Первую часть можно прочитать ЗДЕСЬ
ДЖИГИТОВКА
В 1912 году, когда закончили заготовку сена, а жатва еще не начиналась, Кияшки всей семьей вернулись домой. Время до жатвы решили посвятить домашним заботам. Ведь все хозяйственные постройки, слепленные из самана, глины да камыша, за зиму успевали прохудиться, и требовали постоянного ремонта. Делали замесы и латали дыры, а иначе домашняя скотина зимой замерзнет или выйдет наружу. И молотилку надо где-то оставлять на зиму, и жатку собирались купить с Петром и Гордеем. В кооператив к ним вступал и Андрей Стефанович. Так легче будет убирать хлеба. Небольшие деньги от продажи излишков зерна были у каждого из них.
Ждало станичников в эти дни и приятное зрелище. Многие казаки, закончившие строевую службу, вернулись домой. Наказной атаман Кубанского казачьего войска Михаил Павлович Бабыч в этом году подписал приказ, по которому казаки, чья строевая служба в этом году подходила к концу, отпускались раньше времени. Такие приказы при Бабыче подписывались частенько, если не было особой необходимости держать войско в боевой готовности. Сын Захара Стефановича, Козьма только два года проходил строевую службу, и к нему этот указ не имел отношения. Обычно в первые дни после возвращения служивых в Старо-Минской устраивалась джигитовка.
На восточной окраине станицы, вблизи реки Сосыки, на солончаках, которые никогда не распахивались, устраивалось это любимое всеми казаками и их семьями представление. Когда-то и сам Захар Стефанович участвовал в этих состязаниях, и его братья. Потом наступил черед его сыновей. Петро когда-то получил ценный приз из рук самого атамана Сергея Климовича Дмитренко, возглавлявшего станичное правление с 1904 по 1909 годы. В этом году из семьи Захара Стефановича Кияшко участников не было, но это зрелище было любимым в станице, и редко кто пропускал его по своей воле.
Дома осталась одна Ульяна Ивановна. У нее было много всяких женских забот. Сразу после службы в Христо-Рождественской церкви публика стала прибывать на пустырь. Здесь уже полно было и участников, и зрителей, и всех тех, кто старался, чтоб праздник удался на славу. А для этого людям нужны развлечения, сладости, напитки.
Маня пришла вместе с подругами. Она знала, что в состязаниях примут участие многие хлопцы, проходившие приготовительную службу в станице. Одного молодого казака она и хотела увидеть. На посиделках Иван Шепитько пару раз приглашал ее в круг, но дальше отношения не развивались, и девушка не знала, что и думать. Маня вместе с подружками пришла задолго до начала представления. Квасники зазывно предлагали квас и лимонад. Здесь же продавали леденцы и булочки. Вместе с девчатами Маня подошла к квасникам, на копейку купила стакан кваса. Он был ледяным, и в этот жаркий день приятно было пить освежающий напиток.
Пока состязания не начались, девчата, сбившись в кружок, затянули свои любимые песни: «Ой, чий то кинь стоить». Но не успели допеть до конца, как помощник атамана объявил о начале состязаний. Первый конкурс был на преодоление препятствий. Распорядитель состязаний установил планку, которую должны были взять наездники на своих верных конях. Всадники выстроились в ряд, и по сигналу сорвались с места.
Иван Шепитько на своем вороном легко взял преграду, и тут же приготовился к следующему конкурсу. Когда он на всем скаку летел с шашкой наголо, Маня засмотрелась на казака влюбленными глазами. Видно он заметил ее взгляд, потому что в следующее мгновенье Иван соскочил с коня, поднял с земли цветок и уже через секунду протягивал его девушке. Зрители кричали и аплодировали, приветствуя победителя. Маня сидела растерянная. Она тоже радовалась красивому празднику, замечательному летнему дню. Скоро страда, и несколько недель они всей семьей будут работать до седьмого пота.
Объявили последний вид состязаний. Всадники на конях должны были проделывать настоящие акробатические трюки. Один казак стоял на плечах у своих товарищей, скакавших на полном ходу, и играл на гармошке, другой ловко перелез под крупом своего коня на полном скаку и зрители ахнули от восторга. Состязания закончились. Атаман подвел итоги и наградил участников. Иван Шепитько получил поощрительный приз из рук атамана и серебряную монету.
ТАК ВЕСЕЛИЛАСЬ МОЛОДЕЖЬ
Прошло два дня после джигитовки, и семья Захара Стефановича Кияшко выехала на паи. Целыми днями Маня помогала отцу и братьям, а когда выпадала маленькая передышка, бежала в хату, чтоб приготовить обед. Петро с Анной и Гордей тоже помогали отцу. Жаткой они за два дня скосила хлеба на паях отца, а теперь собирались перейти на участок Петра. Женщины подбирали колоски в копыцы, чтоб чуть позже приступить к обмолоту. Так семья работала много дней подряд почти без отдыха. Только когда заходил дождь, наступала маленькая передышка. Молодые девчата и хлопцы, забыв об усталости, собирались на игрища. Чтобы в ночное время легче было найти место, где уже собралась молодежь, девчата подбрасывали горящую солому вверх, чтоб пламя освещало собравшихся, и чтоб их видели те, кто еще не успел подойти на ночные гулянья. Пока девушки были одни, они чаще всего пели свои любимые песни. Когда же в гурт включались парни, начиналось веселье. Постепенно парочки, одна за другой, отделялись от большой компании и уже из широкой степи неслись их голоса.
Как только хлеборобы возвращались со своих наделов, они тут же отправлялись в храмы. Семья Захара Стефановича Кияшко обычно посещала Христо-Рождественскую церковь, но в выходной решили отправиться в только построенную в 1909 году Пантелеймоновскую церковь Очень красивая, из белого кирпича, она поражала своим величием. Строилась она на пожертвования прихожан. В ее стенах было вставлено несколько десятков именных кирпичей, в том числе и семьи Захара Стефановича Кияшко.
Свадьбу казачки Марии Захаровны Кияшко и казака Ивана Дмитриевича Шепитько назначили на 26 января 1913 года. Свадьбу справили пышную. Столы ломились от мясных яств. Это было последнее, запомнившееся для семьи празднество, когда все были счастливы, сыты, а главное живы. (По воспоминаниям Марии Захаровны Кияшко-Шепитько, рассказанные внучке)
КОНЕЦ БЛАГОДЕНСТВИЯ
Во второй половине 1914 года началась Первая мировая война. Кубань отправила на фронт 58548 казаков. К августу 1915 года на европейском и восточном театрах военных действий находилось более 97 тыс. кубанских казаков, многие из которых являли чудеса храбрости и были удостоены георгиевских наград. Были такие и среди казаков Староминской станицы и Канеловской.
Не прошло и трех лет, и в стране произошла Октябрьская революция. В Староминской образовались советы, стали поговаривать о том, что будут забирать землю у зажиточных казаков. Захар Стефанович забеспокоился. От сыновей по-прежнему не было вестей. Ему, человеку далекому от политики, становилось страшно. Что делать, за кем идти?
Когда весной 1920 года большевики пришли на Кубань победителями, возобладал тезис одного из вождей Л. Троцкого: «Казачество – зоологическая среда», которую следует искоренить».
КУБАНЬ СОВЕТСКАЯ
Прошло еще четыре года. Маня после свадьбы с Иваном Шепитько переехала в дом мужа и теперь с двумя маленькими детишками, Васей и Таней и новорожденным Ваней ждала мужа со срочной службы. Война с германцем как-то плавно переросла в Гражданскую. И Иван затерялся на ее бескрайних сражениях.
Свекор сразу невзлюбил молодую невестку за своенравный характер, да еще и помощи от нее не было никакой. Маленькие дети забирали все ее время. Сыновья, Василий и Иван давно не были дома. Сеять и жать хлеба было некому, а едоков сразу добавилось на четыре лишних рта. Полк, в котором Иван проходил строевую службу, давно погнали на фронт. И молодая женщина очень долго ничего не знала о своем суженом.
После дневных трудов, уложив детей спать, долго прислушивалась к ночной тишине. Все надеялась, что ее Иван сможет вырваться к жене и детям, хоть на часок. Но напрасны были ее ожидания. Только в середине 1919 года к дому свекра, Дмитрия Шепитько, подъехал казак. Он сообщил, что ее Иван тяжело ранен и находится в полевом госпитале. Уговорив свекровь приглядеть за их малолетними детьми, Маня отправилась на поезде до станицы Кущевской, куда вело железнодорожное полотно. Иван находился в тяжелом состоянии, но полевой госпиталь в любое время мог подвергнуться нападению войсками Красной армии, и она уговорила фельдшера отпустить его домой. К поезду ей помогли добраться на подводе, а уже в станице пришлось обращаться к землякам, чтоб отвезти тяжелораненого домой.
Несмотря на надлежащий уход и находящихся рядом родных, раненому с каждым днем становилось только хуже. Маня обращалась к бабке, лечившей травами, но и она оказалась бессильной. Иван бредил, никого не узнавал, и уже всем было понятно, что он не жилец на этом свете. Промучившись несколько дней, он скончался на руках молодой жены, оставшейся вдовой с тремя малолетними детьми.
Большевики вскоре забрали наделы земли, да у свекра все равно уже не было сил их обрабатывать, и он, давно недолюбливавший невестку, решил ее отделить на съемную квартиру. Маня поселилась в маленькой комнатушке. Ни земли, ни огорода у них не было. Пришлось ей оставлять маленьких детей одних и идти в наймички к зажиточным землякам. За работу ей платили продуктами. С утра и до позднего вечера она стирала, белила хаты, копала огород, а заработанного хватало, чтоб накормить детей. Если в доме появлялась бутылка постного масла, это уже был праздник. Мария Захаровна варила чугунок картошки, наливала в блюдце капельку олии, и радовалась, что дети ее сыты. Обратиться за помощью было не к кому. Родители ее, не дождавшись сыновей, умерли от горя и безысходности.
От холода, так как натопить избу было нечем, от постоянного недоедания Вася и Таня так ослабели, что уже не отрывали кудрявые головки от подушки. В их взгляде матери виделся немой укор. Прошло несколько тяжелых дней, и их жизнь угасла. На руках у молодой женщины, мыкавшей вдовью долю, остался самый младший, Иван. Спасло младенца то обстоятельство, что мать пыталась кормить его грудью. Она подолгу стояла ночами на коленях перед иконой Божьей матери «Владимирской», которой родители благословляли их с Иваном на долгую и счастливую жизнь, и умоляла оставить в живых хоть самого младшего сыночка. И он выжил, закончил школу, поступил в Киевское артиллерийское училище. В день сдачи последнего государственного экзамена, 22 июня 1941 года, фашисты бомбили Киев. Будущих офицеров погрузили в вагон, выдали одну винтовку на троих, и отправили навстречу врагу. В первый же день состав попал под бомбежку, а оставшиеся в живых - в окружение. С одной винтовкой сражаться против вооруженных до зубов фашистов было сложно. Кто-то погиб в этой неравной схватке, а Иван попал в плен. Мать уже и не надеялась увидеть сына живым. Но он вернулся, всем смертям назло.
Гордей Захарович Кияшко в первые годы Советской власти был репрессирован. Семью разбросало, кого куда. Анастасия Гордеевна вышла замуж за казака Клубенко, и с супругом поселились на жительство в Немецкой колонке, Азовского района. Сестра ее, Анна Гордеевна, с Трофимом Третьяком обосновалась на жительство неподалеку от сестры.
Старший сын Петра, первенца Захара Стефановича, Михаил, которого крестили в начале века, в первые дни Великой Отечественной призвался на фронт, где вскоре и сложил свою голову. У его жены Веры, оставшейся мыкаться с малыми с детьми на руках, напоминанием о муже осталась похоронка, да имя, вписанное в книгу «Памяти» на мемориальном комплексе «30-летия Победы». Судьбы других детей Захара Кияшко остались за завесой времени.
Инна ШЕПИТЬКО.