Глава 3. Краткий очерк моей семьи.
Меня зовут Марк Валерьевич Кротцкий. Родился 24 апреля 1994 года. Семья наша полная: отец, мать и сестренка Алиса. Я воспитывался в строгой нравственности. За любые провинности меня лишали прогулки с друзьями и вообще не разрешали заводить близкие знакомства со сверстниками, ибо родители думали, что товарищи плохо повлияют на меня: подсадят на наркотики, научат пить и курить, да еще прибавят ко всему сквернословие, которое наиболее ненавидела мать. “Они все оборванцы и родители их плохие люди”.- говорила мать про моих одноклассников.
С ранних лет мне внушали чувство превосходства над остальными “безнравственными” людьми. Наша семья- последняя надежда города, которые только и могут дать хорошее воспитание(мои родители учителя, в том числе и бабушка с дедушкой). Я получил блестящее школьное образование, хоть и в старших классах пристрастился к алкоголю и сигаретам. Одноклассники любили меня за мою скромность и готовность помочь по учебе, я был тихий и неприметный маленький мальчик. Но смирение мое не было истинным, ибо в душе я ненавидел товарищей, так как они позволяли себе поведение вульгарное и развязное. Действительно, нет ничего хуже, когда ребенок ведет себя дерзко и вульгарно. Чистый сосуд, как я считал, ребенок, рождающийся светлым ангелом, портится под влиянием окружающего смрада недостойных родителей, а затем в школе мы заражаем друг-друга непотребствами. Моя школьная философия сходилась в том, что мы в душе все хорошие, точнее большинство, но некоторые потеряли свое достоинство, пав как Денница, и им уже нельзя помочь. Их нужно изолировать от общества. Но не убивать, тогда мы будем хуже их самих, но закрыть всех в одном пространстве, дабы они сами уничтожили друг-друга. Эту идею внушал мне отец- по профессии спасатель, который жаловался после трудовых будней о том, что спасает никчемных людей, которые сами по пьяне поджигают свои дома, и если бы не его “высокая” нравственность, то он бы и не спасал их, сейчас же делает им одолжение в том, что он дарит им вторую жизнь. Об исправлении их он не надеется, считая, что люди не меняются, и только весьма редкие встают на правый путь. Это его мнение, и сие мнение я уважал и принимал как незыблемую истину.
Отец учил не спускать никому обиды, но наказывать виновных по закону уличного кулака. “Никто не смеет тебя трогать, ты должен давать отпор и ненавидеть врагов”.- говаривал отец за чашкой козьего молока. По представлением родителей я не должен ни в чем уступать чужой воле, но творить свою, но обязательно полезную и благую. На чужом счастье несчастья не построишь, но если ты рассудил, что человек плох, то его интересами можно пренебречь, дабы исполнилось лучшее дело. Мерилом нравственности мне поставили героев Второй мировой, отдавшие жизнь для жизни других.
В Бога юному Марку верить запрещалось, ибо это “манипуляции священников для сбора богатств с простого народа, народа невежды”. Деньги любить разрешалось без меры. Мне внушали чувство того, что я, когда вырасту, буду более достоин денег, нежели другие; жертвовать же пьяницам и бездельникам нету смысла, ибо они уже не люди полноценные, унтерменши, как выразились бы сейчас обитатели всемирной паутины.
Мама и отец любили только одного моего друга: Андрея. Наши семьи были знакомы с древности и мы любили ходить друг-другу в гости, кататься на великах, а зимой катиться, получая адреналин, с гор на санках. Андрей был очень воспитанный и добрый, но, повзрослев, мы баловались алкоголем и сигаретами, пока Андрей не поверил в свою арийскую идею, собрав вокруг себя подростков младше себя, с которыми нападал на “неполноценных” людей. Он разделял мнение моего отца насчет достоинства и не достоинства отдельных лиц, но переварил в голове, в которой в конце-концов образовалась дремучая каша, интерпретировал идею отца как фашистскую идеологию. Юный нацист занимался усиленно спортом, возненавидел вредные привычки и считал таковых, то есть пьяниц и тому подобных, недочеловеками, которых нужно убить как социально-опасных граждан. Он ходил в спортзал, делая изнурительные тренировки для того, чтобы гулять с девушками, к которым питал особую страсть. Андрей всё пытался привить мне его идеи, но я прервал с ним всякое общение.
В конце концов родители узнали, что я выпиваю и курю, отец сильно избил меня, но мой нейтралитет и любовь к “низким” людям росла. Я чувствовал, что нехорошо возвышаться над ближним, какой бы он ни был.
Заболела сестра, как я уже писал, раком. Каждую ночь я слышал плач мамы и моей душе было невыносимо слышать ее слезы. Когда химиотерапия не давала положительных результатов, ее депрессия усиливалась, она набрала вес, но единственное беспокойство была ее маленькая Алиса. Дошло до того, что она пристрастилась к телевизионным программам с экстрасенсами, обещающими лечить людей, куда мама звонила втайне от отца. Колдуны “увидели” в девочке порчу, которую могут снять за деньги. Началось с тысячи рублей, дошло до продажи квартиры, влезла в долги и наша семья осталась ни с чем. Взяв деньги в долг у друзей, мы купили старую избу, в которой живем доныне, совсем близко с домой Марии, у которой дом на фоне с нашим кажется еще ужасней, впрочем, часть города старая и многие оттуда уже съехали.
Папа пришел в гнев, узнав о том, что нашу семью обули экстрасенсы до ниточки. Он, как человек гневливый, достав охотничий нож, навестил печально известную экстрасеншу, которую зарезал до смерти, после чего сел в тюрьму на долгие годы.
Все это рассказал я Маше перед тем, как мы собрались гулять. При прогулке мы обменивались общими замечаниями о погоде, но она все говорила, что изменит мою жизнь, что я вернусь в прежнее состояние детства. Что она имела ввиду, я еще не знал, но как бы я хотел вернуть то время назад, чтобы уйти от нее подальше, не видеть ее более, но увы, уже слишком поздно.