метода, в котором студенты обсуждают 15-20-страничные отчеты о том, как человек или корпорация справились с какой-то задачей или кризисом.
"Метод кейсов - это театр", - говорит г-н Мартин. "Есть кейс, а есть учебная записка, в которой говорится, в чем суть кейса. Некоторые заметки могут быть настолько конкретными, что в них говорится: "Задайте следующий вопрос, подождите, пока не получите этот ответ, затем запишите его на доске". Это ничем не отличается от Шекспира - у людей есть реплики, есть три акта, каждый играет свою роль, и вы заранее знаете ответ".
Метод кейсов не доминирует в каждой бизнес-школе, но Гарвардская школа бизнеса, где этот метод зародился, продала более 15 миллионов кейсов другим школам и организациям в 2020 году. По оценке г-на Мартина, 30 процентов североамериканского бизнес-образования - это "помощь и содействие со стороны кейсов H.B.S.". Г-жа Айджала, студентка Стэнфорда, сказала, что метод кейсов "может быть полезен для решения некоторых дилемм, с которыми сталкивались лидеры бизнеса, но мы обычно делаем это на скорую руку, что, как мне кажется, не способствует критическому размышлению над более глубокими вопросами. Поскольку участие - это то, за что вас оценивают в классе, это способствует тому, что вы говорите что-то ради того, чтобы сказать что-то, и не создает пространства для более глубоких вопросов".
Тем не менее, в последние годы разработка и преподавание кейсов стали более нюансированными, отчасти в ответ на внимание к экологическим и социальным последствиям. "Мы делаем такую замечательную вещь, когда в каждом деле намечаем все заинтересованные стороны процесса", - сказала мне Синтия Маду, которая скоро закончит школу Tuck в Дартмуте. Это позволяет нам определить всех людей, которые там на самом деле присутствуют, чтобы мы не думали, что все делает исполнительный директор". Кроме того, если студенты знают, что не существует единственной версии, они охотнее спорят в классе о том, правильная ли это версия".
Преподаватели бизнес-школ также расширяют круг вопросов, которые считаются актуальными для современного бизнеса. "Меня радует разнообразие того, что сейчас считается экономическими исследованиями", - сказал мне Этан Руан, профессор Гарвардской школы бизнеса, преподающий курс под названием "Переосмысление капитализма". "У нас в H.B.S. есть люди, которые проводят исследования по контролю над оружием, по геноциду рохинджа. Это новое, и с каждым годом оно все больше развивается в этом направлении".
Более полувека назад в докладе Фонда Форда отмечалось, что "сам бизнес тянется в двух направлениях", нуждаясь в менеджерах с "широтой, перспективой и гибкостью ума", а также в "более подготовленных специалистах". Тогда бизнес-школы поддались технократическому течению. Пришло время вернуться к другому, более сложному направлению - тому, которое признает, что измерение и моделирование - это не то же самое, что понимание, и рассматривает "экологические, социальные и управленческие аспекты" не как политически модное размахивание руками, а как призыв сосредоточить магистратуру на больших, трудных вопросах.
Студенты сами добиваются этих изменений. "Когда я получал степень магистра, многие студенты приходили в бизнес-школу, думая, что это передышка от того, чем они занимались. Они уходили из банковского дела или консалтинга, получали степень магистра, а затем возвращались обратно, чтобы получать более высокую зарплату", - говорит доктор Руан. "Сейчас так мало студентов приходят с таким настроем. Большинство приходит с мыслью, что это возможность разобраться во всем".