Из книги "Отцовская память". Воспоминания известного ученого-исповедника И. К. Фортунатова
Селевые потоки в конце XIX века были для Алма-Аты (тогда – город Верный) грозным бедствием. Один из последних таких потоков, пришедших по руслу и долине реки Малой Алма-Атинки, привёл к большим разрушениям. Он снёс и занёс илом, песком и камнем много плодовых садов и виноградников, разрушил сотни домов и захламил улицы.
Улица Талгарская ещё в 1940 году носила следы потока. Её уровень был повышен примерно на 1,5 метра и окна первых этажей домов были полностью скрыты наносами. Повсюду, в том числе и во дворах, лежали огромные валуны диаметром до двух метров.
Таков был и дом № 44. В нём жил с семьёй профессор Александр Васильевич Мухля, с которым я путешествовал по пустыне Бетпак-Дала. Я часто бывал у него в гостях. Спальня и столовая были в первом этаже, и окна в них изнутри были заделаны досками. Спускались туда со двора вниз по лестнице, как в подвал.
Селевые потоки, обычно, бывают в июле, при высокой влажности и обильных дождях в горной зоне, когда бурно тают снега и потоки воды, смешиваясь с почвой, песком и камнями, постепенно приобретают грозную силу и всё сметают на своём пути.
Скорость лавы селевого потока достигает 80 километров в час, и от него не могут спастись ни пешеход, ни конный. Обычно гибнет много скота. На улицах города, где поток идёт слоем иногда аж в метр высотой, преимущественно находятся играющие дети...
Галька и крупные камни, влекомые потоком, ударяют человека по ногам, он падает и уносится мутным несущимся слоем воды и грязи.
В июле 1947 года я находился на третьем этаже здания Академии Наук Казахской ССР. Рабочий день подходил к концу. В окно, выходившее на юг, мне были видны горы с остатками снега на них. Там клубились тучи и сверкали молнии. Я понял, что по пути домой в Ботанический сад могу попасть под ливень. Сразу же после звонка я вышел на улицу Кирова и поспешил домой. Трамвая, чтобы проехать два километра, не было, и я пошёл быстрым шагом. Когда подошёл к Уйгурской улице, на окраине города, то увидел, что в полосе ельников бушует гроза, а ниже, в полосе лиственных лесов, шумит ливень.
Выйдя на Артиллерийскую улицу, я попал под почти ураганные порывы ветра. Тополя сшибались друг с другом и скрипели. Дойдя до железобетонного моста через реку Весновку, обычно мелкую в это время года, я увидел, что под мостом бушует бурный мутный поток, несущий в себе огромные, 20-30 метровые стволы вырванных с корнем могучих елей. Они неслись с огромной скоростью. Я понял, что если не потороплюсь, то попаду в беду и побежал. Бежать пришлось в гору, далеко – километра три, и я, уставая, то и дело сменял бег на быстрый шаг.
Подойдя к реке Поганке, я увидел, что эта речушка тоже взбунтовалась. Здесь, на высоком бугре, окружённом деревьями, стояло большое здание детского санатория для детей ответственных работников. Там бегали няни и собирали детей. Тем временем хлынул ливень, и уже поплыли потоки жидкой грязи.
Теперь я уже побежал изо всех сил. Когда до дома оставалось метров сто, я увидел, как под напором урагана стали переламываться и падать большие тополя, росшие вдоль дороги. Тощая речонка Поганка вздулась в грозный поток, в нём с грохотом неслись глыбы камней. Я вскочил на веранду и влетел в кухню, где в углу на стуле сидела моя жена, сжимая в объятиях нашу полугодовалую дочь. Выглянув в окно, я увидел, что по территории ботанического сада уже движется сплошной слой селевого потока, около полу метра толщиной. Вокруг бушевали гроза и ливень. В ущелье, примерно в трёх километрах от нас, шаровые молнии перелетали с одной стороны ущелья на другую, как огромные раскалённые чемоданы или тюфяки. Грохотали удары грома. Такую грозу я не видел ни разу в жизни.
Стихия бушевала недолго – всего полтора часа. Потом тучи рассеялись, небо вызвездило, появилась луна. Мир наполнился тишиной.
Рано утром я пошёл в город на работу. Пришлось снять обувь и идти босиком, засучив штаны. Дойдя до детского санатория, я услышал плач и крики. Оказывается вчера няни и санитарки, испугавшись грозы, решили везти детей в город. Они запрягли коней в две арбы и, посадив на них всех детей (более двадцати человек), поехали в Алма-Ату. В пути их настигла лава селевого потока и унесла вниз по склону. Погибли все, и дети, и санитарки. Их тела нашли только через неделю, километрах в 15 от города на равнине, куда скатился селевой поток.
Дойдя до железобетонного моста через Весновку, я увидел, что мост разрушен, висят лишь спутанные железные конструкции. По-обезьяньи я перебрался с их помощью на другую сторону реки и оказался в городе.
На углу Артиллерийской и Уйгурской улиц стоял трамвай, на половину занесённый илом и песком. Транспорт в городе не действовал. За полтора часа грозного явления природы было разрушено более 20 мостов, повалены тысячи телеграфных столбов, занесены десятки гектаров посевов, в хозяйствах погибли животные. Были и человеческие жертвы – несколько детей утонуло на улицах города. Убытки исчислялись миллионами рублей.
Дня через два я по пути решил зайти к своему другу плодоводу Виктору Николаевичу Демченко, жившему на Артиллерийской улице. У него были свой плодовый сад и огород. Я, естественно, хотел узнать, как его усадьба перенесла это бедствие. Оказалось, что его дом и сад, стоящие на бугре, уцелели, смыло лишь немного картофеля. Но в нижней части усадьбы на склоне к логу, проходящему через участок, стояла обычная крестьянская изба. В ней жили старики-супруги. Мужу было лет 80, в прошлом он был диаконом. У них были коза и кошка. Избу и её обитателей поток унёс. Мой друг заявил об этом в милицию.
Я побыл у него какое-то время, отдохнул и пошёл домой.
Захожу к Виктору недели через две. Он сообщает, что его сосед – дед – нашёлся, жив и здоров. Пришёл и рассказал историю своего невольного путешествия.
Когда разразилась гроза, они с женой легли спать, а козу загнали в переднюю. Спали крепко, ничего не видели и не слышали. На следующее утро первой проснулась старуха и, выйдя во двор, обомлела. Вокруг расстилались цветущие луга, и сияло солнце. Местность была совсем незнакомая. Она вбежала в избу и, разбудив мужа, сказала ему, что они в какой-то прекрасной местности! Уже ни в рай ли они попали? Дед сел на кровати и сразу же спросил: а где коза и кошка? Старуха ответила, что все здесь, и коза траву ест. Тогда дед заявил, что в раю козы и кошки быть не должны. Выйдя на двор, он тоже был изумлён, но стал осматриваться и, увидев на горизонте два пика гор, знакомые ему с детства, заявил жене, что это не рай, однако, что за оказия приключилась с ними, он понять не может. Подождав дня два, старик пошёл в сторону гор и, пройдя километра три, оказался около аэродрома. Оттуда на трамвае он добрался до города и пришёл сюда.
Переносить избу никто не стал, и стариков приписали к микрорайону аэропорта. Для козы травы там было много, был ручей и огородные земли. Дед был доволен.
Вот какие истории бывают, друзья!
У меня с женой и других научных сотрудников снесло все посадки картофеля, обнажив почву до дна плужной борозды. Но верхний огород с фасолью и кукурузой уцелел.
Для предупреждения селевых потоков вокруг города со временем были вырыты глубокие обводные рвы, а через 15 лет взрывным способом соорудили огромные дамбы.
Теперь Алма-Ата прочно защищена от селевых потоков.
13.10.1981 г.