ПОРА БЛАГОДЕНСТВИЯ
Наступил двадцатый век. Для Черноморского казачества это была пора благоденствия. Казачьи семьи с каждым годом обустраивались все вольготнее. Плодородная кубанская земля давала хорошие урожаи. Время было мирное, люди работали от зари до зари, и в этом видели свое счастье. Засеять хлеба, увеличить поголовье скота, чтоб потом отделять сыновей на самостоятельную жизнь не с пустыми руками, выдать замуж дочерей, да растить внуков. Казаки несли службу. Чтоб подготовить молодого казака к строевой, необходимо было купить ему породистого строевого коня, седло, упряжь, амуницию.
Захар Стефанович ждал из церкви сына Петра и невестку Анну, куда они понесли крестить своего первенца Михаила, родившегося 5 марта 1900 года. Дочка Захара Стефановича Вера, которая первая родилась в их новом доме, сегодня стала крестной новорожденному внуку. «Как быстро течет время. Только венчались с Ульяной, а уже внуков надо встречать, - размышлял старый вояка. С храма все пришли возбужденно - счастливые. Крестная мать, которой недавно исполнилось пятнадцать лет, гордо держала на руках младенца. Крестный, Гавриил Иванович Демиденко, родственник по материнской линии, стоял рядом, готовый в любую минуту поддержать молодую крестную. Не спеша они вошли в дом, где в зале уже был накрыт стол. Ульяна Ивановна с дочерьми Верой, младшей Маней и невесткой Анной с раннего утра приготовили основные кушанья и теперь подавали их на стол.
Зимой семья Захара Стефановича Кияшко провожала Петра на строевую службу. Анна, держа на руках маленького Михаила, вывела из конюшни строевого коня, на котором ее дорогой супруг отправлялся на службу. Родители, братья и сестры, окружившие Петра, стояли во дворе. Призывник подошел сначала к отцу, Захару Стефановичу. Тот обнял сына, дав последние наставления. Петро поклонился матери, Ульяне Ивановне. Она обняла своего первенца, поцеловала три раза, и, пожелав благополучной службы, перекрестила. Петр по очереди подошел к Гордею, Козьме, Стефану. Вера держала маленького Михаила на руках. Призывник обнял свою сестру, крестившую его первенца, вместе с младенцем, потом подошел к Мане. Девочка, так любившая своего старшего брата, бросилась ему на шею. Он поцеловал ее три раза, пожелал расти крепкой и здоровой. Потом, взяв походную сумку из рук Гордея, и перебросив ее через седло, пулей взлетел на вороного. Анна не сводила с мужа полных слез глаз, а крохотный Мишка, увидев отца в седле, протянул к нему ручонки. Молодой отец взял сына из рук матери, посадил перед собой, и так они выехали со двора. Анна все также держала коня за уздечку.
Уже на улице он вернул жене ребенка, и, наклонившись, крепко поцеловал. Анна громко заплакала, а Петро, пришпорив коня, во весь опор мчался к Христо-Рождественской церкви, где собирались такие же, как и он, молодые казаки, призванные на строевую. Привязав коня до коновязи, Петро вошел в храм, где батюшка вел службу. С десяток казаков, со склоненными головами, держа в левой руке папахи, слушали молебен. Петро тихонько вошел и встал рядом. Батюшка, закончив службу, произнес последнее напутствие: верой и правдой служить Отчизне и хранить веру православную, так как в ней единственная наша сила. Казаки по очереди подошли к батюшке, приложились к руке, и он благословил каждого. Теперь их путь лежал на станицу Уманскую, где был назначен сбор. А уже там, получив назначение, каждый отправлялся в свою часть, к которой был приписан.
Прошло еще десятилетие мирной крестьянской жизни. Петро отслужил строевую, и находился в запасе. Четверо детей, два сына и две дочки, являлись их помощниками. Сразу после службы отец отделил старшего на самостоятельное хозяйствование. По просьбе Захара Стефановича к станичному правлению, им нарезали участок земли для строительства дома по улице Кубанской, возле самой речки. Место было хорошее для строительства, да и на паи добираться отсюда поближе. В тот же год заложили дом, наделали самана. Не прошло и полгода, и семья Петра переехала на новое подворье. Михаил уже вовсю помогал по хозяйству. С отцом выезжал в поле, погонял лошадей. Любил отрок всю крестьянскую работу. Не уставая, хватался за косу и лопату. Меланья тоже в меру сил старалась помочь матери, а Антон и Параска еще держались за материну юбку.
Гордей, второй сын Захара, уже отслужил и находился в запасе. Дома у него росли Анна и Николай. Отец давно отделил и второго сына. Дом ему помогли построить недалеко от отца, и внуки часто проведывали деда Захара и бабушку Ульяну. Вера уже вышла замуж и переехала в дом свекра, Козьма только собирался на строевую. Маня уже заневестилась. С детства мечтала она пойти в церковно-приходскую школу. Она завидовала братьям, которые окончили двухклассное училище, а Тихон, самый меньший, родившийся в один год с Мишкой, сыном Петра, как раз учился с первом классе училища. С деловым видом он возвращался после школы, вытаскивал свои тетради и степенно выполнял домашнее задание. Маня раньше много раз просила отца отдать ее в школу, но Захар Стефанович категорично отвечал:
-Бабам грамота ни к чему. А хто буде борщи варить?
Мане было очень обидно слышать такой ответ, но спорить со старшими она не могла, оставалось только смириться. Отец, всегда такой покладистый и добрый, в этом вопросе был неумолим. Считал, что у Ульяны Ивановны тогда не будет помощников по хозяйству. Маня украдкой заглядывала в тетради брата, переспрашивала, какие буквы он пишет, пыталась выводить сама, но ее часто отвлекали от ее занятия на более срочные и нужные для семьи дела. И, возвращаясь, очередной раз к своим буквам, она уже забывала, какие освоила. В ее обязанности входило присматривать за Тихоном, а потом и за Дмитрием. Она помогала матери по хозяйству, уже научилась варить борщ самостоятельно. Зимними вечерами, вместе с матерью, подолгу сидели за веретеном, пряли овечью шерсть, чтоб потом связать из нее теплые вещи для всех членов семьи.
ОНИ ЕЩЕ НЕ ЗНАЛИ, КАК БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ
Летом, когда начиналась страда, уезжала со взрослыми в степ, на царину. Там ухаживала за птицей, варила еду, лепила вареники. Если матери не было рядом, ей приходилось становиться полноправной хозяйкой. Когда заканчивалась жатва, помогала в молотьбе зерновых. Захар Стефанович в этом году купил молотилку. Теперь у Мани оставалось больше времени.
Больше всего она любила Рождественские праздники, когда из-за холода во дворе не так много работы, и можно посидеть за швейной машинкой, которую ей подарили отец с матерью, да бабушка Димбровская добавила недостающую часть. Считала, что Мане скоро уже замуж, и пусть она учится шить, чтоб вся семья носила пошитые молодой модисткой вещи. Бабушка часто дарила внучке отрезы на юбку и блузку, чтоб быстрее освоилась в своем мастерстве. Часто приходилось перешивать материны юбки, мастерить младшим какую-нибудь одежду для работы по дому. Зимой, когда пряли много полотна, она строчила наволочки, исподние юбки и белье для всех домочадцев, штаны братьям.
В Рождественские праздники они всей гурьбой: Козьма, Маня, Тихон и позже Дмитрий, носили к дедушке и бабушке Димбровским вечерю, потом ходили щедровать, а хлопцы посевали. Димбровские ждали всегда внуков в гости, радовались их приходу и готовили для дочкиных детей хорошие подарки. Бабушка собирала каждому кулек с конфетами, где попадались невиданные в станице вкусности. А дедушка откуда-то привозил экзотические фрукты, восточные сладости. Кроме подарков, дедушка и бабушка давали внукам по серебряной монетке, которую каждый мог потратить по своему усмотрению. Мане бабушка подарила серебряные сережки.
Маня любила лошадей, и могла скакать верхом как заправский ездок. Но отец не одобрял ее увлечение верховой ездой, поэтому в страду, когда надо было съездить в станицу, запрягал ей Рыжую или Ворона. Эти смирные лошади сами знали дорогу домой, их даже понукать не было нужды. Однажды Маня подъезжала к станице со стороны Черноморки (район ж/д вокзала №1). Степь, стояла спокойная, только кое-где ветер шевелил колосья дозревавшей пшеницы. Маруся лежала на возу, выпустив поводья, и пела свою любимую песню: «Чорни брови, кари очи…».
И вдруг Рыжуха, чего-то испугавшись, резко рванула вперед. Маня, не успев от неожиданности ухватиться за повозку, выпала из нее, зацепившись подолом юбки за крючок для доски. Рыжуха несла ее волоком за телегой, и девушка мысленно уже простилась с жизнью.
Вдруг Рыжуха остановилась как вкопанная. Маня с трудом открыла глаза и увидела Козьму, державшего постромки. Он подбежал к сестре, увидел ее окровавленное лицо и руки, и подняв ее, осторожно перенес на повозку. Маня застонала и потеряла сознание. Не прошло и пару дней, и дивчина снова помогала в доме и огороде. В казачьих семьях, где работы всегда невпроворот, отлеживаться некогда.
Этим летом Маню впервые стали пускать на посиделки. Но она еще очень робела, боясь произнести лишнее слово. Когда парубки шутили с ней, или приглашали на танец, смущалась, и уходила домой.
Прошел еще год счастливой размеренной жизни. Маня осмелела и стала танцевать на посиделках, когда ее приглашал кто-то из местных парней. Родители начали отпускать ее на вечерници, которые организовывали где-нибудь на дому. Старшие парубки и девчата снимали жилье на вечер у какой-нибудь вдовушки. Она уходила спать к соседкам, а в ее доме молодежь устраивала шумное веселье. С вечера девчата приносили с собой вышивку и вязание, подолгу сидели одни, пели песни, шептали друг дружке секреты. Когда появлялись хлопцы, работу откладывали в сторону, начинались розыгрыши, песни гуртом, а потом и танцы. Всегда находились парочки, кто оставался до утра. Обычно в дом вносили ворох сена или соломы, парочки укладывались вместе и тихонько лежали рядом. Влюбленные целовались, стараясь делать это тайно, но утаить что-либо от любопытных подруг сложно.
Все это делалось с молчаливого разрешения родителей. Ничего неприличного не допускалось. В казачьих семьях горькая расплата ждала ту дивчину, которая, переступив через принятые нормы поведения, одобренных Православной церковью, позволяла что-то до свадьбы. Маня на ночевки, даже невинные, не оставалась. Просто еще не встретила того, с кем бы ей захотелось, укрывшись под покровом ночи, пошептаться, поделиться планами и секретами, а может и поцеловаться. Невинные поцелуи между влюбленными не осуждались...
Автор Инна Шепитько. Продолжение следует...