Найти тему
Вкус Жизни

Практикант

Это мой папа.
Это мой папа.

Рождение третьей послевоенной девочки в семье не очень омрачило моего отца, большого оптимиста и романтика, обладающего острым чувством юмора. Видимо, он подумал, что раз уж не суждено иметь ему сына, он станет воспитывать новорожденную, то есть меня, в духе «амазонки». Все воспоминания о первом десятилетии моей жизни связаны только с отцом. Я росла в кабине его лесовоза, он научил меня водить машину, стрелять, плавать, вместе мы пели незатейливые песни во время длительных поездок, я слушала красивые стихи, которых он знал великое множество. А сколько сказок он мне перечитал, пока машину грузили лесом! Я часто наблюдала, как уважительно он общался с коллегами, стариками, женщинами, детьми, и мотала себе на ус. Все это потом мне очень пригодилось в жизни. Даже рождение моего младшего брата не смогло нарушить ту тесную духовную связь, которая возникла у нас с отцом в первые годы моей жизни и продолжалась до последних его дней. Почему-то именно сейчас всплыли в памяти последние слова стихотворения, которое он частенько декламировал, когда был в приподнятом настроении: «Чтоб деды на нас не прогневались, чтоб внуки сказали, спасибо!»

Когда я была еще маленькая, часто приставала к отцу с вопросами, почему у него искалечена рука? Он неохотно отвечал на мои расспросы о его участии в войне, чаще переводил разговор на другую тему, грустно шутя и улыбаясь. За сорок лет общения с ним, кое-что мне всё-таки удалось узнать и понять.

Родительский дом в Сузуне находится на улице Набережной, метрах в 150 от Памятника погибшим в Великой Отечественной войне. Каждую годовщину Победы во время празднования 9 мая до нашего дома отчётливо доносились торжественные речи участников митинга и музыка военных лет. Папа всегда в это утро был особенно молчалив, уходил в конец огорода, садился на скамейку около забора под раскидистой ветлой и, затянувшись сигаретой, под тревожную военную музыку уходил в себя, в свои мысли и воспоминания.

Вот он восемнадцатилетний, светловолосый, высокий, атлетически сложенный юноша, получивший прекрасное гуманитарное образование в сузунской средней школе, где его учителями литературы и истории по воле случая оказались в то время сосланные из Ленинграда преподаватели университета. Если бы не война, перед ним открывалась прекрасная перспектива стать учителем, историком или врачом. Но вот, он уже солдат, призванный в первый месяц на войну, ставший в одночасье курсантом Томского пехотного военного училища. Через три месяца в составе 44-ой стрелковой Сибирской бригады курсанты училища, и мой отец в том числе, были направлены на практику под Москву. Да, именно направлены на практику, так сообщил начальник училища, объявивший перед строем о присвоении всем курсантам звания «сержант», а те, кто пройдет практику, получат звание «младший лейтенант». Практика продолжалась для моего папы около двух месяцев и закончилась тяжёлым ранением левой руки. С эшелонов Сибирская бригада сразу вступала в бои за Москву.

В памяти очень четко запечатлелись холодные и голодные дни и ночи ноября и декабря сорок первого года, несмотря на то, что экипирована бригада была лучше других. Наступление уже началось, вдоль освобождённых населенных пунктов убитые лошади отступающих немцев становились единственным источником питания на несколько дней, пока не подтягивался обоз. Ночёвка в какой-нибудь деревенской избе была большой удачей для практикантов-сибиряков, появлялась возможность просушить одежду и побыть несколько часов в тепле. Что самое удивительное, никто из курсантов не болел.

Тот бой за высоту 29 декабря сорок первого года невозможно забыть, он оставил на левой руке отца такой след, который каждое мгновение на протяжении всей папиной жизни был напоминанием о войне. Несколько часов снова и снова поднимались практиканты в атаку за безымянную высоту, где без остановки вражеский крупнокалиберный пулемет, как траву косил наших бойцов. Не счесть, сколько там полегло ребят, а командование все настойчивей и настойчивей требовало взять эту проклятую высоту. Энкэвэдэшники тыкали в спину своими пистолетами, поднимая солдат в атаку. Папина рота не добежала до огненного жала несколько метров. Почти все погибли в том бою. Очнулся он ночью, его тащил с поля боя товарищ, с которым они еще с училища делили все тяготы солдатской жизни. Если бы не его первая помощь и морозная погода, оставаться бы моему папе без руки, а может быть и оставаться навечно на той самой высотке в братской могиле. Дай Бог тому товарищу здоровья, если он жив, и светлая память, если его нет среди нас. Дотащил паренек папу до медсанбата, предварительно остановив кровотечение, и привязав к лыжной палке остатки его руки. Из медсанбата после оказания первой медицинской помощи пешком, держась рукой за повозку, папа добрался до госпиталя №1366 в Москве, где в срочном порядке попал на операционный стол. Бригада дежурных хирургов, посовещавшись, решили ампутировать папе руку. Однако, среди них оказалась одна молодая женщина-хирург по имени Тамара, которая возразила всем и взялась за сложнейшую по тем временам операцию по спасению руки, висевшей на клочке кожи. Операция длилась несколько часов, пришлось кропотливо сшивать сухожилия, нервные волокна, складывать раздробленные кости. И этой замечательной девушке Тамаре удалось за четыре месяца вернуть папе руку, позволившую ему всю жизнь работать водителем автомобиля. Невозможно забыть и персонал госпиталя, который относился к раненым, как к своим братьям и сыновьям. Хорошо помнится, как после окопной голодухи, раненых просто откармливали - питание в госпитале было организовано по высшему разряду, кормили такими деликатесами, которых в сибирских семьях сроду не видели: черная икра, красная рыба, сыр, виноградное вино, фрукты.

Вернулся с войны раненый практикант, которому, как и многим другим, так и не суждено было стать младшим лейтенантом, в девятнадцать лет, возмужавшим и повзрослевшим на радость большой семье, в которой остались одни женщины. Отец папы, пятидесятилетний дед Андрей, тоже был призван на войну, он служил в обозе на Ленинградском фронте. С апреля сорок второго года началась мирная жизнь моего отца Рыжкова Александра Андреевича, в девятнадцать лет за два месяца познавшего ужасы войны.

За участие в войне папу наградили медалями: «За отвагу» ,« За оборону Москвы», «За Победу над Германией», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В 1985 году отцу вручили орден «Отечественной войны 1 степени», которым он очень гордился.

Почти двадцать лет, как его не стало с нами, но память о нем осталась в наших сердцах, его награды хранятся в нашем доме на самом видном месте, напоминая детям, внукам и правнукам о Великой Отечественной войне.

Я бережно храню фотографию своего отца. На фото он в гимнастёрке, с петлицами курсанта, спокойный, молодой, гордый, очень красивый и похож на моего сына, только гораздо моложе. На обратной стороне фотографии едва виден короткий текст:

"Томск, 21.10.41. Завтра нас отправляют на практику. Очень надеюсь на встречу, ваш Саша."

Светлая тебе память, дорогой отец!

-2