Турбопатриотический постмайданный фарс
Скорый из Брюсселя прибыл на львовский вокзал имени Великой Изначальной Украины точно в срок. Это был конечный аванпост Западной Цивилизации, в честь чего пассажиров поезда встречала украшенная кумачовыми транспарантами платформа. Центральное место занимал фанерный щит, расписанный желто-синими буквами: «Достроим гиперлупу — спалим кацапу дупу». Поговаривают, что именно этот аргумент стал решающим, и власти Великой Изначальной Украины направили предназначенные для восстановления страны деньги на поддержку иностранного инфраструктурного проекта.
Как бы то ни было, именно благодаря существованию скоростного поезда Брюссель — Львов сюда прибыла актриса, секс-символ 2049, посолка доброй воли Петра Зелински. По-детски наивными, распахнутыми глазами она смотрела на обступившую ее толпу журналистов:
— Спасибо, спасибо за прием, дорогие жители Великой Изначальной Украины. Я очень рада сегодня, в этот непростой час, быть здесь, с вами. Как вы знаете, меня зовут Петра Зелински. Родители дали мне это имя в знак уважения к двум отцам, создавшим Великую Изначальную Украину. Союз двух мужчин привел к появлению этого чудесного места и показал, что даже самые смелые мечты сбудутся, если достаточно захотеть.
Петра остановилась, припоминая пропущенную ей часть ритуального приветствия. Еще она должна была сказать про красоту Львова:
— Еще я должна сказать про красоту Львова. Я только сошла с поезда, но уже вижу, насколько это красивый, европейский — это уточнение вызвало радостное оживление у публики — город.
Петра вспомнила, что Львов остался единственным городом в Великой Изначальной Украине, поэтому уверенно продолжила:
— Без преувеличения скажу, что Львов — самый красивый город Великой Изначальной Украины. И добиться этого получилось благодаря вам, дорогие, прекрасные украинцы, благодаря вашим мечтам, вашим стараниям, вашему европейскому выбору.
Под одобрительный гул толпы Петра покинула вокзал. Ей предстоял короткий отдых в отеле «Европейский», а затем встреча с мэром Львова, президентом Единой Изначальной Украины и гетманом по европейскому выбору. В последние несколько лет ради экономии бюджета эти должности занимал один и тот же человек. Злые языки поговаривали, что теперь деньги из казны стали пропадать еще быстрее. Дело могло бы дойти до скандала международного уровня, если бы диверсионные группы орков, регулярно совершавшие рейды на Львов, по случайности не убивали самых въедливых и крикливых критиков власти.
Тем временем мэру-президенту-гетману тоже приходилось не сладко. В частности, на его плечи ложилась почетная обязанность встречать высочайших гостей, прибывших с Запада, и проводить им экскурсию по городу.
Проблем с Петрой не было. Она похвалила евроремонт центральной площади Львова: «Очень по-европейски!». Восхищенно смотрела аллею героев войны за европейский выбор: «Настоящий европейский дух!». А музей преступлений орков против человечества вызвал у нее настоящий восторг: «Вы защищаете Европу от варварства!».
Экскурсию клонилась к завершению и над городом раздался вой воздушной тревоги. Матери с детьми, рабочие в расписных вышиванках, львовские интеллигенты, придерживающие на ходу шляпы, словом, все, находившиеся подле Петры, поспешили к дверям убежища. Последовала за толпой и она. Однако заходить внутрь не стала.
Мэр обратил внимание на то, что до того чувственные припухлые губы Петры оказались крепко сжаты, почти превратились в две тонкие линии. Она явно была чем-то недовольна. Интеллигенты замерли с книгами в руках, матери не донесли детей до грудей, у рабочих комом в горле застрял рассказ про мечты о светлом будущем. Словом, все были в растерянности.
— Что-то случилось? — тихо осведомился мэр.
— Я не слышала взрывов. — обижено заметила Петра.
— Орки… они не всегда… иногда просто пугают… постоянное напряжение… просто кошмар… — начал было оправдываться мэр.
— Все послы доброй воли, приезжавшие во Львов, попадали под обстрел. — отчеканила Петра.
— Все послы доброй воли, приезжавшие во Львов, видели раненых осколками людей. — решительно добавила она.
— Ужасающее зрелище. — все так же твердо заявила Петра,
— Не дай бог такое увидеть. — припечатала мэра она.
Мэр увел Петру от самых дверей убежища и, после коротких телефонных переговоров с неизвестным собеседником, повел дорогую гостью куда-то ещё.
Едва они вошли на небольшую площадь с фонтаном, как где-то вдалеке ухнуло. Прошло несколько томительных секунд и на площади разорвалась мина. Излишне осторожный артиллерист ударил слишком далеко от больших скоплений людей и Петра уж было думала обиженно надуть губки, но тут она заметила, что в толпе кто-то упал. Девушка! Не ребёнок, но и не эти дурацкие трудящиеся в вышиванках.
С грациозностью львицы она подбежала к раненой. Случайный осколок задел несчастной артерию. Петра рухнула перед бедняжкой на колени, взяла ее руки в свои, заглянула в глаза… Затворы фотоаппаратов отщелкали своё и Петра могла подпустить к пострадавшей врачей, однако она не отходила от жертвы. Она завороженно следила, как боль и гнев сменяются на лице девушки обидой, разочарованием, а затем и апатией. Петра, кажется, забыла дышать. А в момент, когда взгляд раненой вдруг остекленел и в одно мгновение стал отображать не внутренний свет, борьбу, метания, надежды и страхи, а всепоглощающее ничто, Петра ощутила, как внутри ее тела из точки где-то внизу живота расходится жарко-сладостная волна. Колени дрожали как после сеанса расширенной медитации с вуманайзером. Щеки раскраснелись. Ноздри жадно втягивали пахнущий железом воздух.
Подождав, пока стихнет новая волна щелчков затворов, Петра встала. Она показала толпе свои окровавленные руки — вновь фотографии — и, глядя прямо в телекамеру, твердо и гневно произнесла:
— Сегодня орки вновь убили. Убили прямо на ваших глазах. Убили на моих глазах. Как долго мировое сообщество будет это терпеть? Как долго люди будут страдать за свой европейский выбор?
— Ужасно. — плохо скрывая улыбку пожаловалась Петра мэру.
— Это было невыносимо видеть. — добавила она.
— Хуже может быть только…
— Что же может быть хуже? — с ужасом (он все-таки был человеком) спросил мэр.
— Один мой друг рассказывал про орков. Он говорит, что они до сих пор ставят противопехотные мины. И люди… нет, это ужасно… люди наступают на эти мины и лишаются конечностей… даже дети!
— Пани Зелински, но ведь орки делают это за пределами города, там, где идут бои! — попытался найти выход мэр.
— А как же ужасные диверсионные группы орков? Ведь Запад выделяет вам огромные деньги на борьбу с ними, а они продолжают терроризировать мирных жителей города!
— Да, конечно. — пошел на попятную мэр (все-таки он был сволочью).
— И эти диверсанты… — мечтательно начала Петра.
— Они ставят мины… — мечтательно продолжила она.
— И на этих минах… — Петра не переставала мечтать.
— Подрываются дети! — выпалила она.
— Вы хотите видеть пострадавшего ребенка? — грустно спросил мэр.
— Было бы ужасно, совершенно недопустимо, я бы не смогла спать по ночам, если бы увидела, как ребенок наступает на такую мину. Сам момент подрыва. Понимаете? Я бы никогда не смогла такое забыть.
Поникший мэр потянулся было за телефоном, но Петра остановила его:
— В следующий мой приезд, господин мэр. На сегодня ужасов достаточно.
И пани Петра Зелински покинула Львов и Великую Изначальную Украину тем же вечером. Её пригласили вести церемонию открытия нового завода минеральных вод во Владикавказе, и отказаться от такого предложения секс-символ 2049 не могла. В конце концов, ей нужны были деньги, чтобы как можно чаще приезжать во Львов. За короткий визит Петра прониклась любовью к этому гордому, красивому, европейскому, но несчастному народу.