Сегодня успел на обед в столовую института.
Борщ наливали огромным половником, с голову богини Миневры, и он - этот наваристый чародей - ещё дымился. Он только с плиты, он не красный, не как флаг, он как я люблю - свеклу в нем поварихи вываривают до стеклянности, потому он больше бурый, с позолотой.
Капуста кислая, квасилась сама, без уксуса. Сухие зонтики укропа - арабеск июня, свежесть и шик.
Бульон на огромных костях, которые, будь дома, на кухне, без стеснения грыз бы первые пол-вечера, а вторые - выбивал бы из костей жирный сладкий мозг.
Поварихи дают по несколько зубчиков чеснока, кубанской аджики и сала, измазанного чёрным крупным молотым перцем. По блату - в позапрошлом году помог с шифером мужу старшей по пищеблоку.
Это не аджика - это одновременно дорога в Шибальбу, в ад индейцев майа, на которой тебя в самый рот грызут скорпионы и рай галлюциногенного наркомана.
Намазывал аджику на тяжёлый, словно свинцовый, ломоть бородинского хлеба, откусывал, и сразу туда же, в полыхающее жерло, отправлял ложку борща. И ещё хлеб, и сало с чесноком. И борщ.
Ооох!
Чувствовал, как пот щекочет меж лопаток, как появляется испарина на лбу, как простонародно краснеет рожа.
Повариха подмигивает: может рюмочку?
Согласился. Дрогнул. Какие уж тут споры?