Зачастую мы не знаем, как воевали наши отцы, деды, прадеды. Мы читаем сухие строчки из наградных документов, каких-то архивных материалов, но как именно это было — мы можем только догадываться. Поэтому каждое воспоминание солдат Великой Отечественной является ценным и важным. Каждая мелочь, каждая деталь. Ведь это память. Ведь это жизни, которые они проживали до, во время и после. Как они жили?
Выпускник 10 класса Михаил Павлов жил на станции Дно, когда началась Великая Отечественная война. В том году в школе №3 выпускной вечер решили провести не в воскресенье, а в четверг, 19 июня 1941 года. У ребят и девчат были свои далеко идущие планы, которые перечеркнула война.
Михаил пришел в военкомат, нашел военкома и попросил дать ему направление в военное училище. Военком направил на медкомиссию. Вердикт — к строевой не годен (нашли три болезни: порок сердца, отит уха, расширение паховых колец). Тогда Павлов пошел в райком и записался бойцом Дновского истребительного батальона (туда брали всех желающих парней и мужчин, негодных к строевой). Выдали Михаилу винтовку со штыком и 30 патронов.
В истребительном батальоне собралось около 150 человек, все в гражданском. Он должны были патрулировать улицы, ловить диверсантов и вражеских парашютистов, но их поставили охранять военные склады, брошенные какими-то частями без охраны. На складах оружие, боеприпасы, продовольствие. Позже командование батальона согласовало с райкомом партии решение передать все это для закладок партизанских баз.
Бойцу Павлову удалось даже поучаствовать в "поимке" вражеского десанта. Немцы сбросили с самолета в лес трех парашютистов. Но бойцы никого не нашли и на всякий случай просто обстреляли кусты.
Но мать Павлова рассказывала, что диверсантов позже отловили в городе. Они были в новеньком обмундировании, в отличии от всех бойцов и командиров отступающих частей, несмело зашли в магазин и пристроились в конце очереди, несмотря на предложения местных жителей пройти к кассе, ведь военные с эшелонов обычно торопились. Это стало подозрительным и граждане сообщили куда следует.
11 июля 1941 года в окрестностях города Дно показались семь немецких мотоциклов с экипажами. Немцы расположились в деревне Соснимицы. Отряд истребительного батальона выдвинулся для их поимки, но пока бойцы подъезжали по объездной дороге к деревне, какие-то красноармейцы на броневике обстреляли немцев и взяли деревню с боем. На земле остались пять издырявленных мотоциклов с люльками, семь немцев сдались в плен. В этот день Михаил впервые увидел гитлеровцев.
Эти дни были тревожными, каждый день стали приходить сообщения, что где-то прорвались немцы, а на какой-то станции замечены диверсанты. Была общая неразбериха и непонимание момента, батальоном руководили штатские и не понимали, что делать. После нескольких перестрелок решили отходить к Старой Руссе.
25 июля 1941 году истребительному батальону присвоили официальное название "122-й Старорусский истребительный батальон НКВД" и всем бойцам выдали справки, напечатанные на машинке, с печатью.
В это время в Старой Руссе проходило формирование Второй Ленинградской партизанской бригады. Самых рослых и сильных бойцов истребительного батальона отобрали туда, остальным сказали идти в военкомат. Много ребят не подпадали под призывной возраст, но в военкомате все указали, что они 1923 года рождения. Взяли всех и отправили в Ленинград на сборный пункт.
Павлова записали в связисты десятого отряда третьего аэростатного полка заграждения, выдали обмундирование б/у, ботинки с обмотками и канадскую винтовку. А в конце августа, когда немцы вплотную подошли к Ленинграду, Михаила вместе с товарищами перебросили в формируемую 10-ю стрелковую бригаду. Так началась настоящая служба.
В Стрельне рядового Павлова дообмундировали: выдали пилотку с красной эмалевой звездочкой, новую гимнастерку, галифе, две пары теплого белья, пехотную лопатку, а винтовку, патронташи, гранатную сумку и чехол для лопатки ему выдали еще в аэростатном полку. Еще выдали медальон, черную пластмассовую капсулу с завинчивающимся колпачком, в которую требовалось вложить записку с данными. У многих ребят этот медальон был единственным документом.
Тринадцатого сентября произошло принятие присяги. Без всякого торжественного построения и выноса знамени. Павлов даже не знал, а было ли знамя у бригады. Солдат завели в какое-то помещение и какой-то командир объявил, что теперь им надо прочитать текст присяги и стать настоящими красноармейцами. Все прочитали текст, расписались в ведомости.
С неделю бойцы копали окопы по линии насыпи железнодорожной ветки. Затем пеший сорокакилометровый марш до деревни Островки-Кузьминки. Шли голодными, завтрака не было, сухпайки не раздали, командование пообещало, что покормят на месте. Там же будет и отдых.
Прибыли в сосновый лес, примерно в километре от Невы. Рядового Павлова и еще троих солдат оставили охранять склад боеприпасов и имущества бригады. А 10-я стрелковая построилась и куда-то ушла. Позже Павлов узнал, что всех повели на переправу, чтобы прибыть на тот берег и закрепиться на плацдарме. Там бригаду в течении двух суток и разгромили.
А Михаил и еще несколько солдат остались у складов. Отрыли себе противоосколочные щели после приказа какого-то командира, загружали со складов повозки боеприпасами и оружием. Берег уже сильно обстреливали.
Прибыли остатки 10-й стрелковой бригады, через несколько дней всех построили и повели за Невскую Дубровку, напротив деревни Марьино. Бойцов влили в состав 177-й стрелковой дивизии, которая почти вся погибла в боях под Лугой и проходила переформирование.
Рядового Павлова определили в стрелковый взвод второй роты третьего батальона 502-го полка. Снова копали окопы, строили землянки, блиндажи. В конце октября 1941 года переформирование дивизии было закончено и личный состав полка ночью подвели к Неве, на переправу. Выдвигаться подразделениям планировалось поочередно.
Сначала в воду вошел первый батальон, затем второй, готовился к переправе третий, где служил красноармеец Павлов. Но на середине реки первые два батальона были замечены немцами на Неве, они открыли ураганный огонь, потопив плоты и перебив пехоту. Комбат отвел третий батальон в лес, там солдаты рубили деревья, строили новые плоты.
После неудачи с переправой и созданием нового плацдарма, командование решило переправить дивизию на уже существующий плацдарм у деревни Московская Дубровка. Ночью 5 ноября 1941 года переправился один полк, а 502-й полк переправился восьмого.
Грузились на железные понтоны. На каждом понтоне помимо гребцов - восемь пехотинцев с двойным боекомплектом в вещмешках, помимо этого выдали по ящику патронов на каждого два бойца (22 кг.). Продуктов не дали, а НЗ (две банки шпрот и несколько сухарей) были бойцами съедены еще перед неудавшейся переправой.
Едва понтоны вышли в Неву — начался сильный артиллерийский и минометный обстрел. Понтоны взрывались, переворачивались, Перевернуло и понтон, на котором находился и красноармеец Павлов. Плыть он не мог, иначе пришлось бы бросить винтовку. Но ему посчастливилось, течением вынесло на песчаную косу. Михаил добрался до берега, где скапливались остатки полка. Зарылись в землю, каждый боец вырыл себе норку, одежду сушили на небольшом костерке, который развели на дне траншеи.
На берегу пробыли два дня. Затем командир приказал идти вперед. Но передвигаться пришлось ползком, потому что немцы открыли огонь. Был приказ двигаться на левый фланг, для этого надо было перемахнуть гребень, но первый боец, попытавшийся это сделать, бездыханным сполз вниз. С немецкой стороны работали множество снайперов.
Но приказ есть приказ, солдаты лезли на гребень, кто-то навсегда остался на нем, были и раненые (их отправляли ползти обратно на берег), но большинству повезло. По ту сторону гребня, в овраге, собралось около взвода.
Сам Невский Пятачок всего метров шестьсот глубиной от берега до Шлиссельбургского тракта и около двух километров по фронту. Немцами простреливался почти весь плацдарм.
Из оврага был виден бруствер немецкой траншеи. Командир приказал подобраться ближе. Немцы открыли стрельбу, появились новые раненые, с первого раза взять вражескую траншею не удалось. Дождались прибытия следующей группы. Затем был новый штурм, траншею удалось захватить, стреляя вперед бойцы продвигались по траншее. Удалось пройти несколько десятков метров. Затем навалились немцы, красноармейцы сошлись с ними в рукопашную. Прямо на Павлова шел немец с примкнутым штыком. Михаил изловчился и ударил первым.
К вечеру от роты осталось несколько человек. Из траншеи их выбили, утром подошло подкрепление и новый штурм и так две недели подряд. Михаил от усталости потерял счет времени, он не помнил, что ел и когда ел, не помнил, с кем ходил в атаку. Части 177-й стрелковой дивизии ходили в атаку, а 86-я стрелковая держала оборону. За эти дни на плацдарм было переброшено три коммунистических полка, третьим полком командовал генерал Зайцев. Это было принципиальным решением Жукова, при неудачах посылать вперед полки под командованием генералов.
Эти две недели Павлов помнит смутно, как в тумане. Павших бойцов не хоронили, их просто присыпало землей от разрывов, но медальоны старались вынимать из карманов и передавали командирам. Раненые самостоятельно ползли на берег, а тяжелораненых сопровождали бойцы. На берегу были вырыты блиндажи, там раненые скапливались, им оказывалась первая помощь, а затем их старались переправить на другой берег.
Все командиры красноармейцу Павлову были незнакомы. Тех, первых, давно уже не было, появлялся какой-то новый командир или политрук и вел людей в атаку. Жил он недолго и спустя время появлялся следующий новый командир, который собирал оставшихся бойцов и снова вел их в атаку. Никто не знал их званий, должностей и фамилий. Было не до этого. Двадцатого ноября рядовой Павлов встретил свое совершеннолетие.
Михаил Андреевич вспоминает:
"Как-то немцы пошли в атаку. Левее меня стрелял наш станковый пулемёт. И вдруг замолчал. А фашисты всё ближе. Ребята кричат: "Пулемёт! Почему молчит пулемёт?!..." Я голову поднял и вижу, пулемётчики убиты. Лежат, один в одну сторону, второй в другую носом уткнулся. Конечно, в голове сразу эпизод из кинофильма "Чапаев". Но я-то ни разу из "максима" не стрелял.
Оттолкнул первого номера. Лёг на его место. Взвёл затворную раму и начал вести огонь. А немцы перебегают. Сгоряча дал длинную очередь. Мне кто то кричит: "Смотри, у тебя нет воды!" Кожух был пробит, и вода вытекла. А без воды, без охлаждения пулемёт стрелять не может. Перегреется ствол, и механизм перезарядки может заклинить. Вспомнил, как мы спрашивали сержанта, объяснявшего нам устройство "максима": "Что же делать, если воды нет, а враг наступает?" Тогда он нам разъяснил, что можно стрелять, но очень короткими очередями и давать большие паузы для охлаждения. Так я и закончил эту ленту. Подполз кто-то из командиров. Спрашивает, кто я есть. Отвечаю, что боец 502-го стрелкового полка.
— Какого 502-го? У нас такого нет. А это 277-й дивизии наверно. Так её уже сняли с нашего участка, а личный состав передали нам. Так что ты теперь пулемётчик 330-го полка 86-й с.д.
Я ему объяснил, что первый раз стрелял из "максима". Но он меня успокоил, сказав, что у меня хорошо получилось. И я своим огнём подбодрил бойцов. Так я стал пулемётчиком..."
22 ноября 1941 года рядового Павлова ранили. Ему удалось переправиться на другой берег. Попал в госпиталь. Вскоре выяснилось, что на Павлова по ленинградскому адресу дяди, который он оставил в медальоне, пришла официальная похоронка. Этот медальон где-то вывалился из кармана на Невском пятачке, и кто-то посчитал, что он принадлежит погибшему.
Были новые бои, новые ранения, новые госпитали. Домой Михаил Павлов вернулся только в 1946 году. В городе удалось встретить лишь одного одноклассника, Ваню Ткачева, еще в 1942 году он лишился ноги. А на сороколетие окончания школы со всех десятых классов собралось лишь 11 человек. Из ребят было лишь трое: Михаил, Ваня и Марьян.