Если вы хотите по-молодёжному сказать, что вам стыдно, то смело используйте слово «кринж», современные подростки употребляют его как синоним «стыда». А про человека, который вам нравится можно сказать «он мой краш», ну а «падру» пригласить вечером на прогулку – сокращение от существительного «подруга». Про англицизмы, книги, грамотность и русский язык мы поговорили с доктором философских наук, кандидатом филологических наук, профессором, заведующим кафедрой социально-политических коммуникаций ННГУ им. Н.И. Лобачевского Антоном Фортунатовым.
Книга, текст – это, прежде всего, возможность, а не набор букв. Возможность понять, прочувствовать, обратить на себя внимание. Вот, что такое книга. А для того, чтобы что-то почувствовать и понять, нужно сделать усилие и увидеть это. Ты можешь читать какие-нибудь инструкции по изготовлению глиняной посуды, и это будет твой драйв, твоя внутренняя энергия, это будет становление твоей личности. А можешь заново открывать «Войну и мир», несмотря на все завывания по поводу того, что это скучный роман. Книга – это возможность, а любая человеческая возможность – это результат усилий. Потому что если ты тупо смотришь перед собой, то никаких возможностей у тебя нет. Мир закрывается перед тобой. Но если ты вдруг пытаешься заглянуть за те границы, которые перед тобой возводятся, в том числе, и теми, кто очень хочет их поставить перед тобой, то тогда вдруг открываются какие-то миры. В этом смысле и русский язык — это тоже такой портал, некий выход за пределы самого себя.
Почему в последнее время, даже в солидных изданиях есть опечатки? И на это мало обращают внимание.
Не в опечатках дело. Опечатки, конечно, очень яркая характеристика небрежности в отношении самих себя. Непрофессионализм выражается не в том, что они не знают правил, не в том, что они не знают грамматики. Непрофессионализм проявляется в небрежности по отношению к самим себе и к тем, кто их будет читать. Дело в том, что мы очень сильно технологизированы. То есть всё, что вокруг нас, – это технологии. Гаджеты, приемы, алгоритмы, доставка на дом мыслей, доставка на дом грамотности – это все расслабляет. Человек начинает, как после духовного Макдоналдса, превращаться в нравственный, духовный, антропологический колобок. В этом смысле мы все в коммуникации, как в технологии взаимодействия. Не общение, не передача каких-то душевных состояний, а технология взаимодействия. Я знаю, как манипулировать, я знаю нейролингвистическое программирование – зачем мне грамотность, если я смогу, так сказать, дать по голове своей целевой аудитории. Все превратилось в безличность, которая, в свою очередь, выступает следствием механистичности в отношении людей. Одна из проблем механистичности то, что в ней всегда заложена ошибка. Это всегда возможность срыва, когда «что-то пойдет не так».
Много сейчас таких молодежных словечек, как краш, кринж, падра... Вот эти слова у нас как появляются? Они быстро уходят?
Русский язык открытый, он очень распахнутый в мир. Я бы сказал, что он даже предвосхищает все те сиюминутные, модные наслоения, которые пытаются ему навязать в то или иное время. Вспомним французскую речь дворянства времен Отечественной войны 1812 года. Долохов с молодым Ростовым приезжает в стан отступающих французов и мило с ними беседует. И никто из врагов не может его отличить по говору от истинного парижанина! К вопросу о степени проникновения языка в сознание: нужно было не только говорить, не только думать, но и чувствовать по-французски, чтобы не было подозрений! В этом смысле недавний «олбанский диалект» - это тоже дань сиюминутной моде. Помните, сколько было вздохов о засорении языка? Сейчас и вспомнить-то сложно. Теперь вот – время англицизмов. Новой волны, я бы сказал. Ведь еще век назад был Набоков, который получил всемирное признание за роман на английском языке. А в этом смысле я не переживаю. Это все такие временные проблемы. Здесь много нюансов, которые, ну, никак не могут учесть те ребята, которые за рубежом пытаются русский язык принизить, уничтожить.
Это невозможно хотя бы потому, что он, язык, начинает с удовольствием в эту игру играть. Это мода, следствие технологий. Англицизмы – это не просто принесенные на родную почву из Лондона словечки. Это следствие взаимодействия вектора интереса между английской и русской культурой на сегодняшний момент. Но, например, уход Макдоналдса из России сопровождался пафосом, что мы теряем какие-то культурные ценности, а в результате получилось, что Макдональдс просто странная сиюминутная закуска под традиционный русский напиток. Вот и все. Все проще и веселее.
Инстаграм, Телеграм – одна «м» все-таки пишется на конце или две? Споров много.
Я пишу одну, как положено. Я не люблю телеграм. Здесь я пойду против мейнстрима в силу того, что он не может понять, на каких креслах он сидит, на технологиях или даже на специфике человечности. Открытый код, защита данных — это всё очень круто звучит, но при этом все равно достаточно примитивно с точки зрения передачи информации. Мне кажется, отсутствие этих букв в названии – приговор этим средствам коммуникации. Я больше чем уверен, что, несмотря на эйфорию того, что у нас в России сейчас свои ресурсы, сетевые аккаунты, все кончится одним и тем же – замыканием и технологической ошибкой, запрограммированной в статусе их алгоритмов. Поэтому отсутствие грамотного набора букв – это своего рода намек, то самое языковое предвосхищение, который язык посылает пользователям: зря вы, дескать, шутите со мной. Одна из проблем сегодняшнего понимания языка в том, что никто не видит дальше оболочки, а за словом находится масса всяких глубинных смыслов. Вот слово – «телега». Оказывается, это тюркский корень, который пришел к нам от татаро-монголов. Но ведь «Телеграм» обозвали «телегой» не в последнюю очередь из-за необходимости адаптации отсутствия буквы «М». И все как-то невзначай заскрипело, застонало, сделалось каким-то неудобным…
У многих детей сейчас плохой почерк. Психологи связывают это с тем, что время такое – мы все торопимся, школьная программа такая – не успевают закреплять, поэтому каллиграфия страдает. Вы согласны с психологами?
Это болезненный вопрос для меня, потому что у меня у самого почерк, как у медиков. Мне кажется, это действительно психоритм такой, временной. И то, что детям почерк не ставят, это конечно, не очень хорошо, наверное, с точки зрения опробованных способов формирования характера. С другой стороны, столько проблем сейчас влияют на формирование подросткового характера, что работа с почерком становится не самым эффективным инструментом взращивания самодисциплины. Ведь почерк – это отношение к самому себе, которое ты выплескиваешь на бумагу. Мне сейчас легче писать стихи за компьютером. Я сажусь за монитор, они у меня сами пишутся. А начинаю писать ручкой – не идут, «не текут свободно», как бы сказал Пушкин. То же самое с текстом. Я могу быстро написать качественный текст по любому поводу, быстро, мгновенно, с закрытыми глазами за компьютером. Сяду писать от руки, и меня это будет тормозить. Сама механическая работа руки, которая отвыкла дисциплинированно выводить каракули, она уже есть вчерашний день, так или иначе. При этом, безусловно, писать надо. И здесь многое зависит от отношения к этому процессу родителей. Если ребенок приучен складывать вещи, убирать за собой, то у него и почерк может быть в этом контексте неплохой. Если нет самодисциплины бытовой, то и почерк не ахти. Я проходил и стенографию, это нужно было для журналистской работы. Но все кончилось тем, что я судорожно что-то черкаю в блокнот, а потом отупело смотрю и не понимаю своих записей.
Ценность быть грамотным остается?
Я уверен, что грамотность как эталон, она как была, так никуда не делась. Просто сейчас многие те, кто раньше в силу профессии, социального статуса молчали, сейчас вынуждены говорить. И в результате получается поток непонятного, знаете, такого, гортанно-варварского крика, или, наоборот, мычания. Эталонная «игра в бисер» остается. Я недавно был в Москве и общался с коллегами из Лингвистического университета, и с ними не надо много говорить.
Контакт устанавливается на уровне невербалики, на уровне интонаций. Ты вдруг начинаешь общаться с интеллигентными, грамотными людьми и ловишь себя на ощущении, будто из жуткого мороза вошел в теплую, уютную, натопленную комнату, и ты начинаешь расцветать и оттаивать. В языке, в культуре еще остались оазисы. Они локализованы сейчас на фоне тотальной матерщины или косноязычия. Но они никуда не денутся, и, в случае смены ветра, в случае благоприятных условий для культуры, они снова раскроются миру.