Вкуси же моё видение - и насладись,- поёт иной прозаик или стихотворец, восхищённый самим собою Богом одарённым...
"Соседушка, я сыт по горло". - "Нужды нет”
Ему в ответ: с собою мне прекрасно, зачем ты потчуешь меня так страстно?
“Еще тарелочку; послушай: Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!"
Но видения мои прекрасны и чисты, неужто не сознал мои прозрения ты?!
"Я три тарелки съел". - "И, полно, что за счеты; Лишь стало бы охоты”
Так я ж уже прикаялся к тебе, три раза со-прочёл твоё «эссе»!
“А то во здравье: ешь до дна! Что за уха! Да как жирна: Как будто янтарем подернулась она. Потешь же, миленький дружочек! Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек! Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!"
Но ты ж смотри, какие «вирши» песнопенья хранит в себе моё творенье! Как музыка Небес звучит органом и ангелы поют хорами «слава!».
“Так потчевал сосед Демьян соседа Фоку И не давал ему ни отдыху, ни сроку; А с Фоки уж давно катился градом пот. Однако же еще тарелку он берет: Сбирается с последней силой И - очищает всю. "Вот друга я люблю! - Вскричал Демьян. - Зато уж чванных не терплю.”
Так иногда и часто уж бывает, когда от эго кто-то Бога славит. Насиловать со-брата ни к чему, коль сам отдаться он не жаждет по нутру!
“Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!" Тут бедный Фока мой Как ни любил уху, но от беды такой, Схватя в охапку Кушак и шапку, Скорей без памяти домой - И с той поры к Демьяну ни ногой”.
К чему навязывать мне чью-то песню, пусть хороша она и даже есть прелестна, когда нет в ней любви вселенской Выси, а пропевается она со эго "крыши"?!
“Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь; Но если помолчать вовремя не умеешь И ближнего ушей ты не жалеешь, То ведай, что твои и проза и стихи Тошнее будут всем Демьяновой ухи”.
Писатель, коль мудрец, не мельница из слов, он Бога возлюбя, молчанием поёт! От сердца — сердцу молчное «люблю!» - «Я изначально Господу в тиши пою»!
Лишь только в тишине святой узреет человек Небесной нежности прописанный "привет"...
