Эта история на отклик на рассказ о Насте. Прочитать о ней можно здесь. Мне написала женщина, чей муж умер от онкологии этой зимой. С ее позволения привожу ее рассказ, все имена изменены.
Два года назад Глебу поставили неутешительный диагноз с совершенно ужасными прогнозами. Сначала были боль и страх. Неверие. Мы оба категорически отказывались признать его диагноз. Совсем. Вот, нет и не может этого быть. Муж даже не хотел проверять. Говорил, что они точно что-то напутали. Он чувствовал себя вполне сносно. Даша (от ее лица рассказ) уговорила его провериться все еще раз, чтобы ей было спокойнее. Проверил. И все подтвердилось. Третью диагностику он сделал сам. И опять все повторилось.
Наверное, месяц все ходили, словно во сне. Что-то делали. Что-то говорили. Но было ощущение, что попали на какой-то дешевый спектакль, где роли играют третьесортные актеры, а ты им подыгрываешь. Потом муж принес домой бутылку вискаря, хотя обычно не пьет. Мы выпили ее вместе. Плакали полночи. Только под утро смогли уснуть. Но нам стало легче. С этой ночи мы решили, что надо бороться, искать лечение, а не просто делать вид, что мы ничего не знаем.
Врачи в нашем городе отказались сразу же. Они честно, глядя в глаза, сказали, что у них нет ни опыта, ни знаний, ни оборудования, чтобы по-настоящему помочь. Они могут старательно делать вид, что лечат, но не помогут. Дали направление в область. Муж лег в стационар. И опять какие-то размытые обещания, непонятные разговоры, никакой конкретики. Прогноз печальный, но будут стараться. Старались. Правда, чтобы вообще вспоминали, что он еще живой, приходилось доплачивать. Сначала платили символически. На операцию сказали:
- Хотите, чтобы все сложилось максимально успешно, это стоит 50 тысяч.
Нашли. Заплатили. Операция прошла успешна. Только на этом ничего не закончилось. Это было начало нашего ада. Ходили кругами. Лечились. Надеялись. Верили. В итоге становилось все хуже и хуже.
Сосед по палате рассказ о "святой ясновидящей". Я была в таком отчаянье, что поехала к ней. Одна. Она сначала раз миллион прочитала "Отче наш", зажгла свечу, которую я все это время держала в руках, и стала смотреть на нее.
- У него все в жиру, - сказала она в итоге. - Надо избавить его от жира. Этот жир липкий. Он разъедает его.
- Это что? Ему похудеть надо?
Она что-то долго и путано объясняла. Но я поняла только одно, что зря приехала.
- Я буду молиться о нем. Приедешь через месяц, расскажешь, как избавляетесь от жира. Ему должно полегчать.
Естественно, я больше не поехала. И ни к каким "святым" больше не ездила. Посмотрела на эти "чудеса". Хватит.
А все деньги, что были отложены на старость, на учебу сыну, на черный день стремительно таяли. Даже понять было невозможно, куда они уходят. Но каждый раз надо было купить что-то, где-то проплатить, какое-то дополнительное исследование провести. И все деньги, деньги, деньги...
В конце концов мы получили квоту в крупный центр по лечению онкозаболеваний. Приехали. Его положили, а мне пришлось снимать жилье рядом. Мест для сопровождающих нет. За неделю лечения из наших карманов испарилось 150.000. И это еще не началось ничего серьезного, только разминка, как сказал врач. Когда муж в лоб спросил его, к чему готовиться и каковы его шансы, тот ответил:
- Мы никаких гарантий не даем. Не бывает двух абсолютно одинаковых случаев. Даже если все выглядит идентично, все равно даже настроение может сыграть решающую роль и лечение пойдет по разным путям. Мы будем стараться и сделаем все возможное, чтобы помочь, но случай тяжелый, шансов немного. Но даже нулевой шанс не означает, что это невозможно. Вы же понимаете?
И муж все понял. В тот же вечер он сказал мне:
- Я принял решение заканчивать этот пир во время чумы. Прикинув, я понял, что мы просадили уже обучение нашего сына. Конечно, я понимаю, что у нас еще остались деньги, что потрачены не все, что еще есть, что вкладывать, но считаю это преступлением. Я понял врача. Приговор мне подписан. Ну, отдадим мы все, что у нас еще осталось и наберем долгов. Ну, протяну я еще на полгода дольше. А дальше что? Итог будет тем же. Я не готов оставить своего сына без образования, без старта в жизни. Не готов высосать все деньги из семьи и умереть, зная, что тебе придется всю оставшуюся жизнь работать на двух работах или питаться одними макаронами. Я хочу, чтобы вы нормально жили, чтобы мой сын получил образование, которое хочет, чтобы он устроился на хорошую работу, чтобы женился, чтобы у меня появились внуки и у них была достойная жизнь. Я не хочу ценой будущего своего ребенка и его детей покупать даже полугода своей жизни. Зачем мы живет? Чтобы дать жизнь детям, чтобы они пошли дальше нас, чтобы жили легче, чем мы, чтобы достигли больше, чем мы. Так как же я обворую собственного сына? То есть я украду у себя все то, ради чего я работал всю свою жизнь. И как я могу оставить тебя, свою жену, без всего?
С этого дня он перестал платить и запретил платить мне за что-либо. Все только то, что декларирует государство по ОМС. Конечно, траты на этом не закончились. Все равно пришлось покупать перевязочный материал, пришлось оплачивать паллиативную помощь. Но это были совсем другие деньги.
Наш сын окончил школу. Он мог поступить на бюджет в областном центре, но муж настоял, чтобы он отправился учиться в Москву платно.
- Я хочу, чтобы ты добился большего, чем смог добиться я, - сказал Глеб сыну. - Иди вперед. Учись. Стремись. И не забывай про маму, я доверяю ее тебе.
Первую сессию сын сдал на отлично. Это была самая большая радость для Глеба.
- Я верю в тебя, сынок. Ты добьешься всего. Ты будешь жить достойно, не считая копеек, не экономя на себе, - сказал он в последний приезд сына.
В феврале его не стало. Сын учится, первые два курса оплачены полностью уже. Преподаватели его хвалят. Я живу, не голодая и не выплачивая долги. Мне очень не хватает Глеба. Тишина пугает до сих. Не могу к ней привыкнуть. И я восхищаюсь своим мужем. Не каждый найдет в себе силы признать, что надо остановиться. Это как остаться на фронте, прикрывая отступление своих солдат. Умереть, чтобы остальные выжили. Он настоящий муж и отец, настоящий боец, а не тряпка, готовый высосать саму жизнь из родных, чтобы продержаться лишний день, не думающих о том, что останется его детям, готовый принести самих детей в жертву своему желанию жить. И ладно бы жертва могла бы спасти. Нет. Просто продлить агонию. Недостойно так поступать.
Это позиция человека, который нашел в себе мужество остановиться и семьи, которая сумела принять и уважать выбор любимого человека. С ней можно соглашаться или нет. Но она имеет право на существование.