Часть 1
В детстве Ян много читал. Ему нравились и приключенческие книги, и фантастика, и детективы, и рассказы о животных.
Но особой страстью были книги о путешествиях. Их Ян перечитывал по несколько раз. Среди букашек чёрных букв на пахучих, чуть шершавых страницах он видел причудливый мир амазонского леса, бескрайний простор африканской саванны и зеркальную гладь великого океана.
Лежа ночью в своей кровати, когда сон не шёл, Ян воскрешал в памяти полюбившиеся фрагменты текста, а потом будто сам погружался в сюжет. Сжав винтовку, брёл по пояс в высокой траве или беседовал у костра с туземными проводниками под жутковатый шум ночных джунглей. Белёный потолок с разводами – следами потопа, случившегося у соседей-алкоголиков, заменял полотно киноэкрана. Перед глазами Яна округлые серые линии превращались в русла рек, а потрескавшаяся и отслоившаяся побелка – в горные хребты и отвесные прибрежные скалы.
Он столько сотен часов смотрел воображаемые фильмы на этом воображаемом экране, что, увидев перед собой знакомые контуры, не удивился. Ян знал, что перед смертью человек мысленным взором охватывает все прожитые годы. Многотонный грузовик с прицепом, разумеется, раздавил его, как комара. Но голова, видимо, под колёса не попала, и мозг, искря последними импульсами, даёт ему возможность ещё раз вернуться в самые счастливые минуты.
От воспоминаний о том, как здорово было представлять себя отважным исследователем, охотником, морским волком, чувствовать, что прекрасная, интересная жизнь ждёт впереди, сделалось паршиво. Ян отстранённо, будто оценивая работу старательного, но невезучего сотрудника, размышлял: «Как в детстве много всего было в душе и как мало осталось там теперь. Внешне сплошной успешный успех, а чуть копни – и пустота. И ожидает теперь только могила. И на похоронах никто особенно горевать не станет. Партнёры озаботятся поиском новых поставщиков, родственники – дележом наследства, жена уже ушла, сын отвернулся. Какое уж тут счастье…».
Непрошеная, одинокая капля сползла из уголка правого глаза, прочертила ломаную линию через висок и упала в ушную раковину. Ухо нестерпимо зачесалось. Вынырнув из потока воспоминаний и грустных мыслей, Ян потёр его, потом приложил ладонь и резко отдёрнул, стараясь вычистить слуховой канал. Зуд прекратился, но сами манипуляции показались неуместными и странными. Перед уходом в небытие лучше бы вспомнить первые весёлые бизнес-авантюры с Ренатом, совместные их похождения по женской половине университетского общежития, пару-тройку выигранных у серьёзных противников спаррингов, а он вынужден вантузом работать, слёзы из ушей откачивать.
Умирающий недовольно нахмурился, улёгся ровно и приготовился досмотреть положенные ему по статусу видения. Однако разводы на потолке в свете уличных фонарей серели неподвижно и сменяться новыми картинками не желали. Мысли опять вернулись к правому уху. Ян отчётливо ощущал, что одна ушная раковина увлажнена, а вторая – совершенно сухая. Это наблюдение повлекло странный эффект – защекотало в переносице, сильнее, сильнее, сильнее… Ян сел, громко чихнул, после чего, как всякий воспитанный человек, пожелал себе: «Будь здоров».
Но внезапный чих не только одолел щекотку в носу, но и стряхнул весь философский настрой, направив мысли в практическое русло.
«Стоп, стоп, стоп, – вскинулся Ян, – какое, к чёрту, «будь здоров»? Меня же психованный Степан на «Фредлайнере» в асфальт укатал. Здоров я быть никак не могу. И что я делаю в квартире родителей? Впал в кому, а они забрали к себе, чтобы ухаживать? Понятно, что Марина с чувствительным Арманом со мной возиться не стали. Им не до меня. Но есть же специальные заведения: в Германии, в Швейцарии… На мои деньги можно не только пожизненно там содержать в идеальных условиях с сиделкой топ-моделью, но и весь санаторий выкупить. Кто позволил притащить бесчувственного, искалеченного миллионера в эту комнатёнку? Что с фирмой произошло? Рейдеры захватили? Родителей не допустили к управлению, обанкротили, вывели активы? Семён бы не позволил. Он не мог! Или… мог?».
Тут вспомнился последний разговор с заместителем, его ужасная толстокожесть и равнодушие к личным проблемам директора. Ян скрипнул зубами: «Неужели кинул?! Ну, Сёма, держись. Я тебя, толстун неблагодарный, достану. Ты, наверное, уже в мой кабинет перебрался. Ну что же, там я с тобой и разделаюсь!».
Ян заклокотал горлом, но получилось не грозно, а несколько визгливо, будто из полена выдернули тонкое полотно застрявшей пилки. Он поморщился: «Наверное, пока я в коме лежал, связки ослабли. Теперь придётся заново учиться говорить, а может быть, и ходить». И тут же, словно обухом по голове, ударил страшный вопрос: «А ноги-то у меня есть? Я вообще ходить смогу?». Похолодев и внутренне сжавшись от мрачного предчувствия, Ян резко откинул одеяло. С облегчением улыбнулся. Ноги были на месте. Исхудали, конечно, палки какие-то синюшные, а не ноги. Ни наработанных годами тренировок мускулов, ни загорелой кожи. Да что там, даже волос почти нет. Радость обретения ног поугасла от их заморённого вида. Дальнейший беглый осмотр тела утешения тоже не добавил: руки тонкие, а живот и бока выпирают подкожным жиром. Ян едва сдержал ругательства: «Столько лет каждый день по полтора часа потеть в спортзале, вылепить из себя атлета и в один миг всё потерять». В детстве он был полноват, и об этом периоде остались самые неприятные воспоминания. Только сейчас было не до них. Требовалось срочно разобраться, что произошло. Да и потом, сидя на пятой точке, мышцы не накачаешь.
Свесив ноги с кровати, Ян поставил стопы на потёртый шерстяной ковёр. Ворсинки приятно покалывали кожу.
«Что ж, чувствительность сохранена, значит – ничего страшного. Попробую встать», – решил он, оттолкнулся от матраса и осторожно выпрямился. Ноги держали. Покрутил головой, туловищем, плечами. Все суставы двигались без напряжения, ничего не кололо, не ныло, не тянуло. Более того, в теле ощущалась странная лёгкость. Обычно с утра после ночного сна у него затекала шея, случалось, беспокоила повреждённая на тренировке стопа, да и вообще, тело просыпалось скованным. Для нормального самочувствия всегда нужно было расходиться, разогреться. А тут неизвестно сколько недель, месяцев или, может быть, лет провел на лежанке, а очнувшись – словно заново родился. Будто каждую мышцу, каждую связку размяли, смазали, настроили самым лучшим образом.
«Видимо, массаж делали, – решил про себя Ян. – Слава Богу, на это денег хватило. Массаж и покой творят чудеса». Удивляясь и радуясь своей подвижности, он повернулся, шагнул, уперся в высокий лакированный платяной шкаф, повернул обратно, сделал ещё четыре шага и вплотную приблизился к стоящему у окна письменному столу со сложенными стопкой книгами и тетрадями. Здесь, благодаря свету уличных фонарей, Ян рассмотрел единственный предмет одежды, имевшийся на его замечательно подвижном теле – серые семейные трусы противоестественно большого размера. Ткань хлипкая, не эластичная. Впечатление такое, что сшили их из старой, застиранной простыни и вставили самую дешёвую бельевую резинку. Может, для лежачих больных так и нужно, Ян точно не знал. Но человеку, уже много лет подбирающему гардероб, в том числе нижнее бельё, в Италии, осведомлённому, сколько хлопка, эластана и модала должно быть в правильном изделии, фланировать в такой рогожке не очень приятно.
Он осмотрелся в поисках другой одежды. Трусы-парашюты хотелось сменить на привычные боксеры. Да и свежо было в комнате. От щелястой деревянной оконной рамы тянуло холодом. Не мешало накинуть что-то более существенное: домашний костюм или хотя бы штаны и свитер.
К сожалению, ни костюма, ни штанов нигде вокруг не отыскалось. Зато нашлось нечто другое: совершенно неожиданное и пугающее, заставившее Яна забыть и о качестве нижнего белья, и о пользе массажа, и о подвижности суставов.
На стене висел плакат. Вырванный из журнала, тонкий, с полосой по месту сгиба лист глянцевой бумаги, а на нём – улыбающийся супер-герой – весёлая рептилия, пучащая большие круглые глаза сквозь прорези в сиреневой повязке. На жёлтом животе – кубики пресса, в правой лапе с неестественно толстыми морщинистыми зелёными пальцами – длинная деревянная палка.
– Донателло, – выдохнул Ян. В голове закружился калейдоскоп канувших в далёкое прошлое событий. Тут был и дед – директор химического комбината Вячеслав Иванович Савенков, вернувшийся из своей последней командировки и вручивший Яну большой красочный комикс про черепашек-ниндзя. Вскоре после этого дед заболел пневмонией и умер – похороны – и дальше – одна беда за другой. В тот период Ян часто оставался один и по много раз перелистывал журнал, который казался единственным ярким пятном на блекнущей картине еще недавно вполне сносной жизни. Он наизусть запомнил весь сюжет: и козни злодея, и смелые подвиги черепах. Пёстрые страницы постепенно растрепались. Тогда Ян аккуратно разогнул металлические скобы, вытащил из середины журнала лист-плакат и наклеил его на стену.
Все тогда что-то наклеивали, в зависимости от возраста и вкуса: музыкальных исполнителей, культуристов, каратистов, Никиту Михалкова в белой шляпе. Ян вот налепил черепаху. Не то чтобы он сильно увлекался комиксами, да и фанатом квартета рептилий не был, просто с тех пор у него началась другая жизнь. Будто детство, спокойное, радостное, беззаботное, закончилось, а на память о нём остался только этот потрёпанный листок.
Впрочем, мистический ужас вызвала не весёлая черепашка и не качество плаката. Вся штука в том, что повесил его Ян почти тридцать лет назад. Плакат благополучно выцветал от солнечных лучей, пока его владелец не съехал от родителей. Дальнейшая судьба бумажной черепахи была не известна. Но в комнате с тех пор уже дважды делали ремонт, а затем мать с отцом и вовсе переехали в другой район – в центр города. По просьбе матери он сам купил для них отличную квартиру в новом клубном доме.
«Значит, мой первый вопрос не совсем верен, – ошарашенно глядя на плакат, понял Ян, – правильнее поинтересоваться: что я делаю в бывшей квартире моих родителей, которую уже десять лет как продали неизвестно кому? Откуда в этой проданной неизвестно кому квартире мой старый плакат? Как появились на стенах древние бумажные обои, налепленные, вероятно, ещё при постройке дома? И в итоге нужно обязательно спросить: что за чертовщина здесь происходит? Это ад, что ли, такой? Я навечно стану толстым подростком, буду украдкой, чтобы не попадаться на глаза местной шпане, пробираться в школу, а после уроков до ночи сидеть над учебниками?». Следует признать, что, несмотря на шоковое состояние, вопросы он формулировал верно. Только задать их было пока некому.
Ян автоматически повернулся и посмотрел в дальний левый угол комнаты, где между стеной и шкафом белела деревянная дверь. Очевидно, ответы следовало искать именно за ней.
Открыть роман на Литрес: https://clc.to/New_Dad_Litres