В прокате новая лента Луи Гарреля «Этот новый мир» — сатира о тревожной экологической ситуации, лишенная нравоучительной интонации. С присущим юмором, легкостью, нескрываемой иронией и нежностью режиссер сочиняет этюд о буржуазной семье, в которой ребенок стал экоактивистом.
Когда вы начали работать над фильмом в 2017 году, история была совсем другой, верно?
Да и детей в замысле изначально не было. Потом Жан-Клод Карьер (соавтор Луи Гарреля сценарист Жан-Клод Карьер умер в 2021 году — прим. ред.) дал мне первую версию сценария. Он рассказывал про каких-то детей, которые говорили о климатических проблемах и о несправедливом отношении к ним, но я не был активистом в вопросах экологии и не видел себя в этом. Спустя три месяца молодая шведка Грета Тумберг объявила голодовку и попала в новости. Я позвонил Жан-Клоду и спросил: ты пророк, что ли? (Смеется.) Именно тогда я почувствовал, что обязан снять этот фильм.
Десять лет назад для меня не существовало проблемы климата. Я думал о своих туфлях, штанах, о себе. У меня не было глобальной осведомленности. Жан-Клод, помимо того что был очень умным и любознательным мужчиной и неназойливым киноманом, был еще и сознательным человеком. Кем-то с гигантскими географическими и культурными знаниями.
Я хотел сделать фильм, который бы затрагивал тему, но не с воинственной интонацией, а пропагандистски. Я не собирался определять понятия добра и зла, а хотел снять сатиру, которая бы освещала проблему, но доставляла зрителю удовольствие от просмотра.
Когда видишь на экране детей, отправляющихся на поиски приключений, сразу вспоминается американская классика 80-х годов Стивена Спилберга и других режиссеров. Каким вы видите детство?
Детство — это краткий миг, когда мы еще не платим налоги, не думаем об избирательных кампаниях и не стремимся все излишне рационализировать. Детство — это время приключений. Когда мы маленькие, мы говорим, что когда вырастем, то будем делать то-то и то-то, но такое сбывается очень редко. Чаще мы сидим в комнате, уставившись в телефон. Удовольствие от просмотра этого фильма прежде всего в том, что это авантюра, приключение с детьми.
Вы хотели бы снять масштабный приключенческий фильм?
Я бы хотел найти правильный сюжет и иметь 250 миллионов долларов на его реализацию. (Смеется.) Что ж, «Этот новый мир» — фильм о тех же ценностях, но он был сделан практически из ничего. Немного помог Эммануэль Макрон. (Смеется.) Он был гениальным режиссером-постановщиком. (Смеется.)
Но, честно говоря, я нахожу видение Жан-Клода Карьера пророческим: у этой истории о том, как пустыню можно превратить в море, есть реальный вдохновитель. В XIX веке, в те дни, когда Алжир был частью колониальной империи, у одного француза из ответственных за Суэцкий канал был проект внутреннего моря, которое помогло бы снизить температуру и сделать поля плодородными. В то время не было подходящих средств и техники, и от идеи отказались. Но Жюль Верн написал книгу «Вторжение моря», где описал план. Я так уверен в пророческих способностях Карьера, что верю, что это однажды произойдет. (Смеется.) «Этот новый мир» может показаться абсурдным, но это фильм ожидания. Вот почему мне было важно отметить финал знаком надежды.
Прошлый год, к сожалению, показал, что и кино может перестать быть делом коллективным.
К сожалению, это так. Но я надеюсь, скоро все будет как прежде.
Мне не близка культура сериалов в целом. Это как легкая атлетика, мне нравятся спринты, мне не нравятся марафоны. На Олимпиаде я всегда смотрю 100 метров, но не бег на длинные дистанции. Это личный вкус.
Несмотря на невесомую интонацию, в вашей картине, несомненно, есть дидактические нотки. Вы бы хотели, чтобы «Этот новый мир» показывали в учебных заведениях?
Я был бы очень рад, если бы это кому-то было нужно и фильм показывали в школах. Есть много молодых людей, которые осведомлены о климате, но не все. Не то чтобы я хотел, чтобы «Мир» воспринимали как манифест, но, оттолкнувшись от импульса фильма, можно что-то сконструировать: настоящие проекты в жизни.
Можете назвать две или три бесполезные и очень дорогие вещи, которые у вас есть?
У меня есть такие часы. Когда я писал сценарий, то представлял типичную буржуазную обстановку: вещи, которые ты никогда не носишь, они просто лежат в шкафу. Шкаф для меня — это как маленький банк, своего рода резервная ячейка. У меня есть такие часы. Я не носил их ни разу, просто знаю, что они там лежат.
Пишите в комментариях, что думаете о французском кинематографе ?