Учительницей женщина работала. Русский язык и литература. Строгая, но справедливая. Специализировалась на старших классах. С девятого по одиннадцатый.
Так в школе заведено. Кто-то с четвертого по девятый, а она – много лет с подростками.
Удавалось каким-то непонятным способом привлекать детей к чтению – настоящий талант. Умела убедить в такой необходимости.
Посмотришь – самый счастливый человек. Улыбается и шутит, как будто нет ни проблем, ни тревог.
Мать-одиночка. Дочка у нее – семнадцатилетняя. И никто не знал, почему одиночка? Чем дочь увлекается, какая она? Все годы никто ничего не знал.
Нужно уметь поставить себя в коллективе так, чтобы никто не посмел личные вопросы задавать. Спросит о чем-нибудь неосторожный человек и в ответ получит такой взгляд, от которого спрятаться хочется.
Сама о дочери, как уже говорилось, не распространялась. Но иногда в учительской вынимала из сумки одежду, только что купленную, показывала и говорила: «Девочке моей, а девочкам одеваться надо хорошо и со вкусом». Женщины подходили и рассматривали платье какое-нибудь или кофточку.
Рассматривали, обсуждали, хвалили. Только лишние вопросы не задавали.
Иногда сама приоткрывала завесу, сообщала, что они с дочерью любят на птиц смотреть. Зимой синичек подкармливали, а летом голубей и воробьев.
Глядишь на них – и душа радуется.
Девочка, дочка, наряжаться любит, птичками любуется. Вот и все сведения.
Подружек не было – с первых дней пресекла дружеские отношения. На корпоративах не появлялась, с коллегами на природу не ездила. Редко это бывало, но случалось. Позовут-пригласят, а она скажет, что некогда. И снова никто ни о чем не спрашивал. Даже в голову не приходило поинтересоваться.
Только иногда видели, как она о чем-то с уборщицей разговаривала. Мало ли? Может, по работе.
Как-то не пришла на уроки. Никогда такого не случалось. И на телефонные звонки не отвечала. Как в воду канула.
Решили отправить кого-нибудь справиться. Попросили уборщицу. Та помялась-помялась, но согласилась. Ушла, не было пару часов.
Когда вернулась, завуч с расспросами, что и как.
Оказалось, что девочка при смерти. Не в сознании. Мать почти рассудок потеряла – не до школы. И тут всплыла страшная правда.
Дочь не такая, как все. Тяжелая форма олигофрении: ни думать, ни говорить. С рождения. Мать наряжала ее, как куклу. Ничего не жалела. Оденет, сама маникюр сделает, волосы пострижет и уложит. Ходит с ней по квартире, водит из угла в угол.
Летом на балконе. Сбросит со второго этажа корм, голуби и воробьи клюют. Знают, когда прилететь можно.
Зимой синичек угощали. Больная девочка глаз от них оторвать не может. Смотрит и мычит.
Мать уйдет в школу, а смотреть за больным ребенком некому. Тогда на помощь приходила сестра уборщицы. За небольшую плату.
Вот так и хранили втроем секрет.
Девочка не умерла, выжила.
В эту школу учительница не вернулась. Может, гордость не позволила. Или не хотела сочувствия.
Встретит случайно бывших коллег, кивнет головой – и быстро мимо. Это чтобы не разговаривать.
Материнское чувство – вещь непостижимая.