— Оля! Оленька! — в трубке раздался плачущий мамин голос. — Ты можешь приехать? Я упала и не могу встать, и мне очень больно…
Оля сорвалась с середины презентации, которую она проводила для крупного клиента. Повезло, что помощница была в курсе дела и смогла ее подменить. До поселка, где жила мама, было два часа на машине, но Оля гнала так, что добралась за час, по пути вызвав скорую.
Начало здесь. Предыдущая часть здесь.
Мама упала, когда убирала за котом. Поскользнулась на кафеле в ванной и сломала бедро.
Кот орал дурным голосом и шипел на врачей и на Олю. Врачи ругались: «Заберите животное, мы и так с носилками не можем развернуться, сейчас на него наступим!». При попытке закрыть его в комнате кот расцарапал Оле руки и теперь орал из-за двери.
Оля чуть не плакала. Ей было страшно за маму, жалко кота, болели свежие царапины.
Маму оставили в больнице. Вечером позвонил начальник и, не стесняясь в выражениях, сказал, что презентация провалилась: помощница слишком нервничала и все перепутала.
Домой Оля не поехала: решила выехать завтра пораньше. Вошла в пустую мамину квартиру. Зажгла свет. Выпустила кота, который тут же начал кружить по комнате и принюхиваться к запахам, оставшимся от врачей. Перевязала царапины, в которых уже начиналась дергающая боль. Подмела рассыпавшийся наполнитель, вымыла лоток. А потом села на пол ванной и заплакала.
Кот подошел на безопасное расстояние. Вопросительно мявкнул. И тут Олю прорвало.
Она высказала коту все. Что он занял ее место в маминой жизни. Что это из-за него мама упала и сломала бедро. Что это из-за него она теперь будет лечиться, у Оли проблемы на работе, она останется без премии и даже сиделку оплатить маме будет нечем. Что теперь у нее болят руки и будут болеть еще долго, что из-за этого ей придется пить антибиотики (такое уже случалось несколько раз и она знала, что делать). И теперь ей придется ходить на работу с пластырем на пальцах и будет больно печатать. И машину вести тоже очень больно. И что кот достал ее своей недоверчивостью, и вообще, хватит на нее орать и выживать ее из дома!
Кот прижал уши и сам как-то прижался к полу, стал меньше. А потом удрал под кровать Тамары Васильевны и не выходил оттуда до утра.
Маму выписали через несколько дней. Оля металась между ее квартирой и работой, организовывала все так, чтобы было удобно лежачему больному, искала сиделку, кормила кота, готовила маме еду, засыпала на работе, забывала о важных задачах и звонках. Через месяц ее вызвал к себе начальник.
— Ты же понимаешь, что так больше продолжаться не может? — с порога начал он. — Я все понимаю, Оля, я готов пойти тебе навстречу, но нам придется найти человека хотя бы на часть твоих задач. Тогда ты могла бы, скажем, готовить материалы из дома, а работать с клиентами в офисе будет кто-то другой.
— Я все понимаю, Виктор Сергеевич. Я согласна.
Так Оля почти переехала к маме. Конечно, ее зарплата уменьшилась. Оплачивать сиделку больше не получалось. Днем она работала, дистанционно готовила все материалы для презентаций и отправляла коллегам в офис, утром и вечером ухаживала за мамой.
Кот, надо сказать, от Тамары Васильевны не отходил. Терпел даже Олю с вечными процедурами, уколами, таблетками. Тихонько рычал, когда она подходила к маме, но кусаться больше не пытался. Как будто чувствовал себя виноватым и понимал, что Оля тут не для мебели, а для помощи его любимой хозяйке.
— Вы у меня, Оленька, два ангела-хранителя, — говорила Тамара Васильевна. — Только ради вас хочется жить и с постели вставать.
Так прошло несколько месяцев. Олина мама и правда начала вставать, с ходунками передвигаться по комнате.
А через несколько дней просто не проснулась.
— Эффект свечи, — развел руками вызванный врач. — Перед тем, как погаснуть, свеча вспыхивает ярче. Так бывает и с людьми: незадолго до конца им становится лучше.
Несколько дней после похорон Оля просто сидела в маминой квартире и смотрела в одну точку, не в силах заставить себя ничего сделать. Игорь приехал вместе с ней, пытался помогать, но ни он, ни кто-то другой не мог сделать так, чтобы стало легче.
На третий день испуганный Рыжик вылез из-под дивана, где отсиживался, пока по дому ходили чужие люди. Напряженно прошелся по всей квартире, обнюхал мебель, потоптался по опустевшей кровати хозяйки. И тревожно замяукал.
— Что ж ты ее не уберег, а теперь орешь? — сквозь слезы прошептала Оля. — А мама говорила, ты ее ангел-хранитель. Нет ее, понимаешь? Нет! Не в больницу увезли, как раньше, совсем ее нет и больше никогда не будет!
Кот зарылся в покрывало на кровати и тихонько заурчал, изредка жалобно мяукая. Оле почему-то вспомнилось, что кошки урчат не только, когда им хорошо, но и от боли. Как будто он понял то, что она сейчас ему сказала.
За окнами стемнело, но они так и сидели в разных углах комнаты, не зажигая свет. Оля — на диване, утирая тихие слезы. И кот — на кровати Тамары Васильевны. Наверное, он тоже бы заплакал, но коты не плачут.
Продолжение следует.
Начало здесь. Предыдущая часть здесь.