оглавление канала
Катерина, проводив брата, попыталась заняться домашними делами. Но, все, как-то не ладилось, все из рук валилось за что не бралась. Квашня, еще с ночи поставленная, уже из корыта вылазила. Надо хлеб выкатывать. Она растопила печь. Загоревшийся огонь ее немного успокоил, внес в душу подобие мира и душевного равновесия. Но, все равно, где-то на самом донышке, все еще плескалось беспокойство.
Хлеб уже был готов, большие буханки с крутыми подрумяненными боками, лежали на столе, источая невероятно вкусный и чуть пьяный хмельной дух. Нет на свете ничего лучше запаха свежеиспеченного хлеба!! Хрусткая, еще теплая корочка с холодным молоком, вытащенным из погреба. Никакие самые изысканные угощения не заменят этого вкуса самой Матери-Земли. Катерина в остывающую печь сунула чугунок со щами, чтобы теплые были, когда брат вернется, и отправилась доить корову. Солнце уже склонялось к закату, а брата все не было. Никакая работа не могла теперь уже скрыть Катиного беспокойства. Кудель путалась, и никак не хотела выпрядаться в тонкую нить. Вдруг, с крыльца послышалось рычания Роя. Катерина, бросив пряжу, выскочила на улицу. Гроза обошла стороной, и теперь темно-фиолетовые тучи на дальнем краю неба лениво переваливались через горный хребет. Там в отдалении грохотало, и изредка чернильную синь пронзали огненные струи молний. Она посчитала это добрым знаком. Гроза миновала, значит.
На выходе из леса по дороге кто-то ехал верхами. Катюха, было, с радостной улыбкой ринулась встречать, думая, что это Алексей вернулся. Но, ехавших было двое. По очертаниям фигур признать не смогла, а сердечко тревожно екнуло. Схватив Роя за ошейник, уволокла его в сени, и крепко закрыла дверь на деревянную щеколду, как и велел брат, перед своим отъездом. Сама прошла в избу и стала выглядывать осторожно из-за занавески. Ой, не зря Алекся наказывал ей двери на запор, и никому не отворять.
Верховые подъехали ближе, и в одном Катерина узнала Григория, которого за глаза все называли по-прежнему, Гришка-Разбойник. Четкие линии, по-птичьи хищного с горбинкой, носа, Густая борода с легкой проседью, острые звериные глаза, желто-зеленые, словно у волка. Ну, истинное слово, разбойник и есть. При взгляде на него, у Катюхи вся кожа пупырышками пошла, будто в ледяную воду окунулась. Второго она никогда прежде не видела. Это был чужак, чуть моложе Гришки. В его бороде еще не было седых волос. По неведомой причине, у Катюхи затряслись ноги, а сердце, испуганным зайчонком запрыгало в груди, стремясь выскочить наружу. Мужики стали ходить по двору. Один, который чужак, заглянул в сарай. Катерина пыталась себя уговорить, что ничего страшного. Кругом ведь белый день. Может, мужики за медом приехали. А внутри нее, какой-то голос нашептывал: «Ой, не за медом, не за медом явились…». Ружье стояло у дверей. Да, и стрелять она умела еще с детства. Ее сначала, малолетку, батя учил, а после Алекся уж, как отца не стало. Но, одно дело в зверя дикого, а другое, в человека вот так просто взять, да выстрелить. Нет, так-то она не сможет, нечего даже и думать. Лучше спрятаться. А там, глядишь, и Алекся вернется.
Про тайное подземелье Катерина знала уже давно, еще, когда совсем маленькой была. Отец Алексею показывал. Думали, она на печке спит, а она, востроглазая, тихохонько за братом и отцом в подпол спустилась и все углядела, что и не надобно было бы. Но, уж больно ей любопытно стало, чего это Алекся с отцом таятся. Да, и потом, когда старец Онисим приходил к ним, разговоры слышала. Все думали, девка малая, да бестолковая. А Катюха все на ус мотала, да помалкивала. Тоже понимала, что тайна сия великая, и болтать тут не надобно.
И теперь, видя, как чужие мужики, как хозяева, по двору шарятся, у нее в голове крутилась только одна мысль. «Убежать, спрятаться, чтобы никто не нашел!» Рой уже стоял у дверей в боевой стойке и утробно рычал. Катерина быстро нагребла в глиняный горшочек немного углей из печи, схватила со стола нож, сунула за ремешок платья, несколько лучин, и небольшое поленце, из которого еще настрогать можно было, если эти кончатся, и горстку бересты для розжига. Откинула крышку погреба. А в двери уже требовательно долбились. Рой начал яростно лаять. Катюха хотела увести собаку с собой. Но. стоило ей взяться за ошейник, как Рой, чуть было не кинулся на нее. Верный лохматый воин приготовился отдать свою жизнь за хозяйский дом, и не хотел, чтобы ему кто-то в этом препятствовал. Пускай, этот кто-то, даже и сестра хозяина. Катерина заметалась между лазом в погреб и собакой, но Рой упрямо огрызался, не давая ей взяться за ошейник. В сенях послышался грохот. Это чужаки сломали затвор на дверях, и теперь рвались в избу. Времени не оставалось. Девушка стала спускаться по лестнице вниз, губы ее шептали без перерыва: «Господи, Господи… Спаси и сохрани…». Закрывая за собой крышку люка, она не заметила, как платок соскользнул с головы, зацепившись за какой-то гвоздь, и теперь остался лежать, зажатый между толстых тяжелых досок притвора.
Очутившись во тьме, она достала кусочек бересты, раздула его на угольках в горшочке и запалила лучину. С большим трудом, отодвинула от стены, выложенной серым диким камнем, и казавшейся сплошным монолитом, большую бочку, в которой они солили огурцы на зиму. У самого пола нашарила небольшой рычажок, и со всей силы надавила на него. Только вот, силы той было маловато. Рычаг чуть поддался, но дальше идти не желал. Катюха от отчаянья закусила губу. Потом увидела большой плоский камень, который служил для гнета, а сейчас, чистый и сухой лежал на полке, дожидаясь, когда придет пора, и он снова займет свое место в бочке, в терпком и духовитым от чеснока и пряных трав, огуречном рассоле. Она воткнула лучину в щель, поставила горшочек с углями на пол, с натугой подняла этот камень, и с силой, удивившей ее саму, бросила его на рычаг. Раздался звон, потом что-то заскрежетало, и стена нехотя стала отползать в сторону. Из образовавшейся щели, потянуло холодом. Катюха зябко передернула плечами. Лезть туда совсем не хотелось. Но, наверху уже слышался шум битвы. Яростное рычание Роя, громкие грубые мужские голоса чужаков, выкрикивающие ругательства. Еще немного, и они начнут обшаривать погреб. Раздумывать и бояться уже не оставалось времени. Девушка подхватила горшочек, полено, вытащила из щели горевшую лучину и, обмирая от страха, шагнула внутрь.
