Документальная повесть. (книга «Больше, чем тире»)
Глава 3. Начало большого пути.
Ну а теперь, дорогой мой читатель, я немножечко помучаю Вас наблюдениями со стороны… Вы никогда не обращали внимания на то, как ведут себя пассажиры в поездах? Нет, не в пригородных электричках. Хотя там тоже не паханое поле для наблюдения и анализа, но как ни крути, выражаясь военным языком, это - тактический уровень.
Рыболовы в хлюпающих резиновых сапогах, одетые в ветровки и штормовки с сотней оттенков оливкового цвета и со сдувшимися тощими рюкзаками, ожидающих своего звездного часа быть к вечеру заполненными рыбо-ароматной добычей. То и дело случайно потревоженный незнакомым соседом рюкзак вдруг взвизгнет призывным звоном притаившейся в его недрах волшебной поллитровкой, вызывая приятные и местами завистливые улыбки – рыбалка уже точно будет удачной, не взирая на настроение серебристотелых подводных обитателей водоёма. Непременный атрибут рыбаков – длинные и тонкие стрелы бамбуковых удочек иногда пощёлкивают поплавками об камышового цвета удилище больничной кушеткой в районной амбулатории, когда садишься на неё. Вечно спокойные грибники в шляпах различных оттенков и вызывающих расцветок с небольшими полями или популярных в то время тряпичных кепках с пластиковыми козырьками – советская альтернатива капиталистическим бейсболкам. В руках у любителей тихой охоты - большие плетёные корзинки, на дне которых коварно притаились небольшие ножички, бутылка с морсом или компотом и пара бутербродов с дефицитной варёной колбасой, припасенной как раз для такого важного мероприятия. Дачники – это особая деловая каста трудоголиков, которая берёт штурмом вагоны с использованием лопат, тяпок и грабель. В качестве тяжелой бронетехники многие дачники используют сумки-тележки на колёсиках, наполненных всяким актуальным барахлом, которое может априори пригодится на даче. Чтобы застать противника и собратьев по шести соткам врасплох, иные дачники применяют запрещённое международной конвенцией секретное оружие – они с собой тащат на дачу или пару лыжных палок, или одну (уцелевшую с зимы) лыжу. Легкий шок и замешательство среди остальных позволяют хитрецу не только быстрее всех войти в вагон, но и занять «вкусное» место у окна – ну чтобы никому не мешать своим дурацким зимним спортинвентарём. Дачники всегда настроены по-деловому. Их движения полны осознанного и вселенского величия. Их разговоры негромки, глубоки с точки зрения аграрного искусства и они всегда терпимы и благосклонны ко всему окружающему их миру. Это, можно сказать, деловая элита всех пригородных поездов - аграрный патрициат электричек. Иногда в эту публику этаким жостовским узором вдруг врываются несколько охотников. Тоже в хлюпающих болотных сапогах, в шляпах с полями и противомоскитной сеткой, небрежно дремлющей поверх шляпки, которой не хватает для большего колорита разве что плюмажа... Это - всамделишные охотники с суровым патронташем на поясе и брутальным чехлом за спиной, где вальяжно дремлющее ружьё ожидает своего бенефиса в чащобах пригородного леса. Остальные обитатели электрички на охотников смотрят с нескрываемым и слегка осуждающим восхищением. Эти нобилитеты пригородных электричек, в отличие от рыболовов-любителей, уже в вагоне начинают охоту, разливая по своим складывающимся пластиковым стаканчикам волшебную огненную воду и, как истые любители природы, они пьют за «ЛОСЯ». Ну знаете, наверное:
Чтобы еЛОСЬ и спаЛОСЬ,
За троих чтобы пиЛОСЬ,
Чтоб хотеЛОСЬ и могЛОСЬ,
Чтобы счастье не кончаЛОСЬ,
О хорошем чтоб мечтаЛОСЬ,
Чтобы дело удаваЛОСЬ,
Чтобы всё всегда сбываЛОСЬ.
Да! Пригородная советская электричка – это особая неповторимая субкультура нашего общества, которая живет и поныне…
И вот иное дело пассажиры поездов дальнего следования! Они всегда преисполнены чувством глубоко государственного достоинства и самоуважения. Они важно, хотя и немного суетливо забираются в свои вагоны. Деловито чертыхаясь, но с чувством возвышенного нарциссизма, они рассовывают свои пожитки по полкам и под сиденья. Чего-то суетятся, даже переругиваются и, негромко шипя, злятся на всех: на себя, на своих и на чужих, на этот чёртов вагон, будь он трижды неладен, на перрон и на проводника, на дорогие такси и трижды проклятый общественный транспорт. Все, преисполненные чувством межгалактического достоинства, суетятся недовольно ершатся и шуршат, словно хомячки перед сном в старой газете. Когда все наконец усаживаются по своим местам, и после сверки своих мест с буквами и цифрами в билетах, наступает благостный период всеобщего смятения и смущения. Чтобы как-то смазать эту глупую неловкость сиюминутной слабости и раздражения, начинаются вялые разговоры и неуверенные знакомства. После чего наступает внезапное затишье. Все дипломатические формальности соблюдены и через пару минут состав должен будет тронуться в путь. Теперь все сидят напряженно-торжественные, воодушевлённые грандиозностью наступающего момента. И…
… состав тронулся… (ну! Наконец-то!!!) Все пассажиры синхронно качнулись в сторону, противоположную ходу состава и, слегка заворожённые, начинают внимательно следить за происходящими эволюциями урбанистического пейзажа по ту сторону окна вагона, словно это происходит в их жизни в первый раз.
А за окном всё с нарастающей скоростью проплывает бесконечно длинный перрон с бредущими вдоль уходящего состава грустными людьми. Вокзальный урбанистический натюрморт вдруг сменяется на яркие зелёно-голубые пейзажи пригородов. За окном уже мелькают частные дома, дачи, поля и перелески… но пассажирам уже не до этих брызг живой природы. Они сосредоточенно и вдохновенно начинают доставать из своих авосек, сумок, котомок, портфелей и дипломатов различную снедь, питьё и закуски. В несколько секунд маленький трапециевидный столик купе уже беспомощно кряхтит от нагруженных на него съестных припасов, которыми можно накормить разве что роту голодных солдат. И ведь каждое железнодорожное путешествие неизменно начинается с самозабвенной обжираловки, словно эти самые ездоки-седоки пассажирского вагона из поезда дальнего следования заранее готовились заветному путешествию, для чего несколько дней до этого специально не ели по диете системы йогов или тибетских монахов. Под развесёлое мелькание проносящихся за окном пейзажей в купе стоит неприлично задорное чавканье, шелест фольги и звон стаканов. В воздухе витают запахи картошки, курицы, варёных в крутую яичек, тяжелых дамских духов и терпких мужских одеколонов. К этим запахам примешивается тот самый непередаваемый эфемерный аромат неизменно надвигающегося отпуска или командировки.
Почему такое происходит? Тайна! Великая Вселенская тайна! Этим надо просто жить и в это надо просто верить!
Вот и на этот раз все мы не смогли поступить иначе. И как только наш поезд едва дёрнулся в сторону Харькова, то словно по мановению волшебной палочки, через мгновение наш столик уже ломился от съестных припасов. Жаренные курочки недовольно и горделиво отпихивались своими жареными бёдрышками от несносных белоликих луковиц, толстокожих тупых помидориков и наглых пупырчатых зелёных огурцов. Маленькие ярко-красные шарики редисок гоняли в пятнашки по краю стола на перегонки со сваренными вкрутую яйцами, и всё норовили спрыгнуть со стола и уж там устроить настоящее дерби по коричневому полу вагона. У самого окна частоколом средневековой крепости стояли стеклянные поллитровые витязи с пивом и лимонадом и, тревожно позвякивая в такт перестуку вагонных колёс, обречённо ожидали нашего внезапного нападения. Всё это великолепие украшала пирамидка Хеопса из домашних пирожков вонючих вокзальных беляшей с мясом, стыдливо прикрывающих свою наготу густым ярко-зелёным боа из зелёного лука, пахучего укропа и ароматной петрушки. Уставной сухой паёк, а также консервы с братской могилой (килька в томатном соусе), тефтельки, килька в майонезе и прочая аварийная снедь осталась терпеливо лежать в наших рундуках в ожидании того часа, когда у нас всех повально начнётся цинга. Из питейного ассортимента в обед было решено потребить кроме пива и весьма слабогазированные, но сильно безалкогольные напитки типов «Байкал», «Буратино», «Калининградская минеральная», а также домашние компоты из свежих ягод.
В то достославное время угара социализма всякие «Пепси-колы» и «Коки-колы» с «Фантой» были для нас невероятной экзотикой. И их можно было купить за боны или инвалюту только в специализированных магазинах «Альбатрос» или «Берёзка». Но вот перед самым нашим отъездом нашему однокласснику Эдмундасу Тарушке (в просторечии «Эд») каким-то чудом удалось стать счастливым обладателем аж целой полуторалитровой пластиковой бутылки с волшебно-капиталистическим напитком «Кока-Кола».
На радостях Эд великодушно решил поделиться сиим чудодейственным напитком со всей командой. Как раз хватило на всех – по одному глоточку. Сейчас в наше время с выходом этого напитка на просторы нашей страны произошла своеобразная девальвация его вкуса и таинства потребления, какие были при Советском Союзе. А в то время для нас это было своеобразным причастием к волшебству непонятного грядущего. Да и сама та пластиковая бутылка разительно отличалась от нынешних своих штампованных сестёр. Её пластиковое дно было круглым, словно колба у термоса. И для её устойчивости книзу специально приклеивалась круглая подставочка чёрного цвета, которую в случае чего можно с успехом было использовать в качестве стильной пепельницы. Это была очень вместительная ёмкость, которая ещё долго служила своему хозяину верой и правдой не только во время воскресных поездок на балтийское взморье Светлогорска и Зеленоградска, но и спасала нас от испепеляющего солнца и невыносимой жары на культовом жертвеннике, именуемом на курсантском сленге «Холмы» или «Бугры». Это особое место в самом дальнем углу нашего училища за банно-прачечным комбинатом, где в солнечные дни имели право загорать только курсанты пятого курса. Но об этом у меня будет отдельный рассказ под названием «Холмистые Бугры».
Пардон, друзья, я немного отвлёкся. Итак…
Поезд уже вовсю мчал нас к литовской границе, когда первая партия натюрморта с удовольствием и без налёта какой-либо гуманности была уничтожена напрочь. В моём дневнике появились первые записи: «09.35 – миновали Знаменск. Убита вторая курица. Разобраны помидоры. «Камушки» разбиты. Славику Васильеву было присвоено почетное звание взводного «камикадзе».
«Камушками» мы называли обыкновенные стаканы, наполненные пивом (ну или водкой - но не в этот раз - мы же условились - без происшествий и без "прочих всяких излишеств"). Чтобы звоном не привлекать к себе излишнего внимания, стакан полностью накрывается ладонью и сверху охватывается пальцами, и в момент чоканья раздаётся характерный сочный звук, напоминающий стук небольших пляжных камней. «Разбить камушки» означало – выпить тост. Тост, кстати был традиционным и лаконичным: «Выпьем за то, чтобы – мы!». А Славика мы наградили отчаянным званием "камикадзера", потому что он с собой в дорогу взял полпалки варёной колбасы, которую купил аж за три дня до поездки - дефицитный продукт, кстати, в то советское время. Но вот на свою беду эту колбасу он хранил не в холодильнике – ну откуда же в курсантских кубриках взяться такому экзотичному агрегату, а - в газетке в тумбочке на прохладной нижней полочке среди обувных и одежных щеток и баночек с гуталином. И вот, когда Славик развернул своё богатство и свою гордость, то к великому нашему разочарованию оказалось, что колбаса не только перевела на свою поверхность всю газетную передовицу, но и на радостях слегка позеленела от тепла, антисанитарии и переизбытка полиграфической информации. Нет таких слов, чтобы описать всю горечь и досаду, которая отразилась в тот момент на наших лицах. Славик вообще приуныл, но совсем не надолго. Он решительно нарезал колбасу на крупные кругляки и, жмурясь от яркого солнца из окна, теплеющего пива и запаха от безвременно усопшей колбасятины, стал на наших глазах в одиночку поглощать испорченный дефицит, в который он вбухал всю свою курсантскую стипендию. По нашим спинам мурашки "ледяной волной" бегали наперегонки с приступами тошноты, а холодный пот испуганно струился между лопаток, а Славик всё ел и ел эту зеленоватую отраву, напрочь игнорируя предлагаемые ему свежие овощи и домашние разносолы. Но самое интересное, что от этой колбасы Славику так ни разу не поплохело. Мы ещё дня два к нему присматривались, прислушивались и принюхивались. А он ходил невозмутимый, спокойный и радовался жизни.
- Ну Славик, вот что ты за гад такой? - говорили ему мы в ответ, - с тебя, как с гуся вода, а ты ходи тут за ним и отслеживай, как бы ненароком не помер… или не обоср...... ся.
И ведь не помер! Но бессмертный титул «камикадзера взвода» за ним так и закрепился до конца училища.
В какой-то момент от прилива сытости и благолепия на Вовку Стефаненко вдруг снизошла муза и он, разворачивая хрустящую промасленную кальку, в которой вкусно пахли насмерть закопчённые угри, он вдруг торжественно продекламировал, шевеля своими густыми усами и причмокивая в предвкушении потребления сего деликатеса:
- Вчера я был в «Кооператоре»! Купил для нас угрей аж по четырнадцать рублей!
Наши негромкие аплодисменты слегка вдохновили Вовку, и после очередного выпитого стакана «Жигулей» он встал, и картинно выставив одну ногу вперёд, громко продекламировал, кивая на лежащего на верхней полке Костю Дуплия:
- И встретил Костю я на верхней полке в нелепой позе и трусах цветных…»
И хотя Костя действительно в тот момент лежал в роскошных кумачёво-революционных заколенниках с редкими легкомысленными ромашками, и Вовка-декламатор ожидал вполне справедливых если не оваций, то хотя бы взрыв хохота. Но в ответ раздался слабый увядающий смешок. Все были уже такими сытыми, тихими, добрыми и ужасно ленивыми, что на эмоции уже не хватало сил.
И вот в такие минуты наш Саша Викторов становится особенно вдохновенно-творческим. Он привычным движением уместил на коленях свою любимую подругу, трепетными пальцами провёл по её плавным изгибам и, задумчиво улыбнувшись, тронул её трепещущие струны. Полилась приятная и давно знакомая мелодия. Саша запел. В воздухе к запахам продуктов, пива, вялости, лени и евангелическому великодушию присоединился лёгкий романтизм, и всё нарастающая радость от происходящего с нами. Невольно вспомнилось, как два года назад вот этим же поездом мы всей ротой ехали тоже через Харьков в Севастополь на нашу первую морскую практику – на учебный корабль «Смольный». Тогда мы себе казались уже такими взрослыми и слегка суровыми – ведь не в отпуск едем, а уходим в настоящий дальний поход. Теперь же мы в задумчивости снисходительно смотрели на себя со стороны на тех – наивных второкурсников – и с усмешкой говорили: «Караси!» Но сейчас мы себя не чувствовали ни суровыми, ни умудрёнными жизнью или жутко опытными. Сейчас мы были просто спокойны, довольны и радостны, что снова едем к тёплому Чёрному морю. Мы были замшелыми четвертаками...
Под размеренный стук колёс за переборками вагонных отсеков велись вялые неактуальные разговоры, слышен был негромкий смех и сухое щёлканье шашек в нардах. Вовчик Стефаненко уже лежал на верхней полке и бессмысленно тасовал свеже-распечатанную колоду игральных карт, которую он от скуки купил тут же – на вокзале. От сытости и невероятной лени играть в карты сейчас никто не хотел. Никто не хотел быть подкидным дураком. Я, было, бросился к своей тетради, чтобы сделать очередную путевую заметку в дневник, но тут же жуткая лень, и вялая истома цинично выбили из моих рук шариковую ручку и я, едва успев нацарапать «11.45 – уморились все…», надолго потерял сознание.
Только изредка в моей памяти вдруг выныривал образ нашего старшего практики полковника Меняйленко, который ехал в другом конце нашего поезда. Он эпизодически наведывался к нам с внезапной проверкой, чтобы оценить уровень нашей подорожной разнузданности и расхлябанности в ожидании неминуемого скандала. И каждый раз, наблюдая в нашем вагоне умиротворение и пугающую тишину, наш "чёрный полковник" в приятном смятении покачивал головой и произносил одну и ту же мантру: «Невероятно! Ну, это же не нормально!? Вот что значит – морские курсанты… флотская культура… мать их..» После чего, в тихом шоке покачиваясь в такт вагону, он удалялся прочь. Видать раньше, в Череповецком училище в своё время ему приходилось хлебнуть лиха со своими прежними подопечными. А поезд всё мчал нас монотонно стуча на стыках колёсами, навстречу югу, теплу и приключениям, которых, как оказалось позднее, было с лихвой… и даже чуть-чуть больше.
(продолжение следует)
© Алексей Сафронкин 2022
-==--==-=-=-=-=-=-=-
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.