Начало
Предыдущая часть
Утро в доме начиналось на восходе солнца, пробивающегося в комнаты через сохранившиеся сверху рам стекла, но учитывая ноябрь, это случалось около девяти утра. Солнце нежно светило в лицо, а из большой комнаты доносилось мелодичное пение на незнакомом мне санскрите и запах греющегося на печи чая. Приятные распевы оказались гимном утру и прославлением Сатьи Саи Баба, кумира Индии и конкретно поющего. Это, между прочим, был самый настоящий ведический жрец. Немолодой жилистый мужчина с растрепанными седыми волосами деловито хлопотал по дому растапливая печь, готовя завтрак; не торопясь готовился к наступлению нового дня. Каждое утро, просыпаясь, эти приготовления и пение из-за двери наполняли меня ощущением благостного покоя. Все вставали и тоже начинали методичные утренние процедуры.
Вообще-то эту неделю нас в Доме было четверо.
Я приехала гостем, заявленным жрецу как не приспособленный к деревенской жизни балласт, но, видимо, у каждого из находящихся в доме о других сложились свои собственные впечатления. Позже в разговоре наедине, он признался, что приглашающим была заявлена «скромная тихая серая мышь», а приехала нервная, шумная, задерганная и невежливая женщина. Но, учитывая, что жрец все-таки начал со мной общаться лично, за пару дней меня все-таки отпустило.
Сам же он был достаточно занятным человеком. Когда первоначальное очарование от такого необычного рода занятий поутихло, стало заметно, что говорил он в основном о своих паломничествах, недовольстве властью, своей родословной и трактовках Кастанеды, а замолкал только когда спал или его не было в Доме.
Единственным, кто всю неделю смотрел ему в рот и молча благоговейно ловил каждое слово была молодая девушка, бывшая экстремалка, немного цыганка по крови, с красивыми чертами лица и угольными кудрями, очевидно новый адепт йоги и индуизма. Она смиренно сопровождала его везде и помогала и в «работе» по поддержанию священного костра, и по дому.
Несмотря на хозяйскую хватку жреца настоящим хозяином дома был пригласивший меня человек. Все, что он говорил о Доме, было пропитано нежно оберегаемыми воспоминаниями жизни здесь; сразу ощущалось — Дом его, всегда им был и будет. Каждое место во всей округе содержало для него истории из его детства и юности. С таким хозяином, который знает здесь все, не было чувства потерянности или неуверенности в новой обстановке. А сам жрец был ему давно знаком и временами жил в этом доме. Оказалось забавным, что из всех в Доме санскрит знал только хозяин, поэтому когда одним вечером сели читать и переводить одну из песней Ведов, жрец слушал и запоминал внимательнее всех. Только хозяин знал, что написал на стенах своей комнаты, любовно украшая жилище. Летом под потолком на веревках развешивались полевые цветы, а сейчас, осенью, после пяти вечера — с заходом солнца — беленые стены освещали свечи, и после ужина на газовой горелке и беседы можно было почитать перед сном. Еще долго слышалось, уже засыпая, как жрец и его спутница обсуждают ту или иную книгу шепотом в другой части дома.
Следующая часть