И немного о колдовстве. "...приходили по черным делам – на поясе погадать, на быстрый ход ноги наколдовать, чтоб мог человек от врагов-противников своих убежать, от людей глаз отвести или мужика какого-нибудь разворожить. Приворожить мужика особым ведовством не считалось, не грешно это было, потому что светла любовь да и детей чтоб побольше рожалось. А вот отворожить такого приколдованного считалось темным знанием".
Грешно, конечно, в канун Пасхи чертовщину разводить, но так уж получилось. Поэтому читайте очередную главу романа "Артинский ярус"
Глава 24
Свердловская область, Артинский район, д. Нижний Бардым
Ноябрь, 202...г.
Иван с невероятным наслаждением чистил зубы. Еще вчера у него было лишь четыре гнилых зуба, на которых с великим трудом удерживались протезные челюсти. Сегодня утром он обнаружил полный рот зубов. И каких – новеньких, сверкающих белизной и крепко сидящих в деснах. Поначалу Иван и не понял, что зубы, выбитые еще в драке на этапе в позабытой уже молодости, снова на месте. Проснувшись после всенощного загула с племяшами, потянулся к побитой эмалированной кружке с водой, которая по давнишней спасительной привычке стояла рядом с кроватью на табуретке, начал жадно хлебать теплую воды, стараясь погасить привычный «пожар в трубах», и почувствовал, что о битую эмаль стучат зубы. Зубы!
Засунул в рот палец, ожидая, что непонятное наваждение уйдет, но зубы оказались на месте. Они были острыми на ощупь, и, вздумай Иван палец откусить, то это бы у него легко получилось. Он это чувствовал.
Встал, ринулся к зеркалу, растянул губы в клоунской глумливой улыбке: зубы были на месте. Все зубы были на месте. И это была не раздавленная протезная челюсть, которая елозила во рту, мешая и скрипя, а полноценная молодецкая улыбка. Иван попытался в зеркало изобразить серьезную физиономию и слегка улыбнуться. Улыбка удалась, зубы сверкнули. Он начал корчить рожи и кривляться. Зубы его явно украшали. Иван почувствовал себя молодым. Таким, каким был… даже забыл уже, когда он был таким.
- Кто-нибудь видел в хате зубную щетку? - выйдя на кухню, Иван обратился к племешам, уже вполне бодро сидевших за столом.
- Щетку-то, предположим, мы сейчас быстро в сарае найдем, - ответил младший племяш, - Там в одной коробке со всякой галантерей свалены бритвы, мыла и зубные пасты. Наверное, и щетка найдется. Даже электрическая. Тебе какую – электрическую или обычную?
- Любую тащи! И пасту зубную прихвати! Чтоб была самая пафосная и фильдиперсовая, - прицыкнул на него Иван. – И перестань кривиться, как сраный клоун. Мне клоуны не нужны. Нужна зубная щетка. Для того, чтобы чистить зубы. Мои зубы!
Племяш озадаченно выскочил во двор, чтобы порыться в сарае, где были свалены картонные коробки с разнообразным барахлом, свезенным с окрестных магазинов. Дверь в сеночки, конечно же, не захлопнул, отчего из сарая слышался его отборный мат, возня с картонками и шелест целлофана. Вернулся с тремя упакованными зубными щетками и пригоршней тюбиков с зубной пастой.
- Так я не понял, - протягивая свои находки, обратился он к Ивану. – Ты чьи зубья собрался чистить? Своих-то у тебя…. – И замолчал, упершись взглядом в белоснежную дядину ухмылку.
- Своих зубов у меня, племяннички мои драгоценные, сейчас полон рот. На всех моих зубов ныне хватит. Глотки могу ими грызть и сухари жевать, – довольным голосом сообщил Иван. И пошел чистить зубы к жестяному умывальнику. Гремел там ковшиком, плескался водой. Утренний туалет, в общем, совершал с невероятным удовольствием. Так Иван уже лет тридцать не умывался.
Племянники сидели за столом откровенно офигевшие: еще ночью ничего не предвещало появление у Ивана подобного стоматологического чуда. Пили водку, пили ее молча, устав от проведенного ритуала, что-то закусывали. Почти ни о чем не говорили. От силы «налей» да «подай». Затем Иван, явно сомлев, отправился спать и вскоре гулко захрапел. Храпел всю ночь и все утро – сейчас-то на дворе давно уж стоял день. Разве что спал невероятно крепко – обычно от любого шума сторожко подскакивал, прислушивался и осматривался. Но утром парни, спать так и не ложившиеся, топили печку, грохоча поленьями, опасаясь, что Иван пробудится. Пробудился он лишь заполдень. И, как оказалось, с зубами.
Иван не только почистил зубы, но еще и побрился, что с ним нечасто бывало, яростно вытер лицо полотенцем, закурил. Тут же затушил сигарету в приспособленной для окурков консервной банке и потребовал с племянников какую-нибудь правильную, с фильтром. Заявил, что без фильтра больше сигареты потреблять не будет. Чтобы цвет зубов не попортить.
- Так ты можешь нам объяснить, откуда у тебя зубы-то появились, - спросил один из племянников, когда Иван присел наконец-то к столу. – Это точно зубы, а не какая-то импортная вставная челюсть, которую ты где-то в барахле нарыл?
- Зубы полностью настоящие, ребята, - ответил Иван. – А откуда они взялись, я могу лишь догадываться. Только и остается, что догадываться. В благодарность за жертву Кереметя мне зубы дал. Вот что я думаю. Помню, когда мать еще живая была, она свои зубы очень берегла и говорила, что без зубов колдовать нельзя, зубы должны быть обязательно, иначе ничего не удастся. Нельзя без зубов – и все! Никак не объясняла. И я сейчас думаю, что если у меня зубы появились, то мне дает силу колдовать сам наш темный марийский Бог. Больше я ничего об этом не могу знать. Значит, нужно выполнять задуманное. А то, что я задумал, так я это во снах своих видел. Но понять сны не мог. Сейчас мне эти сны и растолковали. Вот что вас хочу спросить – вы как себя чувствуете, хвостов у вас не выросло?
- Ни зубов, ни хвостов не появилось, но мы, перед тем как ты проснулся, как раз обсуждали, что силенок в нас добавилось. Вот сам посуди: ночью, после этой могилы, мы домой приехали и водку пили. Пили ее в огромном количестве, с тобой вместе восемь бутылок выпили, да еще без тебя пить продолжали, глаз не смыкая, совсем не спавши. И никто не упал, лишь ты спать ушел. А мы как сидели, так и продолжали сидеть, стаканами звеня да разговоры беседуя. Закусывали, конечно, плотно, сыр, сало, колбасу, какие-то консервы, но всухомятку, без горячего. Без горячего – это какая ж закусь-то, так, занюхать. Обо всем поговорили, все наши страхи ночные обсудили. И сейчас водку пить продолжаем. Но, как будто, ни в одном глазу. Наливаем и пьем. Раньше с такого объема мы бы оба в осадок выпали и под столом бы лежали. Крепкость невероятная какая-то в нас появилась, что ли…
- Ну, значит и вам здоровья дадено. А зря ничего не дается, за все нужно расплачиваться. И платить обязательно вовремя. Знать лишь надо, как это сделать, - задумчиво произнес Иван. – Кереметя хочет пробудиться и войти в полную силу, я полагаю. Слишком долго он в забытии находился. Мы должны ему помочь. Нужна еще одна жертва.
- А сколько их всего будет? - спросил старший племянник.
- Не знаю я полного обряда, - ответил Иван. – Помню лишь то, что матушка рассказывала. А она не болтливой была, да и меня в катры не пророчила. В деревнях другие люди были, их еще «знаткими» называли, но и с ними матушка не особо общалась. Катры наособицу жили, родовые моления проводили. В священных рощах жертвы приносили. В их дома никто не заходил без дозволения, а если катр помирал, то схоронив его, дом не трогали. Матушка не такой была. К ней приходили по черным делам – на поясе погадать, на быстрый ход ноги наколдовать, чтоб мог человек от врагов-противников своих убежать, от людей глаз отвести или мужика какого-нибудь разворожить. Приворожить мужика особым ведовством не считалось, не грешно это было, потому что светла любовь да и детей чтоб побольше рожалось. А вот отворожить такого приколдованного считалось темным знанием. И мужики к матушке шли, и бабы с такими просьбами. Подношения несли. И помню я лишь то, что матушка проговаривала да я сумел подсмотреть.
- А как это, на ход ноги колдовать?
- Вот это просто делается. Сапоги или валенки, в чем человек ходит, надо зачаровывать. Щепотка муки, щепотка соли, чуть-чуть пороху дымного добавить, размешать да нужные слова наговорить. А потом в печку на шесток бросить. Чтобы пыхнуло. И вот мужик, которому такое колдовство требуется, должен сразу сапоги эти обуть да и не снимать, пока есть надобность. А снял – так и уйдет сразу наговор. И в дом заходить, сапоги не снимая, а если спать, то тоже сапоги чтоб не снимать. Помогает такое ведовство, сам испытывал. Один мой знакомый с зоны бежал, так я и ему сделал. Далеко ушел. Но пуля догнала. Она быстрая. От нее не убежишь, если еще и судьба такая. Ни заговор на ход ноги, ни отвод глаз не помогут: судьбу не обманешь.
Вмешался младший племянник, до этого внимательно слушавший разговор, но и слова не пытавшийся вставить:
- Зачем эту деваху вчера нужно было в черную материю заматывать, могли бы и голой закопать?
- Так было нужно. А зачем – не знаю и знать не хочу. Такой обязательный обряд, - ответил Иван. – Про это матушка рассказывала. И рассказывала подробно. Она все это малой видела, но накрепко запомнила. Говорила – все, как сейчас, помню. Спас тогда ритуал многих, от большой беды отвел. И нас тоже спасет. Мать мне во сне об этом говорила. Но нужно все делать точно и правильно. И коли уж Кереметя мне зубы для этого дела дал, то я смогу выполнить то, что ему надо. И так, как это надо сделать. В белом когда жертва – это для Большого Белого Бога. Мы же для Керемети стараемся. Он Бог ночи, Бог темноты. А в красном людей хоронить совсем нельзя – человек после похорон в огонь попадает.
За подобными разговорами о древнем языческом марийском ведовстве Иван с племянниками просидели до вечера. Вспоминали всякие случаи из деревенской жизни, напрямую с колдовством связанные. Осенние сумерки накрыли дом и двор как-то разом, словно плотным плащом из тумана укутали. А тут и Толик с Верхнего Бардыма приехал, как, собственно и обещал. Весь взмыленный.
Рассказал, что по пути решил остановиться и подняться к месту ночного жертвоприношения. Сосенка, которую посадили на могилку, вполне крепка и видно, что прижилась. Но следов двух десятков людей, которые вокруг холмика ночью топтались, видно не было. Да и тропки натоптанной не обнаружил. Только снежок на свежих комьях земли да на пожухлой травке лежит. А, казалось бы, и сапогами громыхали, и мужики плотные да серьезные, могли бы и крепкую дорогу вытоптать, когда на гору шли и обратно возвращались.
А после того, как Толик вернулся к машине, начались проблемы. «Патриот», который был конфискован у помершего екатеринбургского мужика, всегда заводился без проблем и бежал очень легко, неожиданно заупрямился, зажигание с трудом провернулось, а машина пошла с большим натягом. Как будто тяжело груженый прицеп к ней добавили. Толик даже пару раз останавливался, смотрел внимательно – вдруг чего непонятного прицепилось, но ничего не обнаружил. Вот так и приехал внатяг.
- А стекло лобовое у тебя не запотело? Может, из-под капота пар или дымок клубился? – спросил Иван.
- Точно. Откуда знаешь? – ответил Толик. – Смотрел под капот, но там вроде как все нормально. Грелась, конечно, техника, но не катастрофично.
- Кто ж тебя, такого умного, просил на могилку ходить? – вздохнул Иван. – Душа той девицы, которую мы закопали, с тобой к нам приехала.
- Как? – изумился Толик. – Это что, так же, как нельзя было в старину на кладбище на лошадях ездить, потому что души мертвых в деревню погостить потом наведывались?
- Да какая старина? Это ты про советские обычаи, что ли? Ну, и окрестить нас пытались, и в социализм затащить. И кто кого пережил? Наши обычаи крепче оказались. Мы, марийцы, здесь в наших селах и деревнях уже больше шестисот лет живем, что за век коммунизма может измениться? Вместо лошади у тебя машина появилась, разве что, - возмутился Иван. – Да и то появилась-то она на днях, до этого ты пешком по деревне бродил. Мы жили и будем жить своим укладом. Уклад не нами был заведен, а предками нашими. И все знали – если когда с кладбища возвращаешься, а из-под хомута лошади пошел парок, то души твоих родичей к гости к тебе поехали. Люди ведали, как их встретить, как порадовать. А ты что натворил? Душу невесты Керемети к нам в гости сходил и пригласил. Одно тебя сейчас спасет – вместе с ней к нам и Кереметя пожаловал. Потому твое авто и двигалось надсадно. Суров, крепок и могуч наш темный Бог! Будем праздник ему, радостную встречу устраивать. Ты на гармошке играешь?
- Нет, - смутился Толик. – Но в машине у меня музыка с веселыми песнями есть.
- Вот и будем радоваться да песни веселые распевать. И Кереметю будем чествовать, и невесту его. Пирогов, жалко, нет, но мы картошку с мясом сейчас изготовим. А еще лучше с печенкой. Так быстрее. Бери нож и садись картошку чистить, - приказал Иван Толику.
Толик очень сноровисто чистил картошку да резал ее мелкими пластиками, оба племянника споро покромсали здоровенный кусок свинячьей печени, бросили на раскаленную огромную сковороду, сверху накрошили лука с морковкой да соленых огурцов. И картошка рухнула в соседнюю, не менее могучую сковородку в уже закипающее растительное масло. Сдобрили готовящееся блюдо мелкопокромсанным копченым салом. Иван нагреб в брутальную миску квашеной капусты и, пока жарилась картошка, хлебнули в честь Черного Керемети по стакану водки.
За полчаса угощения были готовы, объемистые шкворчащие и шипящие сковороды поставили на стол. Во главу стола, на правый край, украшенный чистым рушником с искусной марийской вышивкой-орнаментом с растительными мотивами, поставили стакан водки, глубокие расписные миски с дымящимся угощением, плошки с солеными груздями и рыжиками, блюдце с маринованной черемшой, стакан, полный водки, и положили пухлую поджаристую лепешку. Угощение для Бога.
Встали, поклонились, вознесли Керемете, благодать дарующему, достойную хвалу, поблагодарили его за плодородие родной земли, обилие дичи в лесах, удачный лов рыбы в реках, приплод домашнего скота и здоровье всех присутствующих. Праздник начался.
Никто, правда, не пел и не плясал – все натужно жевали, так как явно соскучились по плотной и горячей закуске. Особенно аппетитно жевал и пережевывал Иван, стараясь полностью испытать в деле свои новые зубы. Зубы работали отменно, Иван был доволен. Сегодня у него случился воистину удачный день.
- Ну, а что у тебя с очередной блондинкой? – насытившись и закурив, спросил Иван Толика.
- Сегодня ничего не получилось, даже машин на трассе не было, ребята в засаде полдня просидели, все напрасно, – отмахнулся Толик. – Не то, что блондинок, мужиков за рулем – и тех не видали. Со стороны Красноуфимска вообще никто не ехал, там у них какая-то авария, куда-то переезжать, говорят, затеяли.
- Времени нет у нас, - жестко сказал Иван. – Завтра вечером необходимо совершить очередной ритуал. С нами сейчас наш Бог, мы обязаны помочь ему набрать силу. Для этого нам нужна блондинка. А место для нового ритуала – на том холме, что с березовым леском, напротив того места, куда ты сегодня по глупости зашел. Все нужно сделать так же, как в прошлый раз.
- А если блондинка будет в возрасте? – понуро спросил Толик.
- Блондинка должна быть в возрасте невесты. Это не обсуждается и не оговаривается, - жестко оборвал его Иван. – Это для Керемети невеста. Не для тебя. Себе в невесты ты можешь брать любую, в любом возрасте и объеме. Даже старуху беззубую.
Иван улыбнулся столь хищной белоснежной улыбкой, что Толика аж передернуло. От Ивана исходил какой-то невероятный ужас дикого и непреклонного зверя.
- Эх, не умеешь, ты, брат, на гармошке наяривать, - с неподдельным сожалением сказал Иван. – А то я бы сплясал, лихо бы сплясал. Но ничего, сядешь в машину, воткнешь кнопку, включишь свою веселую музыку, и пой-веселись до самого дома.
«Патриот» Толика завелся с полоборота, моментально. Пока он в сгустившейся тьме возвращался по разбитой щебеночной дороге до своей деревни, в лобовом стекле светилась смертельно жесткая улыбка Ивана. Лучезарная. Во всю его зубастую пасть.
- А завтра следующая глава. Для подписчиков моего канала так удобней и интересней.