Как выстраивался культ вокруг героев советской рок-сцены (и квартирников), и почему русский рок 1980-х — это уникальное явление мировой культуры, рассказывает публицист Юрий Сапрыкин.
Кто-то из очевидцев писал, что отечественные рок-звезды 1980-х — первое поколение, которое снимало у своих западных коллег не просто позы, а движения: задачей рокеров 1970-х было застыть максимально эффектным образом (как на фотографии каких-нибудь Deep Purple), Гребенщиков, Курехин и Цой, которые километрами отсматривали видео с эфирами MTV, перевели это застывание в динамику. Речь не только о манипуляциях с микрофонной стойкой: сам их образ перестает быть неизменным, сегодня ты эстет с косой челкой, завтра бородатый гуру, полный любви, и это не фальшь и не измена себе: и то, и другое правда.
Гребенщиков, вернувшись из Америки, говорил о том, что в России от группы The Doors «тащатся тяжело, по-достоевски», а там это просто музыка для танцев; однако же питерский рок в свой героический период и уроки MTV воспринял вполне по-достоевски: вместе с бородами и челками в крайне короткие сроки на русский пришлось перевести язык, идеи, эстетику людей, которые пропускали все это через себя десятилетиями. Стремительность, впрочем, не отменяла глубины, и речь даже не о Гребенщикове, который мог в одной строчке процитировать Аполлинера и «И-Цзин»: вакантное место героя поколения занял его младший товарищ, который довел свой стиль и образ до предельной лаконичности — а попутно (и вряд ли намеренно) вскрыл какие-то глубинные архетипы.
Цой стал абсолютной иконой, идеальным молодежным героем не только потому, что он суровый и в кожанке, и не потому, что язык его песен по сложности приближается к детской считалке, и тем более не потому, что он удачно имитировал The Cure и New Order — на последних трех альбомах он создал мир какой-то древней, завораживающей простоты и глубины и сказал о нем те слова, которые могли бы быть сказаны в древней Индии или Китае: все умирает и возрождается, все сущее находится в состоянии раздора, блажен тот муж, кто, исполнив свой долг, приносит себя в жертву. Смерть автора как бы засвидетельствовала истину этого метафизического кодекса.
В некотором роде «Звезда по имени Солнце» — это анти-Vogue: неизменность космического закона против постоянной смены образов и поз; сила поп-индустрии в том, что она одинаково успешно продает и то, и другое.
Подписывайтесь на наш канал, чтобы видеть больше интересных материалов в ленте.
#фотография #популярность #поп культура
