Вдогонку к предыдущему посту от 9-го мая вот еще одна история про бабушек и отголоски войны. Точнее – про одну бабушку. И про один отголосок.
История эта случилась где-то под конец семидесятых годов прошлого века. Кто бы что вам там ни плёл – нормальная такая была жизнь в то время. Я бы с удовольствием вернулся бы туда хоть на денёк. Прикиньте – годку так эдак в 1978-м, захожу я в своей Воркуте, в свой 9-Б класс весь такой в джинсах, и в кроссовках, и с айфоном! В этом месте все девчонки уже в прострации, а все пацаны в истерике. Но! Тут я им включаю на полную громкость песню группы «Qween» «We are the champions»! А потом без паузы - «We will rock you!» Прикинули?! … Я тоже. Эх. Я же даже послал письмо Спилбергу с просьбой одолжить мне на пару дней DeLorean DMC-12. Но он мне ответил, что, когда в конце третьей серии ее поезд раздолбал в хлам так, что потом Док сколько ни бился, починить не смог. Они поэтому и четвертую серию не смогли снять. Жаль. Фурор в 9-м «Б» отменяется.
Извинюсь, отвлёкся маленько.
История.
Произошла она с одним моим знакомым другом, точнее, с его бабушкой. Существовал тогда в СССР Клуб интернациональной дружбы, КИД. В основном школьники и студенты переписывались с зарубежными сверстниками из стран варшавского договора. Но были и личные контакты, и встречи. В частности, обмен между семьями. Наш ехал в их семью, их – в нашу. Моему другу повезло. Он поехал на пару недель в летние каникулы в ГДР. Соответственно, в Калугу должен был приехать его немецкий друг по переписке.
И все были довольны. Кроме бабушки. Бабушка была старенькая, уже не могла вести свое хозяйство в деревне Воронежской области, сын решил забрать ее к себе, благо квартира была трехкомнатная, места хватало. Но бабушка Лиза сильно тосковала по деревне и своему хозяйству. В конце концов сын купил ей петушка в качестве хоть-какой-то компенсации. Бабушка была на седьмом небе от счастья. За год петушок, породы Феникс, вырос в здоровенного красавца всех цветов радуги и с хвостом, как у павлина. Баба Лиза в нем души не чаяла, чуть ли не молилась на него, а он, чуя такое поклонение, и вел себя, как кинозвезда, ходил где хотел, кукарекал, когда хотел и кушал только самое вкусное. Баба Лиза ходила с ним гулять и палкой отгоняла кошек, собак и мальчишек.
И когда бабушка узнала, что к ним приедет настоящий немец, да еще и по имени Ганс, то перепугалась страшно. 35 лет назад она пережила оккупацию в своей деревне. «Ох, пресвятая Борогродица, матушка царица небесная! Опять эти ироды! Петя, Петенька! – причитала баба Лиза. – Что же с Петенькой-то будет!» Сначала над ней посмеялись, говорили, что ребенку всего-то 14 лет, что после войны прошло уже больше 30-лет, что там другая страна и другой народ. «Тот же!» - твёрдо отвечала бабушка. Потом она стала прятать у себя в комнате колбасу и другие продукты. Стала спать с топором под подушкой. «Ладно, - сказал папа. – Петуха будем запирать на балконе!» Петю привязали веревочкой за ногу к балконной решетке, балкон заперли. Он поорал маленько, но потом заткнулся и занялся делом, принялся там чё-то ковырять на полу.
наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Ганс вошел. Баба Лиза как его увидала, ей стало плохо. Ганс был одет в рубашку с коротким рукавом, шорты цвета хаки, полосатые гольфы до колена и высокие ботинки со шнуровкой на рифленой толстой подошве. Да еще эта их поганая кепочка М43 военного образца. Ну натуральный фольксштурм 45-го года выпуска! А когда Ганс еще прогавкал, - «Гутен таг!», у бабушки потемнело в глазах, она рухнула в кресло, схватилась за сердце и стала хватать ртом воздух, как рыба на берегу. Мама метнулась к балкону, растворила нараспашку дверь и побежала на кухню за валерьянкой. И Петя конечно, вышел с балкона. Веревочку он давно развязал, но улетать никуда не собирался. Петя увидел Ганса, почуял врага, распушил хвост, поднял гребень, засверкал-завращал глазами, грозно заклекотал и забил по паркету ногой, как конь. Ганс тоже увидел Петю и тоже обрадовался:
- О! Майн гот! Пе-тю-шок!
И вмазал в Петю, как по футбольному мячу, своим солдатским ботинком-сапогом. Бам! Бац! Шмяк! Петя шваркнулся о стену, шмякнулся на пол, крякнул, прохрипел предсмертное слово, то ли «кукареку», то ли «да едрит его мать!» и помер.