Ночное небо переливалось, щедро усыпанное мириадами звезд. Жаркий, сухой ветер обдувал низкие, поросшие желтой пожухлой травой холмы и жутко завывал на старых каменоломнях. Воздух, обычно сладкий и напоенный частичками далекого Средиземного моря, был непривычно сух. Было нестерпимо жарко.
Актий лежал на земле и молча глядел на небо. Сегодня с утра он доел последний кусок хлеба и выпил всю воду из фляги. О завтрашнем дне он старался не думать – завтра будет когда-нибудь потом и его, Актия, в нем скорее всего уже не будет. Ворочаясь с боку на бок, он то и дело поправлял свою старую пастушью робу, которую использовал вместо подушки.
Нигде в Западной Аттике – думал он, - нигде, от Элефсиса до самих Афин, не сыскать нынче пастуха, который был бы сыт. Люди, что прогневали богов, пируют в мраморных залах, склоняясь перед их величественными статуями – мужчины, понурившись, стоят, женщины рыдают, а жрецы слезно уповают на их милость. Но они сыты, сыты, как тучные волы на весеннем пастбище. Простые люди, вроде нас, должны волочиться по высохшей пустыне, глядя на человеческие кости, с которыми играет ветер, на издыхающих собак, на жен и на детей, которые не могут идти.
Этими ногами – тут он с трудом сел, чтобы взглянуть на свои иссохшие и покрытые мозолями ноги, - я исходил половину Ойкумены, бывал и в Паллини, и в Элевсисе и везде, где бы я ни побывал, всегда шел к жрецам Афины и Аполлона и приносил им в жертву щедрые дары. И где я теперь?! – воскликнул он, возведя очи горе, - посреди иссохшей пустыни, которая когда-то славилась своими виноградниками и тучными стадами. Я не заслужил этого, о боги!
Но звезды оставались молчаливы к его зову. Немного подождав, Актий повернулся на другой бок, в надежде хоть немного заглушить чувство голода. Он остался один. Еще жив был в его памяти образ Ифита – старого, доброго Ифита, который громче всех убеждал их, что если они дойдут до моря, то Аполлон простит их, простит им грехи, которые они никогда не совершали и даст им жить жизнью, которую они так любили. И они отправились к морю, великому Средиземному морю, в надежде вернуть отобранное богами, так легко играющими судьбами простых смертных. Но боги не любят бедняков, богам по душе герои, спасающие Грецию и цари, неистово крушащие своих врагов.
Он вспомнил, как полз, цепляясь полустертыми пальцами за камни, старик Ифит, подставляя палящему солнцу иссохший череп и ввалившиеся глаза. Вспомнил, как молча упала на песок Меланея - любимая жена, и больше не поднялась. И тут он, впервые за свою суровую, обдутую Зефиром и Бореем, жизнь закрыл лицо руками и заплакал.
А где-то далеко, в славном городе Афины, человек, одетый в потрепанную одежду путника, взбегал на Акрополь. Весь его облик говорил о том, что в пути он провел не одну неделю – его плащ был покрыт толстым слоем пыли, подошвы сандалий практически истерлись и сквозь них проглядывали усталые натруженные ноги .Он, шатаясь, вбежал в храм великой богини и , задыхаясь от усталости, приблизился к жрецам, проводившим очередное жертвоприношение.
- Я Орест Элевсинский – вскричал он,- я предвестник избавления Аттики от горя и страданий. Тут солдаты, охранявшие храм, расступились и он подошел к верховному жрецу. Жрец, надменно глядя на юношу, спросил : « Кто ты такой, чтобы рассказывать нам, вестникам божественной воли, о том, чего хочет великая Афина?».
На что юноша ответил – Я всего лишь скромный афинянин, путешествующий, чтобы обогатиться знаниями. Засуха не позволила мне продолжать мои исследования и я вынужден был остановиться в маленьком городке в Западной Аттике. И вот однажды, проходя мимо хижины пастуха, я заметил, что в загоне около неё стоит черный , как смоль, бык с пятном на лбу в виде солнца. Я сразу решил, что это Аполлон подает мне знак и мне нужно принести его в жертву, чтобы остудить его гнев. Пастух, вышедший на мой зов, представился Актием и пригласил нас в дом, где он оказал нам все гостеприимство, на которое способны крестьяне. Но когда я обратился к нему, чтобы купить быка, он сказал, что деньги не дадут ему мяса, чтобы есть, и навоза, чтобы топить огонь. Тогда я ударил дерзкого бедняка по голове и увел быка. Не знаю, что с ним случилось и жив ли он теперь, но бык, отмеченный самим Аполлоном, сейчас ждет у подножия холма, под охраной моих слуг.
Жрец воскликнул : " Чего же мы медлим, веди его сюда скорей!".
Быка подвели к алтарю, и как только кровь, хлынувшая из него, упала на землю, небеса разразились громом и пролились первые капли дождя.
Актий иссохшими губами поймал каплю живительной влаги. Боги простили нас – подумал он, счастливо закрывая глаза, - герой спас Аттику.