- Как же мне понять, что пришло время опубликовать написанное? – я посмотрел на Иноземцева.
- Этого я не могу тебе сказать. Единственное, что знаю, время для этого еще не наступило. Твоя проснувшаяся интуиция сама подскажет ответ. По запросу, - Иноземцев невесело улыбнулся и мы попрощались.
Мы изредка созванивались, со временем всё реже и реже. В нейронную сеть интернета иногда попадалась, словно мелкая рыбешка, коротенькая заметка, что он еще жив и деятелен.
Я периодически делал запрос в ноосферу на публикацию и раз за разом перечитывал написанное, нещадно правя набело целые куски глав, из которых должна будет родиться книга. Ответ пришел из ноосферы неожиданно, в свойственной ей манере делать сюрпризы. В один из холодных январских дней, больше похожих на осень, когда в воздухе пахло снегом и природа замерла в ожидании пурги, поздним вечером я вышел на прогулку с собакой и, свернув на проселочную дорогу, я, скорее, по привычке, чем осознанно, сделал запрос в пространство: не пора ли начать опубликовывать написанное, и тут же услышал треск разрывающихся цветных шаров красочного фейерверка над крышами деревенских домов. Знак был слишком явный и легко считываемый. На другой день я решил перепроверить, верно ли это был тот самый знак. Ответ пришел в виде резкого порыва шквалистого ветра, поломавшего надо мной верхушки сосен. Третьего запроса я делать не стал, резонно посчитав, что, судя по предыдущим двум ответам, следующий ответ может быть совсем непредсказуемым.
Дальше тянуть я уже не стал и на своей страничке в Фейсбуке начал публиковать одну за другой написанные главы, через небольшие интервалы, и некоторое время спустя, мне в личку пришло сообщение: «Привет, Гуру. Перезвони». И номер телефона без подписи.
Я поломал голову над тем, кто бы это мог быть. Так ко мне могли обратиться только несколько моих знакомых, знавших о моем увлечении йогой и эзотерикой. Я мысленно перебрал их всех, но никакого отклика внутри себя не почувствовал. Нет, это не они. Номер телефона был мне не знаком. И хотя обычно я не отвечаю на незнакомые номера, а тут любопытство меня все же разобрало. Я набрал номер:
- День добрый, вы меня попросили перезвонить.
- Привет, Гуру, не признаёшь? - раздался в трубке телефона мелодичный женский голос, вроде знакомый, но вот так сразу мне не удалось вспомнить, кому он принадлежал.
- Погоди, дай мне самому припомнить, - попросил я и тут память меня не подвела, - неужели, Маша? Ты? Какими судьбами? – мой голос выдал моё удивление и радость одновременно. С нашей последней встречи прошло ни много, ни мало лет двадцать.
- Я проездом в Москве. Случайно наткнулась на твои рассказы, прочитала и, знаешь, как-то зацепило, думаю, дай напишу. Если ответит, напрошусь на встречу.
- Конечно, давай встречаться. Только я живу теперь за городом. Надо на электричке ехать.
- Приеду. Скинь адрес и как добраться.
Я встречал её на станции, волнуясь, напряженно вглядываясь в приехавшую толпу пассажиров, и скорее внутренним чутьем, нежели узнав знакомые черты, я определил в высокой женщине в длинной юбке, в легком кремовом пальто и в хиджабе, что это она. Увидев меня на платформе, она приветливо помахала мне рукой.
- Совсем не изменился, - прикоснувшись щекой к моей щеке, произнесла Маша. Сказать про неё, что она не изменилась, я не мог. Я бы её не узнал в толпе, встреться она мне в Москве. Хиджаб скрывал волосы и придавал лицу особую восточность черт, видоизменяя внешность. Возраст её пощадил. Зеленые глаза смотрели с прежним задором, нос был всё так же вздернут, а губы были упруги и свежи.
- А ты выглядишь еще моложе, чем была. В своем восточном наряде, как Шахерезада.
Маша звонко рассмеялась и, взяв меня под руку, сказала:
- Раз так, то веди меня в свой терем. Потчуй дорогую гостью щербетом и халвой. А я тебе начну рассказывать сказочные истории о житье – бытье.
Напившись с дороги чаю и сев в глубокое кресло у потрескивающего камина, Маша спросила:
- Расскажи, как ты начал писать про это всё: про перестройку, трансфер власти, суфиев?
Я, ничего не утаивая, как лучшему другу, рассказал ей и про Иноземцева и про то, что написал книгу много лет назад, да время для публикации было неподходящим.
- А сейчас ты считаешь, что самое оно? Мне кажется, что для публикуемых тобой сведений нет срока давности, – Маша с нескрываемым любопытством посмотрела на меня, ожидая развернутый ответ.
- В определении сроков я доверился подсознательному, ноосфере. Делал регулярные запросы, пока не пришел ответ. И он был однозначным.
Я рассказал Маше про свой диалог с ноосферой. Она меня серьезно выслушала, не прерывая, и после небольшой паузы спросила:
- А можно мне почитать еще не опубликованное?
Без хиджаба она походила на прежнюю Машу, только черты лица стали более строгими, да между бровями пролегла небольшая морщинка. Волосы были такими же густыми с рыжеватым оттенком, подкрашенные хной, оттенявшей зеленые глаза, да конопушек на носу стало меньше.
- Конечно, можно. Мне будет интересно твое мнение. Только не взыскуй строго. Я там и про тебя немного написал, но в основном про Андрея. Ты, кстати, ничего о нем не слышала?
- Слышала, - Маша подняла на меня свои глаза. Потом тебе расскажу. После, как почитаю.
Я принес ей свой ноутбук и она погрузилась в чтение, надев на нос очки в тонкой оправе, что делало её похожей на учительницу, проверяющую домашние задания. Читала она быстро, с напряженным вниманием, не отвлекаясь на комментарии.
Я присел было в соседнее кресло и стал смотреть на огонь, стараясь не производить лишнего шума, чтобы не мешать. Потом тихо встал, пошел на кухню и приготовил тарелку с горячими бутербродами, сварил в турке кофе и залил в термос, поставил на маленький столик перед её креслом и показал ей жестом, что пойду на улицу, пройдусь. Вернувшись через час, я нашёл её задумчивой с чашкой кофе в руке. Она с некоторым любопытством посмотрела на меня, покачала головой и сказала:
- Не ожидала от тебя такой осведомленности. Иной раз даже страшновато было читать. Здорово пишешь, многое даже для меня по-новому раскрылось. Хотя про меня ты расписал такое, что у меня ажно щеки зарделись, - как-то совсем по-девичьи хохотнула Маша.
- Рад, что тебе понравилось. Пишу, что слышал, чему сам был свидетелем. Правду писать легко. Ты в Москву надолго? Чего интересного расскажешь?
- Нет, я, можно сказать, проездом, - Маша кинула на меня взгляд, в котором я прочитал колебание, - ладно, раз ты так глубоко в теме, то можешь спрашивать меня, а я буду отвечать.
Она поставила чашку на столик и поудобнее с ногами залезла на кресло, укутавшись теплым пледом. Она всегда была мерзлячкой.
- Так сразу и не спросишь. Ты что-то про Андрея хотела рассказать? Ты его видела?
- Вижу периодически. Я его жена, - Маша улыбнулась.
- Вот так поворот. А как же Гульбахор?
- Я его вторая жена. Шейхи могут иметь насколько жен. У Андрея две жены: я и Гульбахор, - она смотрела на меня смеющимися глазами, видя моё смущение.
- И как ты с ней ладишь?
- Мы дружны. Она меня сама в семью привела. На Востоке старшая жена приводит младшую. Такой канон и не нам это менять, раз уж мы приняли эту культуру.
- А чем ты сейчас занимаешься?
- Есть такое модное словечко: я – амбассадор тариката. Устанавливаю международные контакты, провожу семинары, организую встречи. Раньше этим занимался мунши, так он стал старенький совсем, я ему вначале помогала, а потом как-то незаметно дела ко мне перетекли.
- Такие странные вещи рассказываешь. Женщина - амбассадор в мусульманском мире.
- Сейчас много изменилось, мир стал чуточку более матриархальным. Да ты и сам видишь многие изменения.
- А как там Андрей? Он по-прежнему делает предсказания?
- Андрей, как тебе это сказать, - Маша просветлела лицом, - он снял с себя полномочия шейха и передал старшему сыну шейха аль-Алави, своего муршида. Сейчас он призван занять место Садовника.
- Андрей будет Садовником? Это значит, что шейх отошел в мир иной?
- Нет. Шейх удостоился почетного отдыха. Сад сам выбирает себе Садовника и он выбрал Андрея. Его воля - для всех правоверных Закон и почетная обязанность.
- А как же вы с Гульбахор? Дети небось уже выросли?
- Мы с ним рядом живем. У нас четверо детей.
- Голова кругом идет. Ничего не понимаю. Если Андрей станет Садовником, то он же уйдет в тот сад – Сад Истины. А как же вы? Где вы будете жить? Как с ним будете встречаться?
- Там неподалеку от сада есть пещерный монастырь, древний, в нем всегда семьи Садовников жили. Ты просто об этом не знал, - Маша спокойно смотрела на меня и у меня в сознании произошла метаморфоза – я взглянул на нее по-новому, словно пелена сошла с глаз. От прежней Маши, на самом деле, осталась лишь полупрозрачная оболочка из едва угадываемых черт. Это была совсем не знакомая мне женщина, исполненная чувства собственного достоинства и мудрости. Как Великая Мать.
- Расскажи про монастырь? Очень интересно. Наверное, это про него или вообще, может быть, таких садов и монастырей несколько разбросано по свету, написано как о стране обетованной, Беловодье. Рерих, помнится, искал, даже было чуть не дошел, да не случилось. Сель помешал их продвижению, едва живы остались. Тоже где-то в горах искал.
- Скорее всего, ты прав. Действительно, монастырь закрытый. Сторонним людям туда дорога заказана. Мимо пройдут, не заметят. Даже если путь найдут, не дойдут, словно кто-то невидимый и всемогущий перекроет дорогу. На самом деле, сон разума закроет все дороги. Только детям да святым открыт путь. Призыв Сада можно рассматривать как аллегорию пробуждения. Я знаю, что такие монастыри есть в Тибете, в горах Китая, и в нашей тайге. Ты где-то писал про Олдоса Хаксли, что он с группой таких же энтузиастов отправился на поиски тайных монастырей и закрытых знаний. Только дороги не было. Гурджиев однажды тоже повел караван в Афганистан. Думаю, что он от суфиев слышал краем уха о нашем монастыре. И так же вмешалась стихия, полностью перекрыв путь. Ну а Рерих много писал о своем поиске путей, ведущих в Беловодье.
Маша протянула мне пустую кофейную чашку, показывая жестом, чтобы я налил ей кофе. Сделав глоток обжигающего ароматного кофе, она от удовольствия зажмурила глаза:
- Люблю кофе. Мы в монастыре его не пьем. Я там отвыкаю от бодрящих напитков. Там всё: и воздух, и атмосфера, и общение - другие, эмоциональный тон очень высок. Ты словно паришь в облаках. А здесь внизу чувствую, словно давит тяжелый груз чужих неразрешимых проблем. Волей-неволей хочется кофе или крепкого чаю. А ты что думаешь про путь?
- Ты знаешь, я читал про поиски Беловодья Рерихом и про неудавшуюся экспедицию Гурджиева и мне думается, что в той ипостаси, в которой находится человек, пребывающий за пеленой майи, монастыри и Беловодье есть лишь красивый, но иллюзорный зов во сне. Человеку нравится тешить себя своей собственной исключительностью и он придумывает красивую сказку, в которой он превращается в сказочного принца, обретающего святые дары, несметные сокровища, красавицу пэри. Никакого внешнего пути нет, это тоже часть иллюзии. Путь внутри, если его можно так назвать, и заключается в постижении Истины. Слова Великого Учителя тому подтверждением: Аз есмь Путь и Истина.
- Вижу, ты далеко продвинулся. Полностью согласна с тобой. Беловодье – место души. Оно внешне определено лишь контурами. Святые подвижники, будь то Сергий Радонежский, будь то Серафим Саровский превращали в Беловодье свои места обетованные. А что касается Садов, то их роль предопределена была первыми Садовниками – нести лад и гармонию в мир, где бы он ни находился. Облагораживать и украшать пространство обетования, следуя заветам канона целесообразной красоты – это заповедь патриархов-суфиев. У каждого Сада есть свой первый садовник и последователи. Есть Сад Бодхидхармы, Сад Миларепы, Сад Будды, Сад Иисуса, Сад Магомета. И в каждом из них, не покладая рук, всё это время трудится неизвестный миру святой садовник, ладя, исправляя и чиня все огрехи мира.
- А кто у вашего Сада основатель?
- А ты сделай запрос в ноосферу, - Маша не стала отвечать и тут до меня дошло, что я задал некорректный вопрос. Получение информации не способствует росту осознанности, а ответ на мой вопрос как раз и лежит в этой плоскости: Сад сам открывается взыскующему Истину по степени его готовности эту Истину принять. И в рамках этой Истины на второй план отходит важность того факта, кто явился основателем Сада. А на первый план выходит осознание чистоты восприятия текущего момента, в котором через твои глаза на мир смотрит сам Единый, Бог, Аллах милостивый и милосердный. Каждый из нас, пробуждаясь, становится Садовником своего сада и следует проторенным путем Великих Учителей мира, пришедших на Землю пробудить наши души к свету.
- Интересно было бы с Андреем встретиться поговорить о насущном.
- Андрей, - Маша опять разулыбалась, - ты знаешь, когда рядом с ним, то сразу понимаешь, что чувствовали ученицы Христа, жены-мироносицы. В нем не осталось ничего телесного, он чист и светел, как святой. И святость эта - в простоте, в полном отсутствии позы, в чистоте помыслов, слов и поступков. От него свет исходит.
- На белом пригорке, над полем чайным, у пагоды ветхой сидел Будда.
Пред ним я склонился в восторге тайном, и было сладко, как никогда.
Так тихо, так тихо над миром дольным, с глазами гадюки, он пел и пел
О старом, о странном, о безбольном, о вечном, и воздух вокруг светлел.
- Какие чудесные стихи, - Маша посмотрела на меня глазами, полными слез, - умеешь ты к месту подходящий стих вставить. Кто написал?
- Николай Гумилев.
- Надо поискать, почитать.
- Я подарю тебе томик Гумилева, там как раз есть этот стих.
Я сходил в кабинет и принес небольшой подарочный томик Гумилева и протянул его Маше. Маша обрадованно взяла томик и прижала к груди.
- Хорошо здесь у тебя, - она покрутила головой, разглядывая комнату с большим каменным камином. Вот ты написал про предсказания, ты действительно веришь, что все будет хорошо? И Россия вновь станет суверенной и могущественной? – Маша обняла колени руками и зябко поёжилась. Я подбросил дров в камин.
- Я про знаки не все договорил. Когда я получил первый знак на запрос о публикации книги, на следующий день сняли Медведева со всем его правительством. Это для меня был важный знак о начале перемен.
- Но тогда же пандемия началась. Мне кажется, что еще хуже стало. Меньше свобод, люди обнищали.
- Это довольно поверхностный взгляд. В нашей стране после развала власть в свои руки взял олигархический капитализм. Естественно, при таком раскладе страну не могли ждать процветание и социальные блага, а вместо этого - выкачка ресурсов и эксплуатация по полной. Вот чтобы этот капитализм со всеми его героями и антигероями канул в небытие, необходимы масштабные потрясения, которые позволят народу проснуться и объединиться вокруг лидеров, провозглашающих интересы народа и страны.
- Этими потрясениями стали пандемия и война? Не слишком ли большая плата за свободу?
- Плата всегда соизмерима приобретению. Помнишь, идеологи марксизма-ленинизма писали, что в революцию освобожденный народ лишится только своих цепей, а взамен приобретет весь мир. А что мы сейчас имеем, чтобы терять? Иллюзию благополучия, «стабильное» обеспеченное будущее, возможность посмотреть мир – так это всё фикция. Когда есть контролеры мира, хлеба и зрелищ, они будут формировать контент и долю. Так мало того, они же будут дозировать и сами определять, кто заслужил, а кто нет.
- Мне нравится твой оптимизм. Я хотя и редко наезжаю в Россию, всё же я остаюсь русской и душа за страну и русских, за наших бабушек и дедушек, болит.
- Я сам читал выводы Иноземцева, и думаю, что те, кому это необходимо, тоже их прочитали. Всё у нас, как у страны, как у народа, будет хорошо. Я понимаю, что не сразу, что необходимо пройти тернистый путь, но, самое главное, я бы хотел, чтобы каждый жил с надеждой именно на светлое будущее, в котором каждый почувствует в себе зов Сада и начнет обихаживать свой дом, свой отчий край, свою землю обетованную, как самое родное, близкое и желанное.
Следующим утром я провожал Машу на станцию на первую послеобеденную электричку в Москву. День обещал быть теплым. Ночью прошел небольшой дождь и в воздухе стоял густой запах пробуждающейся земли. До станции мы шли молча и, уже подойдя к платформе, из отрытого окна машины, ожидавшей приезжающих пассажиров у станции, до нас донесся чистый сильный голос Николая Носкова:
Я однажды проснусь, а вокруг мир другой,
Светел, чист, бесконечно прекрасен.
А на троне высоком - Царица-Любовь,
А на меньшее я не согласен.
Под хрустальным мостом реки чистой воды
И никто над цветами не властен,
И не дерево счастья, а счастья сады.
А на меньшее я не согласен. Не согласен.
Подошла электричка. Маша, прощаясь, прикоснулась щекой к моей щеке, и тихо произнесла, почти прошептала:
- А на меньшее я не согласен.