12 сентября 2028 г.
Енисейский субсегмент, Галанино.
В путь.
Над головой простирается от горизонта до горизонта, все то же хмурое осеннее небо. Справа - темный, прореженный вырубками лес, слева - унылый ряд покосившихся деревянных домов. Галанино и до войны не отличалось гостеприимством, ну а теперь и подавно. Череп осмотрелся - половина домов явно необитаема, подворья зарастают бурьяном, нет привычных следов жизни. В других местах она цветет буйными красками - лежат у забора горы деревянных поленьев, стоит ржавеющий жигуленок, что до сих пор на ходу и разносится над округой беззлобная брань, стук молотка и глухие удары топора. Странно, подумал Череп. Вроде тихое место, нет ни беженцев, ни разбойников-мародеров под боком. Теоретически, присматривай себе пустое жилище, договаривайся с местными и налаживай хозяйство. В городах и поселках большой спрос на картошку и грибы, ну а ежели есть лодка и ружье - переезжай через Енисей и добывай дичь.
К слову о лодке. Еще несколько дней назад, толкаясь среди местных крестьян к югу от Галанино, Череп узнал про пристань и ходящие вниз по течению посудины. Десять патронов - и можно сэкономить время на путь до Енисейска. Если не попадаться на глаза контролерам Комитета и не дурковать - без проблем довезут, не задавая лишних вопросов. Череп слишком хорошо знал Систему - он, как никто другой, ориентировался в ее лазейках, знал недостатки и подводные камни. Сейчас, когда на севере постепенно налаживалась жизнь, ограничения и правила теряли свою силу. Комитет самоустранялся, передавая функции общественного контроля народной милиции - ну а здесь, в глуши, сотрудников набирали из местных босяков - стремительный прорыв к западным границам, греб людей пачками. Все меньше и меньше морд в светло-коричневой форме оставалось в пределах трех укрепблоков на линии Енисейск-Лесосибирск-Галанино, а новые не появлялись. Это вам не центральный сегмент, где три раза в сутки останавливают товарняки и проверяют документы - сказывался банальный некомплект личного состава. Через своего связного в "Большом К" Игорь Артурович знал - контроль в енисейском субсегменте остался исключительно номинально и только на территории стратегически важных объектов и вдоль трасс. Остальное никого не интересовало - можно без проблем договориться с речными службами, у которых кругом полно родни. Отсюда - кумовство, проталкивание по служебной лестнице близкородственных элементов и неформальные договоренности с братвой и диссидентами. Число последних медленно росло - Енисейск впитывал неблагонадежных как губка. Сюда в старых советских традициях высылали неугодных и невостребованных - живите как хотите, если сможете. Статью за вредительство никто не отменял, ну а с началом освободительного похода на запад, число осужденных только увеличилось. Шли вниз по реке целые баржи с этапами - в Норильск, Туруханск и в Дудинку. Там, среди царства ледяных пустошей и глубочайших подземных шахт за полярным кругом, стараниями Тех-Кома разворачивалась очередная грандиозная стройка. Ну а где взять лишние трудовые ресурсы, когда все здоровые и крепкие давно поставлены на воинский учет или прикреплены к заводам?
История повторялась.
Добравшись до пристани - полосы пологого берега, утыканной причалами, с непременно вытащенными на берег лодками и недавно отстроенным, сложенным из серого камня пирсом, Череп приготовил плату за проезд и осмотрелся по сторонам.
Паром ходил два раза в сутки, утром и вечером, ну а лодочное движение по сути не прекращалось. Издали над седым, пенным Енисеем разнесся гудок - из-за острова Латынцева, показался катер, груженый людьми и брезентовыми тюками.
Несколько минут судно маневрировало, прежде чем подошло к пирсу. Команда закрепила тросы, был подан деревянный помост - и пассажиры, кто с печатными талонами на поездку, а кто - за плату патронами, начали рассаживаться внутри. Одновременно, на пристань выгрузили доставленные товары. Череп присмотрелся - на берегу грузчики складывали на поддонах связки рабочих телогреек, инструменты и упаковочный материал. Похоже, пришел очередной заказ с местных предприятий, иного объяснения не было.
Положив десяток "маслят" в сухопарую ладонь речного "кондуктора", Игорь Артурович нашел свободное место под брезентовым тентом и вновь погрузился в собственные мысли. Ксива-вездеход, по которой он ехал с самого Ачинска, в очередной раз выручила - хрена с два его пустили бы на борт, команда судна по любому одним махом выкупает пришлых и местных. А за обитателя деревни или там, вольнонаемного работягу он сойти может только с большим натягом - выправка, манера озираться по сторонам не говоря уже о шмотках - в лучшем случае браконьер, в худшем - вчерашний мародер или лихой душегуб, если не дезертир. В тайге нынче хватает разного народа - кто бежит от власти, кто от собственного замалчиваемого прошлого, ну а иные темные личности держат путь в глухомань далеко не по идейным соображениям, а исключительно из практики. Оттого и находят иногда у берега застреленных старателей-охотников и всяких там рыболовов-любителей, как правило, без одежды и полезного имущества. Такие нынче времена.
Катер загудел мотором и медленно вышел на середину реки. Справа и слева поползли лесистые берега. Обойдя справа остров Чуковский, катер прошел селение Момотово, связанное с Галанино паромной переправой. Сразу за немногочисленной деревней, превращенной в перевалочную базу для барж и грузов, начинались обширные болота, где по слухам, хватало радиации и всякого непотребного зверья. Недалекие постояльцы травили байки об огромном медведе-мутанте, что плотно подмял под себя всю тайгу на тридцать верст в округ. Скептично настроенные граждане от такой дури отмахивались - мол, тыщу лет тут проживаем, никаких мутантов не видели, зато разного сброда разбойного повидали немало. Все разговорчики про косолапого мишку в два человеческих роста вышиной, начались с тех пор, как сгинула на болотах кодла Олежки Верчёного - был такой особо злобный урка в наших краях. Воровал скот, главным образом - коров и коз (и это после дичайшего мора живности в Черную зиму), а еще очень сильно любил кошмарить самогонщиков. Придет со своими кентами, Бибой и Бобой - и давай на уши приседать очередному лохматому Кузьмичу, что без "крыши" сидит в закопченной избе и гонит вместе с подслеповатой своей бабкой проклятое пойло. По понятиям ли так наезжать на бутлегеров, но вокруг достаточно представительного класса сельских спиртобарыг слишком много народу отиралось. До начала поставок из "Большого К" бензина и этанола, на них держалось многое, и дело не в исключительно в мутной жидкости, что в три горла пила местная алкашня. Ядерная война и порожденная ею разруха заставили народ выживать всеми доступными средствами - спирт и иное горючее, произведенное кустарями, ценились.
Урка решил подмять под себя всю собственность на средства производства, ставя на места проверенных людей. Где-то с квартал вся дружная галанинская братва кудряво жировала, но потом сей праздник закончился. Местные работяги кое-как выбили из деревни всю шоблу, но Олежка, будучи по жизни большим оптимистом, филигранно и красиво решил вопрос, за одну ночь переправившись "с домом и дружиной" на противоположный берег Енисея.
Худо-бедно, но самый дальний глухой угол, гордо именовавшийся Момотово, превратился в вотчину Верчёного - в селении творился форменный бардак и аппарат централизованной власти и правопорядка находились в зародышном состоянии. Вот только не надо вешать ярлыки на вольных сибиряков. Местный люд терпел, ждал - и однажды, не выдержав бесчинств распоясавшегося уркагана, дружным коллективом объявил Олежке вендетту. Последней каплей стало изнасилование пятнадцатилетней девочки - мать с отцом пришли к авторитетному охотнику, что на вольных началах сумел поставить целую артель - и понеслась звезда по кочкам. Изрядно отожравшуюся кодлу гопоты и урок начали натурально гасить в лучших традициях гражданской войны, с вилами и топорами. Биба, Боба, вечно пьяный "смотрящий" за Момотово и штук семь молодых дебилов, смотревших в рот старшим товарищам, загнали в проклятые болота. Гнус не давал им спать и спокойно гадить - облава шла трое суток, большую часть шайки тупо покрошили в капусту опытные охотники. В итоге, отступать в глубь топей, Олежке пришлось в компании пораненных Бибы и Бобы. Вот тут-то и подкараулило их медвежье семейство.
В месте, где в большое болото Центральное - к северу от Момотово, впадала речка Ягодкина, на водопой выбралась чета косолапых - бурая медведица и парочка бойких медвежат. На понты, количество ходок на зону и перечень судимостей местного блатного и его шестерок, мишкам было по барабану. Итог плачевен - Биба и Боба с обгаженными портками, бесславно сгинули в трясине, ну а сам Верчёный, попытавшись раскидать по мастям и загрузить базаром косолапую хозяйку тайги, издох, будучи изодранным медвежьими когтями до состояния постмодернистской инсталляции.
Кое-кто сей эпический махач успел запечатлеть в памяти нервных клеток, прибежав на зычный вой израненного урки. Ну а дальше включилась игра в испорченный телефон - история стала обрастать подробностями, гармонично сдобренными местечковой описательной манерой, переходя из уста в уста на протяжении долгих недель.
Ну а типичная медведица, совершенно правильных анатомических пропорций присущих ее виду, гордо удалилась в сопровождении лохматой малышни восвояси, знать не зная как ее малюют местные биндюжники и доходяги всех мастей, сотый раз перемывая кости сгинувшей ячейки арестантско-уголовного братства в одной, отдельно взятой местности.
Слушая эту байку краем уха от невольных спутников, что расположились на заднем ряду, Самылин досадливо морщился - про мутантов и все что с ними связано, он знал слишком много. Больше, чем любой из этих простоватых мужиков, всю свою жизнь не высовывавших носа из родных поселков и деревушек.
Продолжение следует.