Это был один из первых весенних солнечных дней. Раннее утро. На улице практически нет людей, пустая дорога, медленно и как-то лениво проезжает ярко голубой автобус, останавливается на остановке - в него никто не заходит и из него никто не выходит. Кажется от этого автобус трогается с места еще более нехотя. И вот когда автобус отъезжает, я замечаю мужчину, сидящего внутри стеклянной остановки. На нем очень много одежды, слишком много для того, чтобы он мог вписаться в общество «добропорядочных» и поехать на работу. Вся она в каких-то коричнево-серо-черных тонах. Немного потертая, немного грязная. Он сидит весь сжавшись, не то чтобы от страха, скорее от какой-то скученности в самом себе, нога лежит на ноге, он сидит в три четверти, развернутый в мою сторону, руки сложены на груди. Лицо помятое и с многодневной щетиной. Яркий, четко очерченный луч солнца освещает одну его часть, другая оказывается скрыта тенью, созданной контрастом с этим лучом. Эти четко очерченные свето-тени создают ощущение картинности. Что-то в духе Караваджо. А дальше самое ужасное - он смотрит мне прямо в лицо и улыбается, и улыбка его блуждающая и бесстыдная, но бесстыдство это не то, которое часто возникает в глазах мужчины, смотрящего на женщину, другое. Это было что-то совершенно зловещее, даже инфернальное, он смотрел на меня так, как будто Евой была я сама - только вчера, или позавчера, и это из-за меня люди вынуждены жить и страдать, изгнанные из рая, а он сам был непосредственным участником этих событий - то ли в качестве змея, то ли в качестве дьявола, то ли в качестве яблока.