Храмы, посвященные дружбе, начали «расти», как грибы по Европе, начиная с 1741 года. Именно тогда появился первый путеводитель по парку Стоу, графства Букингемшир. Парк новой формации англичане прекрасно рекламировали, что и определяло сиюминутную моду. Что же представляли из себя Храмы дружбы и чему они были посвящены за давностью лет почему-то мало кого волнует.
Что такое дружба в представлении среднестатистического европейского жителя? Мы не будем рассматривать здесь тонкие материи души. Как было начертано на одном из таких храмов в парке Райнсберг, ныне уже не существующего: - любовь – это дитя безумия, дружба же - дочь разума. Тонкий расчет, ничего более. Что и доказывает беглая, весьма беглая экскурсия по самым известным Храма Дружбы, сохранившимся до сего дня.
В путеводителе по парку Стоу Храм Дружбы значился как «крупное сооружение дорического ордера». Далее следовало краткое описание в три предложения. «На внешней стороне здания написано AMICITIAE S.(посвященный дружбе), а внутри были помещены бюсты из белого мрамора лорда Кобэма и девяти его друзей». После чего следовал перечень фамилий. Позднейшие исследователи, видимо желавшие поймать хайп на запрещенной теме делали предположение, что это посвящение сделано с намеком на гомосексуальные связи этих джентльменов. С толку, видимо сбивала фраза в путеводителе, что, дескать внутри храм расписан «in a very gay Manner». Но английское gay существует еще и в значении «пёстрый». Вот на эту «пестроту» и следует обратить внимание.
Дело в том, что роспись Храма включала картину с изображением Британии, окруженной другими фигурами, одна из которых держала свиток со словами «Правление короля Эдуарда III», у другой был свиток со словами «Правление королевы Елизаветы», а у третьей — свиток с незавершенным названием «Правление ------ (имя предполагалось вставить), под покровительством Британии». Все дело в том, что все выше перечисленные джентльмены состояли в оппозиции к правящему дому. И не просто в оппозиции, а были членами заговорщицкого клуба Кит-Кат, планирующего свергнуть существующую власть. По большому счету этих джентльменов ничего больше не связывало. Так что Храм этот был посвящен вовсе не дружбе, а сиюминутной политической выгоде.
По иронии судьбы Храм Дружбы в Стоу сгорел ровно через сто лет после постройки, во время правления королевы Виктории. Вот уж кто дружбу ценил весьма своеобразно.
Следующим (1758 г.) появился Храм Дружбы в Сан-Суси по инициативе Фридриха II, называемого в народе Старым Фрицем. Храм этот был посвящен его любимой сестре, безвременно ушедшей после тяжелой болезни. Фридрих и Вильгельмина действительно были крайне близки. В одном из писем своему маршалу Фридрих писал: «С тех пор, как я поднялся по ступеням жизни, верная любовь была для нас объединяющей связью. ... Один ничего не скрывал от другого, Как будто наши сердца бились безраздельно…».
Да только и тут вкралась некоторая странность. На парные коринфские колонны попарно подвешены восемь рельефных медальонов. На них изображены идеальные портреты знаменитых пар времен Троянской войны. Пирифой и Тесей, Геракл и Филоктет, Эвриал и Нисос, Пилад и Орест. Все эти изображения так или иначе говорили о неразрывной мужской дружбе. Но в XVIII веке эти парные изображения стали трактовать, как символ гомосексуальных отношений. При жизни Фридриха об этом говорили шёпотом, но свое отношение к женщинам прусский король никогда не скрывал. Единственное исключение делал для сестры. В одной из эпитафий ( не Вильгельмине) он как-то написал : «Femina sexu - ingenio vir» («Женщина по полу, по духу — Мужчина"). Это определение он полностью относил и к собственной сестре.
Но Храм появился вовсе не от того, что сестру он ассоциировал с лучшим другом. Дело в том, что во время болезни маркграфини, Фридрих засыпал ее письмами с пересказами личных переживаний, неудач и прочего. За долгое время переписки он ни разу не поинтересовался здоровьем сестры. А когда понял, какую совершил ошибку, то написал ей полное раскаяний письмо и вместе с письмом отправил своего лекаря. Ни тот, ни другое не застали Вильгельмину в живых. Вот и появился Храм Дружбы, как вечное напоминание о собственной чёрствости.
Наш, павловский Храм Дружбы, тоже не очень прост. Нет смысла пересказывать всех наших многочисленных экскурсоводов, объясняющих как Мария Федоровна хотела улучшить свои взаимоотношения со своей свекровью, по совместительству бывшей еще и Екатериной II. Есть просто несколько цитат, из книг и воспоминаний очевидцев, а всем предстоит сделать самостоятельные выводы.
В.Н. Талероповский в своей книге «Павловский парк» про Храм пишет вот что: «Надпись над дверьми «Любовь, почтение и благодарность посвятили» <…> многим кажется недоговоренной, но она становится более понятной, если иметь в виду следующий исторический случай <…> Приезд летом 1780 года Иосифа II, императора Австрийского, неожиданно направил мысль по новому пути. Как он сам говорит в письме к Марии Терезии: «…после обеда на даче Великого Князя, или лучше сказать, Великой Княгини, они заставили меня участвовать в закладке Храма, посвященного дружбе. Я не мог отказаться. Все это было сопровождаемо многими любезностями и уверениями в вечной дружбе…» Это было не только актом гостеприимства и желания доставить высокому гостю приятное воспоминание о Павловске – скорее это было выражением скрытых политических побуждений. Как бы то ни было, но закладка Храма Дружбы внесла позднее большую долю затруднения при составлении текста посвятительной надписи».
Понятно, что при написании Талероповский пользовался уже опубликованной к тому времени личной перепиской Иосифа с матерью. Непонятно только отчего Владимир Николаевич не учел еще одного письма австрийского Императора. «Великий князь, кажется, находит большое удовольствие в моем обществе, так же как и великая княгиня. Что до последней, то чем более я узнаю ее, тем более я ее уважаю. Эта принцесса обладает редким характером и умом; к тому же она очень приятной наружности и высокой нравственности. Если бы 10 лет тому назад я мог встретить или вообразить себе подобную принцессу, я не задумался бы и женился бы на ней, и она бы соответствовала бы и моему званию, и моему положению. Этим, я думаю, сказано все».
Что тут было, политическое или какое иное побуждение – Бог весть.