Ты ничего не знаешь
Насколько чудесной была ночь, настолько же жутким выдалось утро.
Эвелина вышла из комнаты Макса, спустились на первый этаж, чтобы попить воды, и увидела маму. Лида стояла у окна, задумчиво глядя на улицу, где хмурый рассвет плавно перетекал в день. Кусочки тумана цеплялись за кусты в саду в надежде остаться и окупать собой весь мир.
Эвелина замерла, не зная, что делать. Лида как будто не замечала её, но, когда девушка развернулась, чтобы вернуться к себе в комнату — пить расхотелось, захотелось стать невидимой, — Лида негромко произнесла.
— Куда вы ездили ночью?
— Мы? — повторила Эвелина.
— Вы, — она по-прежнему не смотрела на дочь, и Эвелина почувствовала тревогу.
— Просто покатались… по городу.
— А потом ты просто переночевала в его комнате? — всё тем же ровным тоном поинтересовалась Лида. Эвелина молчала. Она вдруг почувствовала себя семилетней девочкой, которая сделала что-то очень-очень плохое, расстроив тем самым маму.
— Ты меня очень разочаровала.
Да. Всё правильно. И уже давно. Не расстроила, а сделала нечто гораздо худшее. Разочаровала.
— Он твой брат.
— Он мне никто.
— Ты меня очень разочаровала.
— Ты меня тоже, — ответила Эвелина. Да, она по-прежнему чувствовала себя маленькой девочкой, обидевшей… нет, разочаровавшей маму, но это не значило, что и вести себя она должна была соответствующим образом.
Лида повернулась к дочери. Взгляд был жестоким и изучающим. Это был взгляд чужого человека, холодной и принципиальной, незнакомой женщины, которая понятия не имеет о том, что такое любовь и понимание.
Холодной, принципиальной и высокомерной.
Но ведь это было неправдой. Лида была не такой.
— А чего ты ждала? — спросила она, — какой реакции?
Эвелина задумалась. Действительно, какой реакции она ждала от мамы?
Политика невмешательства. Эвелина ненавидела историю, но эта фраза вдруг сама собой возникла в её сознании. Политика невмешательства или стратегическая независимость. Да, именно этого она ожидала от Лиды.
— Того, о чем ты сейчас думаешь, не было, — сказала Эвелина.
— То есть, ты не ночевала у него в комнате.
— Я хочу спать.
Девушка отвернулась от мамы и начала подниматься на второй этаж, но Лида схватила её руку, до боли сжав тонкое запястье, и рывком развернула к себе. Эвелина попыталась вырваться, но безуспешно. Холодные пальцы держали крепко, причиняя боль.
— А теперь послушай меня внимательно, — заговорила Лида, не повышая голоса, но это и было самым опасным. Она знала, что причиняет дочери физическую боль, но даже не подумала ослабить хватку. Она знала, ну, или, по крайне мере, догадывалась, что на запястье девушки останутся синяки, однако, её это нисколько не тревожило.
Я её сейчас удалю, — подумала Эвелина с холодной отстранённостью, — я не хочу этого делать, но она не оставила выбора. Если она продолжит, я не сдержусь.
Но проблема была в том, что она не хотела сдерживаться.
— Или ты будешь вести себя прилично… — продолжала Лида, — вы будете вести себя прилично, или я сделаю так, что ты увидишь Макса не раньше, чем в двадцатых числах августа. Ты все поняла?
— Все-таки решила избавиться от него, — Эвелина не прекращала попытки освободиться, но это лишь причиняло боль. Лида, судя по всему, не собиралась её отпускать.
— Да. Решила.
— Мне больно. Отпусти.
— Милая моя, ты понятия не имеешь, что такое боль.
Эвелина прекратила вырываться и посмотрела на маму, чуть нахмурилась, пытаясь понять, что означает её взгляд. Не смогла. Что-то пряталось за высокомерным равнодушием, причиняя боль им обеим.
— Если тебя кто-то когда-то обидел, то не надо отыгрываться на мне и Максе, — сказала Эвелина, — когда-то ты выбрала его отца, я приняла твой выбор.
— Не смей, — со злостью перебила её Лида. Она по-прежнему сжимала запястье дочери, но Эвелина перестала ощущать боль. Её заглушила злость.
— Ты ничего не знаешь. Не тебе указывать, как мне нужно было поступать, — продолжала Лида, и Эвелина с удивлением и страхом поняла, что ненавидит эту холодную незнакомку, в которую превратилась её мама, — скажи спасибо, что ты, в принципе, родилась. Если честно, это решение далось мне с трудом.
— Что? — вырвалось у девушки, прежде чем до неё дошел смысл сказанного.
— Но тебе я такого выбора не предоставлю, — продолжала Лида, — учти. И это не обсуждается.
— Подожди, — перебила её Эвелина, прибывая в состоянии какого-то апатичного спокойствия, злость исчезла, — подожди. Ты сейчас говоришь о том, что если вдруг я за…
— Именно. Ребёнка не будет. И это не обсуждается. Имей в виду.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Эвелина размахнулась, чтобы ударить маму по лицу и заставить её замолчать (и будь, что будет), но чья-то сильная рука решительно и вместе с тем мягко обхватила её запястье.
— Не надо, котёнок. Потом будешь жалеть об этом.
Эвелина развернулась к Максу, и одновременно с этим Лида разжала пальцы. Девушка обняла Макса, уткнулась ему в грудь и расплакалась.
— Знаешь, — его голос звучал задумчиво, — я бы тебе врезал. Честное слово. Может быть, когда-нибудь я так и сделаю. Конечно, потом я буду жалеть об этом всю жизнь, но… иногда так хочется это сделать.
Лида молчала.
— Если из-за этого мы поссоримся с папой… — он пожал плечами.
— Макс, не надо, — пробормотала Эвелина сквозь слёзы, — пожалуйста… она моя мама.
которая хотела от меня избавиться. И я узнаю об этом только сейчас. Через восемнадцать лет
— Всё хорошо, родная, — ответил Макс и снова обратился к Лиде, — ты когда-то сделала выбор в пользу нашей девочки, так вот, если придётся выбирать между ней и папой, я выберу её. Если придётся выбирать между ней и тобой… сама понимаешь. И я всегда буду выбирать только её.
Он усмехнулся и повторил фразу, которую не так давно произнесла сама Лида.
— Ты ничего не знаешь. Не тебе указывать, как нам поступать.
(продолжение 👇)
_______________________________________
Ссылка на подборку «По ту сторону отношений»