В это утро, я совсем не желал просыпаться.
Как труп я лежу в глубокой сырой норе, прикрытой сверху широкими еловыми лапами. С острых зеленых иголок капает вода, размягчая землю в моем убежище, через спертый воздух тяжело дышится, но я упорно не открываю глаз, не желаю выбраться на поверхность.
–Шшш… они меня услышат, нельзя так много думать, тише Анч, тише.
Мне пришлось свернуться, калачиком обхватив длинными бледными конечностями ноги, и постарался издавать как можно меньше звуков.
–Да будь вы прокляты… - хотел было крикнуть я, но язык, словно прирос к небу, и из глотки вырвалось слабое шипение, незаметно слившееся с угрюмым скрипом ветвей на улице.
–Молчи уже – приказал я себе.
Дождь, начавшийся еще вчера вечером, шел, не прекращаясь, и это наводило на тоскливые мысли.
Я должен побыть здесь подольше, убеждал себя я, как можно дольше. Попытки вернуть сон оказались безуспешными, пришлось, с силой зажмурить глаза до ярких пятен на израненной здешней тьмой сетчатке, в глазах заплясали цветастые черти, насмехались над ним.
Не смотря на то, что пока официально я «вне игры» они меня услышали. Деревья натужно заскрипели, и в аккомпанемент им добавился протяжный раскат грома. На секунду показалось, будто небо треснуло, как яичная скорлупа под пальцами, и в этот же миг, куски, подобные бетонным плитам рухнут ему на голову. Ветер засвистел с небывалой силой, и мне чудилось, что это огромный разозленный мужчина.
В голове живо всплыл образ злого ветра, хотя я думал, что моя фантазия уж давно атрофировалась за ненадобностью в мечтах. У него большие грязно серые глаза, которые в приступах ярости, словно, пытаются вырваться из орбит. На непропорционально большие к телу руки еле налезает строгий офисный костюм, а плечи его скрывают от меня солнце.
Гигант ярица, гигант краснеет и дует прямо в меня, хочет выдуть все внутренности наружу, а эту жалкую оболочку растерзать в клочья, или хуже натянуть ее на дерево, как тех, кому не повезло оказаться здесь.
Нет, я не должен думать о таком, я не хочу кончить так же. Мои мысли материальны, помни об этом.
Они ма-те-ри-аль-ны.
Но я же такой маленький, не трогайте меня, прошу! Внутри осталось только труха, ржавые кости и скользкая мягкая тряпка истерзанного мозга! Вы уже все забрали! Хватит!
Внезапно похолодало. Я скукожился, забился в мертвые листья и стал ждать. Деревья прекратили свою дикую пляску, ветер устал, и, плюнув последний раз в его сторону утих.
Я открываю глаза, а значит, я начинаю играть. Никто не спрашивает – принимаю ли я сегодняшние правила, мне все равно не дадут победить, да я и не прошу победы.
Моя бедная Люси, как ты там без меня? Наверное, уже нашла нового мужа? Ты же у меня невероятно умная, добрая женщина, а какая же ты была хорошенькая!
Сейчас не получается вызвать твой образ, шестеренки уже не те, прости, но я никогда не забуду как ты была моей музой… была и останешься.
Пока ты молод, тебе кажется, что ты можешь запомнить весь мир, впитываешь знания как губка, и всегда кажется что тебе мало. Когда я жил во внешнем мире кто-то высказал мысль, показавшуюся мне довольно занятной.
– Наша память похожа на чердак, и с течением жизни мы заполняем его своим хламом. Кассеты с образами из детства, свалены в одну коробку с воспоминаниями о родителях, стены завешаны грамотами и дипломами, зарисованными образами ставших незнакомыми знакомых людей, – так он объяснял мне.
Для меня есть только один диплом, я вручил его сам себе и повесил на видное место в чулане, он взывает во мне чувство гордости. Мой первый осмысленный рассказ, десять тысяч слов, около пятидесяти абзацев, где я постарался кратко уместить какую-то важную, как казалось мне двадцатилетнему пареньку, мысль.
Я ищу его страницы на своем чердаке, а нахожу только пожелтевшие не нужные бумажки со счетами, и документами на аренду дома и клочка земли за бывшим агропромышленным городом. И кто же их тут оставил? Почему их не выкинули?
Невыносимая печаль охватила мое сердце. Как так, у меня не получается держать в своем чердаке все что происходи со мной. Я забываю такие важные вещи!
Сколько я здесь? Может месяц, а если я тут уже год?
– Конечно же, нет, – успокоил я себя, – гораздо больше, поверь, мой друг, гораздо дольше.
Я криво улыбнулся сам себе и отодвинул колючий лапник.
Дождь, всю ночь не дававший мне нормально уснуть кончился. Запах свежей мокрый травы и сосновой коры ненадолго вскружил распухшую от мыслей голову.
Всегда, кажется, что дождь делает окружающие краски ярче, освежает осточертевшую палитру, омолаживая знакомые зеленый пейзажи.
На мягких стеблях невысокой травы сверкают маленькие дождевые капли, серые тучи покрывают все небо, как плотное ватное одеяло и солнце, необыкновенно желтое в этих местах, скрывается за ним как ребенок играющий в прятки. Острые верхушки сосен пиками вонзаются в одеяло, хватают его своими широкими цепкими лапами и старательно держат, не давая массивным серым клочкам уйти далеко. Я давно изучил физиологию этих деревьев, особенно сильно они предпочитают сырость и прохладу.
Мой путь сегодня простилается в другую часть леса, к бурым зыбким камням и широкому ручью, в это время там должна вырасти земляника. Я спустился по холму к узкой протоптанной желтой дорожке.
Слева от меня высокий, под три метра, стальной забор, после дождя он казался темным, почти черным, а слева по склону холма густо разросся лес. Никогда я не видел настолько аккуратных лесов. Сначала так не подумаешь, а позже присматриваешься, и замечаешь, как одинакова окружающая природа, с молекулярной точностью выточен каждый камешек на дороге, как аккуратно змеится дорожка пропадая в кустах.
На моей тощей с выпирающей ребрами груди болтается камера, закрепленная потрепанным кожаным ремешком. Я не мог ее оставить, это единственное, что мне кажется связывает меня с внешним миром. Пришел я сюда с такой же, только та была постарее, а потерялась она в темном овраге где меня чуть не сбило огромными валунами. Эту цифровую, такие в мое время только начинали производить, они были в экспериментальной разработке, я забрал у одного парнишки, не то чтобы отобрал или украл, мне все еще стыдно за это, но ему она уже точно не понадобится. И не села она только благодаря солнечной батарейке, которую я заряжаю с особой осторожностью, ведь солнечная погода не самое лучшее время в лесу.
В ней очень мало снимков, поначалу я фотографировал тех, кто входил в лес, а теперь мне нечего снимать, чужаков здесь давно не появлялось.
В стопу впивались маленькие камешки и острые иголки, но огрубевшей коже было все равно. Уже не помню, когда последний раз одежду носил, только набедренная повязка и бандана прикрывающая черепушку обтянутую бледной кожей. Волосы перестали расти на моем теле уже давно, и я стал походить на мутанта уродца.
Руки, о, я не в силах назвать их руками, удлинились, а ногти на руках и ногах стали острыми как у хищников.
Мысль окончательно превратится в чудовище пугала меня, и есть только один способ не дать этому случится, выбраться из этого чертового леса. Меня пугает мой облик, люди меня не примут таким.
Меня окатило волной холодного отчаянья. Я никогда не увижу другой мир!
-Понимай. Смотри, пока не отняли глаза, слушай, пока не оглох, говорит так, чтобы тебя не слышали. Пресмыкайся пока не сдохнешь, - прозвучало сотрясающим эхом в моей голове.
Легкий холодок пробежал по спине, невольно заставляя обернуться. Там никого не было, только сизый туман мягко окутывал дорожку.
А была ли это моя мысль?
#страшные истории #страшные истории на ночь #рассуждения #душевная боль