Служила Изольда Ивановна в театре. Каждую весну просыпался в ней инстинкт к земледелию. И тащилась она, снабжённая огромным тюком с вещами и нехитрой снедью, к элкектричке до станции Луговая.
Изольда считала себя дамой слегка средних лет, повышенной культуры и огромных интеллектуальных потребностей.
В театре, где она служила билетёршей, все артисты относились к ней с огромным уважением и пиететом. По крайней мере так ей казалось.
Всё свободное от счастливой дачной жизни время, а это практически без двух месяцев год, она проводила в храме Мельпомены: присутствовала на репетициях, болталась в костюмерной, строила глазки усам штатного пожарного, совала свой выразительной длинны нос в декорационных цех, но угрюмый Главный художник не был приветлив и немного пугал её. Впрочем, его она считала человеком недалёким, к настоящей красоте нечувствительным, и от того не расстраивалась.
Директор театра давно устал от жалоб сотрудников, но «поставить на место» Изольду рука его не поднималась.
Ей как-то удавалось сохранять в зрителях трепет. Уже с порога они понимали, что попали в храм искусства. Шикала на бессовестных дам в брюках, журила опаздывающих, зато всем своим видом одобряла зрителей, пришедших с цветами.
В общем, держала театр.
Сухонькая, с пытливыми карими глазами, недюжинным любопытством и жгучим темпераментом в восточных кровей отца, была она ходячей петардой.
В личной жизни Неприятности сыпались на неё как из рога изобилия и могли настигнуть даже там, где обычному человеку совершенно ничего не угрожало.
Директор театра жалел её, успокаивал, подкармливал монпансье и вечно уговаривал заезжих режиссеров «не обращать внимания».
Но Изольда была бы не Изольда, если бы не знала как мизансцена будет выглядет «правильно» и уж никак не могла она позволить оставить своё мнение при себе.
В конце концов именно она служила в этом театре уже пятый десяток лет и видела самого Пупкина, не к ночи помянут будет, а то был «великий режиссёр», не чета нынешним.
Афанасьев, ангажированный директором молодой режиссёр, ставил «Грозу» и был сразу Изольдой не принят. Худенький, тщедушный, казался он ей недостойным великого Островского.
Актеры играли вяло. Главная героиня мучила монолог Катерины, никак не могла найти себе места, чтоб утопиться и крутилась возле венского стула, режиссёр рефлексировал и мямлил, световик явно скучал без дела.
Внезапно из светооператоской рубки послышались музыкальные звуки вражеских голосов.
Тонкая душевная организация Изольды дала о себе знать, она не смогла сдержать чувств, в две секунды выпорхнула на сцену, темпераментно обняла спинку стула и воскликнула:
- Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь…
Она решительно двинулась на авансцену, толкая впереди себя стул, вскочила на него, подалась всем телом вперёд, обращаясь к своему невидимому зрителю, и именно в тот момент, когда она распахнула на встречу ему свои руки, свет внезапно погас.
Раздался страшный грохот, шум рушащейся мебели, дикий вопль, как тот, что издаёт перед смертью подбитая гагара, и глухой звук упавшего тела.
Повисла мертвая тишина.
Первым произнести слово решился монтажник Матвей. Слово было нецензурным.
В ответ на его фразу, откуда-то снизу раздался голос:
- Я фсё флышу, Матфейка!
- Изольда, вы живы?!
- Не дофдётесь!
Свет потихонечку забрезжил и пред лицом изумлённой публики предстало изрядно потрепанное существо.
В миг все, кто были на тот момент в здании театра, оказались в зрительном зале.
Изольду подняли, отряхнули, к счастью, обошлось без увечий. Лишь выбитый зуб оставил память в виде зияющей дыры. Впрочем, Изольде это даже придавало определённого шарма.
На вопрос директора, как произошёл этот инцидент, Изольда сетовала, что в театре слишком много хлама и старой мебели, а коварный режиссёр намеренно подговорил работников сцены расставить везде ловушки и вот она, невинная Изольда, случайно попала в эту западню и споткнулась.
- Аба фто, аба фто?! Аба фстул!!!
Труппа бессовестно ржала.
Это стало последней каплей. И хоть директор очень извинялся, а монтажник Мотя с горя на три дня ушёл в запой, чего с ним никогда не случалось прежде, и хоть в ближайшие сроки был найден чудо-стоматолог и средства на его филигранную работу, Изольда решительно потребовала отпуск и получила его, а так же внушительную компенсацию, которая была призвана залечить глубокую травму её морального падения.
Театральные радовались благополучному исходу дела, называли про себя Изольду Птицей, Пикирующим бомбардировщиком, Валькирией, но чаще Соловьём-разбойником.
Всё лето Изольда провела на даче.
Там завёлся новый сосед, вдовец, отставной военный. К тому же сносно играющий на гитаре.
Вечерами они сидели на крыльце, пили чай, кормили комаров и иногда пели романсы. А к концу лета решили съехаться. Изольда искренне считала, что это компенсация за её непростую жизнь.
Наступил театральный сезон. Изольда, как и все театральные, была человеком суеверным и знала, что если первым на встречу попадётся мужчина, то сезон будет удачным.
Загоревшая и отдохнувшая переступила она порог любимого театра и сразу же встретила режиссёра Афанасьева. Тот во весь рот ехидно улыбнулся и произнёс:
- Ну, что уже прилетели, Изольда Ивановна?
(с) Коноваловалова