Когда видишь работу этого актёра в театре или в кино, ему всегда веришь и сопереживаешь. Его персонажи всегда живые, трогательные и не похожи ни на кого, как и он сам. В гостях у «Жизни» звезда сериалов «След» и «Физрук» Евгений Кулаков.
ЧАСТЬ 3
– Евгений, у Вас двое детей. Расскажите о них, пожалуйста…
– Сын – совершеннейший ангел. Во-первых, он невозможный красавец, во-вторых, у него очень хорошая энергетика. Например, когда он заходит куда-то, вместе с ним заходит какое-то тепло. Конечно, он бывает и громким, и шумным, особенно по ночам. А дочь – разбойница. Она, конечно, может быть и пай-девочкой, особенно на людях, но это всё шифровка. Дома это всё сразу пропадает.
– У Ильи аутизм, а аутизм бывает разный. Как это заболевание проявляется в случае с Вашим сыном?
– У нас довольно сложная форма, при которой Илья сейчас малосамостоятелен. То есть он много уже умеет делать сам, разогреть себе в микроволновке еду и съесть её, но при этом нужен человек, который будет частично напоминать ему о каких-то действиях. Он может сам заварить себе чай, достать пакетик, открыть его… Что он ещё умеет делать? Он может нарезать салат… В общем, мы на правильном пути. Илья стал закрывать дверь в свою комнату, если мы ему мешаем или если он хочет побыть один. У человека с аутизмом нет границы между его личностью и твоей, и часто получается так, что твоё желание – это обязанность для него. Это опасно. Важно, чтобы он мог высказать своё желание, чтобы у него был навык выбора. Мы даём ему этот выбор. Даже когда мы хотим его поцеловать, спрашиваем разрешения. У него есть батут, раз в неделю он ходит в бассейн, неплохо держится на воде. Но, к сожалению, он пьёт воду везде, где оказывается. К счастью, мы знаем, что с этим делать.
- Некоторое время назад мы открыли для себя прикладной анализ поведения – это способ коммуникации с любым человеком, но он идеально подходит для людей с аутизмом. Этот способ научил нас уважению к личности, а также научил тому, что не надо замечать, когда человек делает что-то неправильно. Каждой своей реакцией мы даем человеку эмоциональную подпитку. Иногда она нужна человеку, и он специально делает неправильно, чтобы мы обратили на него внимание. Так делают типичные хулиганы. При этом надо бурно реагировать, когда человек делает что-то правильно. То есть нужно поощрять ребёнка каждый раз, когда он не пьёт воду из ванной, чтобы он чувствовал, что он молодец. И поощрять надо – давать, например, компот.
– Подростковый возраст как у него проявляется?
– К счастью, у него есть своя комната, и он может побыть один. Он может сказать: «Не хочу». Оттолкнуть может, уйти. Более того, мы провоцируем его на то, чтобы он так сказал. Когда это происходит, мы счастливы. Считаю, что дураки те родители, которые не поддерживают это в ребёнке. Мы с Ильёй договариваемся, если что-то надо. Илья – ангел в том смысле, что с ним легко договориться. Это в его характере. Наш родительский путь, родителей особенного ребёнка, очень нетипичный. Для меня было счастьем, когда я стал понимать его, когда мы стали находиться в диалоге. Но это произошло не сразу. Ему было лет семь. Дело в том, что изначально ему поставили неправильный диагноз, и доктор прописал ему огромное количество нейролептиков. Это был врач-психиатр, и сейчас мы понимаем, что это совсем не его врач, что аутизм не лечится таблеткой, а поддаётся лишь поведенческой коррекции. Так вот из-за таблеток Илья потерял все навыки, а до того момента он говорил, и говорил довольно неплохо. У него было сложное поведение, но всё-таки проявление личности и воли у Ильи было. После таблеток он потерял абсолютно всё – мы заново создавали его человеческие желания.
– Вы вместе с женой 20 лет… В любой семье есть конфликты, как в вашей семье преодолеваются разногласия? Кто у вас самый мудрый?
– Мы научились это делать взаимно. Иногда я понимаю, что вот сейчас надо закончить. Ольга очень эмоциональная, порой не может себя сдержать, но сейчас я вижу, что она останавливается в какой-то момент и начинает что-то дипломатично говорить. Хотя дипломатия ей не свойственна. Это я могу хитрить. Понимаете, если она видит, как кого-то обижают… На фигурное катание, например, с дочкой езжу я, потому что Оля, если видит несправедливость, например, в общении мамы с ребёнком, моментально вспыхивает. Молчать не сможет.
– Нередко бывает так, что мужчины, столкнувшись с ситуацией в жизни как у Вас, уходят из семьи. Что бы Вы им сказали?
– Ольга много сделала для того, чтобы дать мне импульс узнавать об этом, ходить на курсы. Разделять проблему очень важно! А посоветовал бы что? Я испытываю огромное счастье от того, что мы вместе, что у нас семья, что потом мы будем бабушкой и дедушкой. Сохранив, люди приобретут то, что решили потерять. Уйти можно только в одном случае – если любовные отношения прошли. Надо понимать, что это этап, что не всегда будет так, как было в первые дни романа. Взаимная поддержка – это самое лучшее, что может быть. Что касается тех мужчин, которые уходят, важно ещё, чтобы была ответственность, чтобы человек не мог уйти от ответственности. Даже если ты не рядом, ты должен помогать хотя бы деньгами.
– Профессия актёра нестабильная, жена не работает, ребёнок требует огромных вложений. Как Вы решились на второго малыша?
– Помню, как мы говорили о пополнении в семействе. Мол, веселее и нам будет, и Илье. И сейчас это большое счастье. А ведь был высокий процент, что и второй ребенок будет с проблемами. Гарантий никто не давал. Определить на уровне беременности аутизм и ДЦП невозможно. Сейчас аутистические проявления распознать можно только в раннем младенчестве и начать грамотную коррекцию. Мы решили так: если это будет аутизм, то мы хотя бы знаем, что с этим делать, и не допустим стольких ошибок. В Израиле, например, люди с аутизмом служат в армии и работают.
– То есть для ребёнка с аутизмом самостоятельное будущее реально?
– Да, абсолютно реально! С аутизмом можно жить свободной и нормальной жизнью. Бывает, что здоровых людей доводят до неврозов, и это обиднее. Важна ещё атмосфера в семье, любовь. Нам важно сохранить свои силы, чтобы давать Илье наш ресурс, давать возможности… К счастью, у нас есть помощь.
– У Вас бывают минуты отчаяния?
– С тех пор как я почувствовал, что понимаю ребёнка, что он учится, я потерял ощущение паники и темноты. У Оли когда-то это было в очень сильной фазе, но, к счастью, она это переломила. И всё благодаря тому, что мы наконец увидели способ верной коммуникации, поняли, что есть выход. Мы идём вперёд… Сын, а ему 18 лет, совсем недавно научился говорить «да» и «нет». И «нет» для него не менее важно, чем «да».
КОНЕЦ
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)