Помнить и чтить старших, уважать близких и помогать им – для каждого человека это естественно. Это обязательная народная традиция, закрепленная во всех общечеловеческих законах и правилах. Закрепленные уважением родовые начала - это фундамент, на котором стоят народы и народности, да и все человечество. Уважение – всегда деятельное. Это помощь, это поддержка, это – память. Это долг.
Уважение к старшим представителям своей семьи и своего рода крепит связь поколений, цементирует устои народа. Уважение – это оценка жизни.
Ответственность невозможна без требовательности и справедливости. Быть требовательным – значит максимально справедливо относиться к окружающим, а к самому себе – в первую очередь.
Невозможно требовать чего-либо от людей, если ты сам не возлагаешь на себя, как минимум, такие же требования. Или – еще строже и жестче. Такова справедливость ответственности.
Мир зиждется на устоях справедливости. Законы могут измениться. Они подвластны времени и люди вносят в их поправки. Устои справедливости неизменны. Быть справедливым – это высокая ответственность.
Об этом очередная глава романа "Артинский ярус".
Глава 25
Башкирия, Мечетлинский район, трасса Красноуфимск- Уфа, село Большеустьикинское, санаторий «Карагай»
Ноябрь, 202...г.
После завтрака понаехавшие старички двинулись на трассу. Шли пестрой толпой, не спеша – пожилые люди, все-таки. К моменту появления земляков они в любом случае должны были успеть. Равиль сообщил Флоре, что колонна красноуфимцев проходит Тавру – разведка донесла. Движутся медленно, потому что колонна огромная. Будут через час, не раньше. И нужно это видеть. Потому что зрелище, отметил Равиль.
Флора быстренько пронеслась по хозяйству – зрелище-то, быть может, и зрелищем, но гостей санатория нужно будет и обедом накормить. Оказалось, что гости и сами об этом побеспокоились – на кухне трудилась стайка веселых старушек.
- С городом родным мы уже попрощались, а смотреть, как потусторонние зеваки, на бегство его жителей просто не хотим. Такое наше мнение. Мы это уже обговорили с товарищами. Кто хочет – пусть идет и смотрит, потом нам расскажет, - сообщила Флоре «старшая дежурная по кухне», такую должность она сама себе обозначила. – А мы поработаем, покашеварим. Пирогов напечем, дымламу наваристую изладим-спроворим. Сразу же сказали – хлопот с нами не будет, обузой не станем.
После беглого досмотра Флора активно занялась собственным макияжем и гардеробом. На столь насущное занятие у нее ушло всего лишь полчаса, но в фойе главного корпуса «Карагая» дама вышла красавицей неописуемой в легкой дубленочке цвета «милитари». Федор с Андреем издали нечто, должное изображать бурные и продолжительные аплодисменты.
- По погоде, по времени года, и по ситуации, - прокомментировал Андрей наряд Флоры, украшенный нешироким поясом с растительным орнаментом и ладно пристегнутой кобурой.
- Равиль на днях подарил, нарыл где-то, - продемонстрировала Флора миниатюрный вальтер девятой модели. – Раритет и антиквариат Второй Мировой, «эхо войны», короче. Всего лишь на шесть патронов. Но патронов в нем всего пять, у шестого, похоже, очень печальная история. Равиль обнаружил его в очередном автомобиле, отмыл-отчистил, но долго к нему кобуру подбирал. Привез уже в комплекте. Презент любимой тетке. А тетка с ним очаровательна, не правда ли? Кстати, а вы почему без стволов, успокоились, что ли?
- Ну, наш Федор без ствола не бывает, - пробурчал Андрей, - А мне автомат таскать уже лень стало. Простой и примитивный ТТ у меня в кармане. Да и смешно как-то: вроде идем людей в дальний путь в неизведанные города провожать, непонятно – радоваться или печалиться нужно, но при этом еще и оружием обвешаться, как пионеры-герои. Кончилось время бравурных парадов. Как и ушла навсегда эпоха великих идей и роскошных блядей. Надеюсь, экцессов с экзерсисами не будет. Вот эта твоя новая игрушка – это ж чисто деталь нынешнего женского туалета. Дань современной, пока еще не обозначенной моде, не более. Атрибут анархии. Куда халифат смотрит?
- Дама должна быть модной, игривой, гордой и изысканной! – сообщила Флора, плавно изобразив всей своей изумительной фигуркой невероятную гламурность и жеманность. – Вперед, запойные романтики!
- Ну, я отнюдь не романтик, скорее оптимистичный пессимист, - парировал Андрей. – А Федор, он для запойного романтизма очень даже свежо выглядит. Забубенно, быть может, но совсем не буднично.
- Вот что значит – новое матримониальное состояние и резкая перемена климата, - засмеялась Флора. – Однако, чекушка коньяка у него из-под куртки топорщится. Кстати, Федя, мог бы и прикид поменять, снежок уже на дворе. Прохладно ж будет…
- Там в гардеробе что ни куртка, то привет фанатикам десанта, - отмахнулся Федор. – Опять же шемаха, она же арафатка, вещь теплая. Вся гвардия халифата ими обмундировалась. Не замерзну. А замерзну так согреешь, драгоценная! И очень вовремя ты про закуску напомнила.
- Наши старички с собой боевые термосы с чаем-кофе да свежеиспеченными беляшами взяли. В количестве «завтрак Гаргантюа на пару с Панургом». Ребята Равиля еле в багажник утрамбовали, на трассу уже увезли, – сообщила драгоценная. – Не парься, откормят самого великого музыканта нынешней погибельной эры. Не дадут тебе и глоточка без закуси пригубить – они внимательные и заботливые.
Под ногами поскрипывал редкий ноябрьский снежок, ветерок шуршал достаточно борзо. Флора подняла капюшон – осень, уже глубокая уральская осень. Еще неделя и придет зима. С сугробами и метелями. С Новым Годом. Который по делам нынешним реально «здравствуй, жопа!». Как классик сообщил.
Вскоре догнали старичков. Те шли задумчиво – не исключено, что в последний раз земляков повидать приведется. Всякое могло случиться. После того, что уже случилось, прогнозировать будущее желающих не было. Шли как на похоронах.
- По ходу и под настроение вспомнилась одна сугубо провинциальная история, при подобной ситуации случившаяся еще в совковые времена, - нарушил Андрей торжественность момента. - Во время агонии социализма был некий партийный чиновник невысокого ранга. На уровне второго секретаря райкома или еще какого-нибудь помощника по идеологии. А поскольку был глубоко погружен в идеологию и нюансы собственной карьеры, то был он всегда очень задумчив. Черт его знает о чем он думал. Про оклад или про премию какую-нибудь. И вот однажды решил он теплым майским днем прогуляться по улице. Может, для того, чтобы быть ближе к народу. И видит – идет процессия. Венки несут. Пристроился этот господинчик к процессии, идет в ногу с народом. Поздоровался с рядом шедшим ветераном, который шел в явно праздничном пиджаке, зычно звенящем, весь в медалях и орденах. Да и спрашивает: - А кого хоронят-то? – Пошел нахер отсюда, хмырь кабинетный, - ответил ему ветеран. И выскочил идеологический чиновник из процессии словно ошпаренный. А люди шли возложить венки к обелиску в честь павших воинов. Дело было перед Днем Победы. В те далекие годы этот праздник отмечался не столь бравурно и пафосно, как в еще недавние времена. Вероятно, потому, что живы были фронтовики, окопной жизни хлебнувшие. Им не до понтов было, они погибших на войне людей поминали. А чиновник этот потом долго мозгами скрипел и геморроем мучился – чем для него столь позорных казус обернется. Очень задумчивый ходил и стеснительный. Мне папаша покойный, мир праху его, эту душещипательную историю рассказывал.
- Ну, Андрей, ты просто со вчерашнего вечера в ударе и прям-таки кладезь провинциальных историй, - улыбнулась Флора.
- А потому, что провинциальная культурная жизнь всегда бурлит, кипит и трепещет, - усмехнулся Андрей. – Это лишь в столицах она блещет да шикует. Вернее, блистала и шиковала.
Вышли к трассе. Подошел Равиль:
- Вы бы лучше через кювет перескочили, машин много пойдет, пыль и грязь гарантированы. Кстати, передовая колонна уже проскочила – там группа разведки на джипах и десятка полтора тяжелой дорожной техники, чтоб песок, если наледь на горках, разбрасывать, да мешающий движению хлам с трассы столкнуть, чтоб не надо было объезжать. Мудро все продумано и организовано.
Колонна красноуфимцев наконец-то проявилась на трассе. Кавалькада двигалась медленно, не более сорока километров в час. Этакая вялотекущая автомобильная пробка. Шли мягко и без пыли – легкий снежок уже лег на трассу. Впереди пяток полицейских машин, но без мигалок и люстр – а кому сигналить-то, не на кого нынче панику наводить. За ними три Нивы-пятидверки, оборудованные под «скорую помощь», пара пожарных машин. Понятно – если кому-то станет плохо или того хуже, так развернутся и помогут.
Затем пошли разномастные автобусы. На переднем плакат «Прощай, любимый город!». Ярко и броско. Старички со старушками махали пассажирам руками, бабульки краешками головных платков смахивали слезы: Красноуфимск – город небольшой, все друг друга знают и узнают, особенно если живешь подольше. Узнавали многих. Расчувствовались.
Автобусов прошло штук полста. Старушки успели уплакаться, да и старички ощутимо расстроились. Затем колонну разнообразили «буханки» «скорой помощи», вновь полицейские машины, а за ними уже автомобили с явно гражданским населением. На пассажирских сидениях дети. Многие с собаками и кошками, даже с клеточками для птичек и попугайчиков. Клеточки укрыты простынками и тряпочками. Понятно почему – попугайчики, в отличие от людей, создания весьма эмоциональные и погибают от стресса. Даже об этом красноуфимцы подумали и позаботились. Колонна двигалась равномерно, нервных за рулем не наблюдалось. Уже достаточно перенервничали.
Из-за пригорка по левой встречной полосе показались два автомобиля, резво двигающихся вдоль красноуфимской кавалькады. «Чероки» и «Вранглер», два блестящих джипчика. Пристроились на обочине, где стояли Флора с Федором, Равилем и Андреем. Из «Чероки» выскочил Алик, перепрыгнул через кювет, спросил:
- Как идем?
- Грустно, но очень толково, - ответил ему Андрей. – Спокойно и со страховкой, пожарные машины и «скорые» правильно чередуются, заботливо колонна расставлена. Под присмотром, под охраной. На сколько растянулись?
- Крайние еще до Тавры не дошли. Мы до вас, эти семьдесят километров, уже два часа движемся. Более тринадцати тысяч машин все же, - ответил Алик. – Никогда не думал, что придется командовать такой автомобильной армией. Да и вообще армией. Я в армии только взводом командовал. Хотя в десантно-штурмовом батальоне. Это сейчас поневоле в какие-то «наполеоны» угодил.
- Так до Уфы лишь к ночи доберетесь(*36), - заметил Федор.
- И это продумали, квартирьеров вперед заслали. Подготовят, надеюсь, стоянку. Костры разведут и прочее. У нас в колоне даже полевые кухни идут, чуть чего и горячей кашей народ накормим. Понятно, что сутки и на сухом пайке сумеем перебиться, да и какой-сухой паек, едой домашней все упаковались. Но стараемся сделать так, что трудностей было поменьше. В любом случае, горькое это дело – прощание с малой родиной. Но хватит о грустном. Навряд ли мы с вами, ребята, до Нового Года встретимся, потому я, как Дед Мороз, вам подарочки привез.
Алик махнул рукой, из Вранглера выпрыгнул закамуфляженный паренек с брелком в руках.
- Не в наших традициях, конечно, некоторые мои сегодняшние подарки. Но… Тебе, Флора, вот эту замечательную игрушку, - Алик взял у паренька брелок и передал его хозяйке «Карагая». – «Рубикон» тот самый, на который ты всегда заглядывалась. И не с трассы, из моего гаража. Дочь тоже о таком мечтала, ей хотел подарить. Пятнадцать лет этой машинке, но вылизана, заточена и полностью подготовлена. Хорошие механики ее выхолили. И коробка механическая, кстати. А дочь сейчас далеко. Волнуюсь я за дочь. Но, думаю, выкарабкается, она девушка боевая. Вернется, надеюсь, уверен – познакомитесь и подружитесь. На ваш никах (*37) тебе, Флора, этот подарок. Счастлива будь!
Флора ахнула: - Алик, спасибо! Я о нем мечтала! Но как ты о свадьбе узнал? А еще, говоришь, что шпионов нет.
- Да какие шпионы, - усмехнулся Алик. – Абый еще вчера ночью рассказал. Вот у него точно повсюду шпионы. Твоему братцу палец в рот не клади!
- Поглядела бы я на того идиота, который старшему братцу палец в рот попытается сунуть, - звонко засмеялась Флора, откровенно и заинтересованно поглядывая на «Вранглер». Двухдверочка, именно такой, какой она хотела!
- Да не смотри ты на него так влюбленно, на Федора лучше гляди. Пойдем-ка, провожу вас до машины, - сказал Алик. – Там, Федор, и для тебя подарок. Нельзя в наших традициях на свадьбу молодым, особенно жениху, выпивку дарить, но я уж не удержался.
Алик открыл багажник «Рубикона». Там обнаружился древний, явно еще совковых времен ящик, полностью набитый пыльными бутылками, плотно сидящими в древесной стружке.
- И не спрашивай меня, где я это взял, я сам толком не знаю. Это легендарный десятизвездочный «Ахтамар» еще советских времен. Его ребята нашли в каком-то подвальном шкафчике самого окраинного магазина нашей кооперации. Видимо, заныкал кто-то в незапамятные времена, а потом или позабыл, или что случилось, но ящик там и остался. Хламом и тряпьем его завалили постепенно. Совершенно случайно парни обнаружили. Ведра какие-то сверху лежали, бойцам они зачем- то потребовались, хлам разворотили и этот ящик обнаружили. Удивляюсь, как не выпили. Хотя у меня дисциплина! В общем, нашли. Короче, тот еще коньяк. Сейчас таких не делают. И уже не сделают. – уточнил Алик. – Никакой радиации, сам дозиметром проверял.
- Да никакая радиация этот коньяк не возьмет, - заржал Федор. – Такой коньяк всех свободных радикалов сам свалит. И мы его сейчас попробуем!
- А не откажусь, - улыбнулся Алик. – Я уже третьи сутки в кромешной суете, весь издерганный. Сейчас колонна идет, и хорошо идет, как мы видим. Все отлажено, вопросы, если возникнут, парни и без меня решить все смогут. Потому и оценим этот презент из прошлого по достоинству.
Присели на пригорке за кюветом. Камуфляжный паренек Алика подтащил набор серебряных стаканчиков, а одна из бабулек, провожавших родных горожан, обратив внимание, что мужчины вокруг бутылки сгрудились, тотчас подсуетилась и, нагрузив поднос изъятыми из объемистого армейского термоса горячими, еще дымящимися, беляшами и посикунчиками, принесла его к придорожной компании.
- Отведайте, мужики, угощайтесь на здоровье!
- Спасибо, аби, от души благодарим!
- С пылу-жару, горяченькие!
- Очень признательны, апа!
Алик с Федором и Равилем подняли тяжеленькие стаканчики и, смакуя, пригубили коньячку. Блаженно выдохнули – напиток впечатлял.
- А ты, Равиль, и не знал, что такой нектар существует, - поглядывая на удивленного молодого парня, улыбнулся Федор. – Даже в те, уже невыразимо далекие советские времена «Ахтамар» был редкостью. Сейчас даже не легенда, а небыль какая-то.
- Лучше французского, – кивнул Равиль.
- Все наше французское сам знаешь где делалось. Там же, где будто бы и парное молоко, - ухмыльнулся Алик. – Из одних закромов выходили все эти симуляторы и имитаторы.
Допили, яростно закусили сочными беляшами. На свежем предзимнем ветерке беляши с посикунчиками уходили влет. Подтянулся и безалкогольный Андрей с большой эмалированной кружкой – налил из термоса горячего крепкого сладкого чая с травками. Прихлебывая, он баловался антикварной губной гармошкой, забавно выдувая из нее древнею нордическую классику «O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin». Губную гармошку ему ненавязчиво и очень ловко презентовал все тот же Алик.
- А вот это моя гордость, - стаканчиком указал Алик на продолжавшую свое шествие колонну. – Тридцать два грузовика с нашим зоопарком. Крупный рогатый скот, баранов и свиней с козами мы вчера еще утром угнали в Сарану. Пусть на деревенском сене подкормятся. Но часть того животного и пернатого мира, что выжил, с собой увозим. Здесь гуси, куры, кролики, индюки с утками. Ну и козлы с козами да баранами. Собрали с частных подворий. Чтоб на новом месте плодились и размножались. Специально клетки делали и машины для транспортировки живности подготовили. Для кроликов крытые «газели», чтоб от шока не погибли, даже шумоизоляцией оборудовали. Плотников задействовали, сварщиков. Народ поначалу ругался – дескать , лучше барахло какое сгрузить, но я настоял, объяснил, что стиральные машины мы всегда на месте найдем, а вот животных там нет. Похоже, что очень понятно и доходчиво объяснил. Потому что многие, у которых и кошек никогда в квартире не было, бездомных котиков отловили, отмыли и с собой сейчас везут. Крупных собак – кавказцев да алабаев – с собою забираем. Думали и про коровок с конями, но отказались от такой затеи – сначала обосноваться нужно. Хозяйство! Я ж парень простой, в деревне вырос, родители в совхозе работали. Привык с детства о братьях наших меньших думать. А в Красноуфимске… Мы по юности, когда в город из деревни приезжали, красноуфимских гопников побаивались. Они за нами охотились, денежку вымогали. «Крестами» нас звали. Потому что мы – крестьяне. Обидное такое сословие. Пришлось научиться защищаться. Школа жизни!
- Школа капитанов (*38)! – весело продолжила Флора, которая, наконец-то нагламурившись вдоволь, выпрыгнула из подаренного «Рубикона». – Отважный капитан погибельного мира и новый уфимский нефтяной шейх! Спасибо за подарок, это моя мечта!
- Приятно было тебя порадовать, очаровательная, - слегка склонил голову Алик. – А еще и проницательная – на много ходов вперед смотреть умеешь. Вот такие, Федор, преимущества башкирских жен. Кстати, до капитана в армии я не дослужился, развалилась наша служба. Остался старшим лейтенантом. Потом уж карьеру продолжил.
- Алик, я, конечно, понимаю, что подарок есть подарок, но взял бы ты пяток бутылочек «Ахтамара» с собой. Слишком уж божественный напиток, а я его все равно как простую водку выпью. Натура у меня такая. Обидно будет, - откровенно смущаясь, сказал Федор. – Обустроишься на новом месте, и помянешь малую родину. Да и нас вспомнишь. Кстати, как Уфу называть будете? Не переименуете в Красноуфимск?
- Это будут горожане решать, - ответил Алик. – Обосноваться нужно сначала. Впереди много дел, работы непочатый край. Все понимают, что будет очень сложно, потрудиться придется рук не покладая, потому что зима на носу. Поэтому, ребята, давайте поднимем еще по стаканчику и двинусь я вперед. Негоже, если земляки мои сомневаться начнут, – мы в даль неведомую едем, а наш вожак на обочине с красотками прохлаждается. За красоту твою, Флора, и острый ум!
От «Ахтамара» Алик все же отказаться не смог – настойчив был Федор. Попрощались, Алик достаточно стеснительно поинтересовался у Федора «конфликт исчерпан?», на что Федор уверенно заявил, что никакого конфликта и не было. Ударили по рукам, пообещали встречаться. По мере возможности. Алик погрузился в «чероки» и двинулся вдоль колонны.
Флора поинтересовалась у старичков «Не замерзли ли?». Ответили, что всю жизнь на Урале прожили. Пообещали постоять-погрустить еще немного, проводить земляков, да и в новый гостеприимный дом.
Андрей с Федором и Флорой упаковались во Вранглер. Флора вела его с восторгом, наслаждаясь и повизгивая.
- А что ты Алику про шейха намекнул? – спросил Флору Федор.
- Ситуация легко просчитывается – обоснуется Алик в Уфе и подгребет под себя всю башкирскую нефть, - отмахнулась Флора. – Трагедия с Красноуфимском ему даже на руку – кадровый вопрос решился и ресурс человеческий создается. Рано или поздно, но все к нему на поклон за топливом придем. Чем не шейх?
Андрей задумчиво дудел «милого Августина»(39) в губную гармошку.
- Не надоел я вам этим шикарным духовым инструментом? – спросил он. – Привязалась отчего-то эта средневековая австрийская песенка. Легендарная, кстати. Согласно этой легенде, известный в Вене уличный музыкант Августин, будучи пьяным вхлам, упал в могилу с трупами погибших от чумы. Но выжил. Наверное, потому, что был проспиртован.
- Ну какой в Вене в средние века мог быть спирт? – усмехнулся Федор. – Спирт – это прерогатива России. Особенно водка. Так классик завещал. Поэтому мы сейчас будем дегустировать «Ахтамар». Это не менее великая легенда, чем чумной Августин.
Флора лихо подрулила центральному зданию «Карагая».
А с Первомая (этот праздник, кстати, создали анархисты и он был посвящен Труду и Анархии) я начну публиковать "Артинский ярус-2". К вящей радости подписчиков моего канала. И, конечно, не только "Артинский ярус" - скандальный публицистический эпос "Стукачи и палачи" на выходе. Поэтому спешите подписаться.