Весна 1918 года, последняя в жизни этой девочки. Поездка, вероятно, по Крыму, с тётей Машей и, вероятно, её мужем, дочерью, и кем-то ещё. довольно большая была компания, но из всех я точно помню только Машу.
Дерево - видимо, цветущий миндаль. Я помню и как меня фотографировали, и восторги сопровождавших меня девушек от цветущего этого деревца, и сырость от протекавшего ручейка, - видите, - светлая полоска на траве?...
Убило меня случайной пулей во время эсеровского мятежа в Москве, 7 (скорее всего, а не 6-го) июля, 1918 года.
Точный момент моей смерти я не могла бы определить... Когда полненький симпатичный знакомый мне доктор смотрел мою рану, опускал рубашечку, горестно качал головой, гладил меня по головке, - я точно ещё была здесь, была жива... (Да, меня убило случайной пулей. когда я побежала к Морозовскому скверу, думая, что там играют в войну мальчики, - а не взрослые дяди! Это было 7 июля 1918 года - в день подавления Эсеровского мятежа... Мы жили в доме напротив - Колпачный, 14/5).
Папа донёс меня на руках до дому. Я помню, как он меня нёс мимо наших окон, и в одном из них подросток в гимназической рубашке, подпоясанной широким ремнём, с ужасом увидел нас и метнулся в коридор, - открывать дверь. Это был Вася Никольский, сын друга, сослуживца и свата дедушки.
Они снимали комнаты в этой же квартире. Потом за этого Васю выйдет младшая сестра дедушки, Лидия. Вася открыл нам дверь, и, снова с ужасом глянув на меня, побежал по коридору, сказать о нас бабушке. А я думала: "и чего он так испугался? Мне так хорошо, так спокойно!"... И правда, больно мне совсем не было! Только, видимо, силы уходили, уходили, и ушли совсем... Меня положили в комнату с нишей, на постель в этой нише, за занавеской. Пришёл доктор, знакомый уже мне, толстенький и уютный. Он послушал меня со всех сторон, как-то безнадёжно покачал головой и погладил меня по головке... Опустив мою рубашечку и отвернувшись от меня, он вышел в смежную комнату, к родителям, что-то сказал им, и я услышала горестное восклицание папы: "как?! ведь ранка такая маленькая!"... До этого момента я, вроде, была ещё жива.
А вот когда занавеску над кроваткой отодвинула и глянула на меня бабушка - не знаю, жива ли я была в тот момент, или уже нет!
Уж больно печальными стали вдруг бабушкины глаза!
Когда папа воскликнул"Как же так?! Ведь ранка такая маленькая!",
мне стало ужасно жалко папу, и я всем сердцем рванулась к нему, чтобы его утешить, - и, вероятно, в этот момент и прервалось моё дыхание... Потому что, мне кажется, я вышла к ним, в комнату, - к родителям. Я видела их, сидящих за столом! (Странно, что никаких чувств к маме я при этом не испытывала, - да и она никаких чувств не проявляла. Сидела молча. Может быть, в шоке?... Впрочем, я в той жизни явно была "папиной дочкой"!).
Первым в своём посмертии я увидела сердитого старика, смутно мне знакомого. Он был с большой бородой, в белой подпоясанной рубахе и босиком... С глубокой жалостью в небольших серо-голубых глазах он посмотрел на меня, но сказал строго: "Надо было слушаться родителей!". (А я ведь не послушалась их, не остановилась, когда они молили меня об этом!)
Л.Н.Толстой на портрете кисти В.Серова.
Старика этого я, родись несколько раньше, могла бы ещё застать гостем в нашем доме. Это был Лев Николаевич Толстой, - 5-юродный дед моего деда, Ивана Дмитриевича Калошина...
И сразу за руку меня взял Ангел. Я знала, что это - ангел. И никакого страха не было. Всё было так, как надо, и по-другому быть не могло. Ангел был тёмноволосый, с правильными, но неприметными чертами лица. Он был в белой хламиде. Крыльев я не запомнила, хотя он и летел... Летел вместе со мной, держа меня за руку... Мы поднялись над нашим домом, над Морозовским сквером, над Ивановским монастырём... "Запомни всё это, - сказал мне ангел, - ты ещё вернёшься сюда!". И мы полетели коридорами облаков...
Мы летели, летели, и остановились. Остановились перед Кем-то - за завесой облаков... Ангел мой, опустив голову, почтительно отступил назад, а меня выставил вперёд, прямо перед завесу, за которой был Кто-то... Оттуда стал доноситься Голос, который был не звуком, а мыслью. Голос задавал обычные вопросы - кто я такая, как меня зовут, сколько лет - анкетные данные... Я отвечала на вопросы звуком, - как мне кажется... Да, конечно! Я отвечала ,как привыкла. Но Тот спрашивал меня беззвучно. Наконец, голос спросил:
- Каким был лучший день твоей жизни?
- Я ответила, что это был день Масленицы, - когда всем было очень весело, все катались на санках - даже дедушка!
За этим следовал последний вопрос:
- Тебе было жалко папу?
- Да, - ответила я, сжав руки перед грудью, мне было очень жалко папу! Но я не знала, как его утешить! И тут я развела руки.
Волна Любви как будто обняла всю мою фигурку после этих слов...
- На облака её! - резюмировал Голос. И ангел вновь взял меня за руку, и откуда-то взялись лёгкие саночки, и сопровождавший усадил меня на них и подтолкнул с облачной горы...
Больше я ничего не помню. Наверное, я так и каталась на санках в облачных горках, - все 48 земных лет, - до своего нынешнего воплощения...
Автор нуждается в материальной помощи.
Карта Сбербанк МИР 2202 2006 9539 9251
