Эней – не самый популярный герой в современной мысли. В эпике Вергилию предпочитают Гомера. Да и сама история Энея – не совсем трагедия (европейцы, например, перенесли основной акцент трагизма на погибающую Дидону). И всё-таки мне кажется, что Энеада – великое произведение, которое способно кое-чему научить и сегодня.
Эней – необычный герой. Это новый тип скитальца, который в отличие от Одиссея не может вернуться домой, потому что дома больше нет. Ему скорее суждено основать новый дом и не столько для себя, сколько для некоторого рода (gens) изгоев-беженцев. Однако это воля богов, самый же тёмный момент (по крайней мере для меня) – «чего хочет сам Эней?» или ещё точнее «почему Эней бросает и жену, и возлюбленную Дидону?». Со стороны это действительно выглядит неправдоподобно легко и чрезмерно жестоко. Именно этот момент видимо травмировал романтическую часть моей души, особенно, когда я открыл для себя оперу «Дидона и Эней» Пёрселла. Либретто последней, кстати, тоже из разряда попыток переобъяснить Энея (вводя в сюжет колдуний-обманщиц).
В общем Эней и его мотивация – столь же интересная загадка, что и, например, желание Гамлета или загадки души великих женских персонажей от Антигоны и Медеи до героинь сестёр Бронте и Синь де Куфонтен.
Проблема, конечно, состоит в том, что давно существует поверхностный способ чтения «Энеиды», легко перебрасывающий мостик от выборочных исторических данных к осовременивающему взгляду. О нём удивительно точно пишет один литературовед: «Ну, госзаказ. Ну, гомеровские параллели. Ну, величие Рима». Такой подход одновременно отказывается и от выяснения настоящего культурно-исторического контекста, и от доверия гению Вергилия (доверия, с которым читают эпическую литературу – того же Гомера). Отсюда логично вытекает невнимательный взгляд на самого Энея: он оказывается низведён до проходного ходульного персонажа, который только и должен выходить на сцену, чтобы продемонстрировать героизм, верность слову и благочестие (pietas). Такой вот официант из недоэпоса.
Меж тем данное произведение было настолько важно для Вергилия, что он отдал ему 10 лет жизни и даже на смертном одре продолжал сомневаться в том, что получилось достойно (с этим связывают и его призыв уничтожить рукопись). Не очень-то вяжется с работой, что должна польстить императору Октавиану Августу. Не вяжутся с этим также проработанные герои второго плана и тщательный выбор слов, создающий атмосферу, которой ещё не знала западная литература.
Что особенно хочется отметить: на роль героя, берущего на себя ответственность за остатки троянцев, был взят персонаж весьма необычный. Эней до Вергилия – классический везунчик, которого даже на поле битвы защищают боги (поскольку он – родной сын Венеры). И вдруг на месте своеобразного античного бонвивана возникает моральный авторитет. Эней, выносящий на себе немощного отца Анхиза из горящей Трои. Эней – лидер, превосходящий многочисленные трудности на пути к новой Родине для обездоленных троянцев. Эней, бросающий Дидону, поскольку его призвание не в личном счастье, а в создании народа, что будет править миром.
Такой герой мог появиться только в имперском Риме, так как греки не знали добродетели «пиетас». Они вообще жили в более радостном, гармоничном космосе. У Энея больше общего с европейскими героями фронтира (от колонистов Нового Света до космонавтов), чем с героями «Илиады» и «Одиссеи». Ахилл гневается и плачет, но его регулярно прощают и постоянно помогают боги (например, Афина). Мир вокруг прост и неизменен, и даже потеря доспехов превращается в удачу – уже на следующий день мамка Фетида несёт сынуле броню, выкованную самим Гефестом. Ахилл может потерять разве что жизнь, но получив вечную славу за свою храбрость.
Пиетас – чувство из другого мира, мира, в котором социальных хаос столь велик, что нужны железобетонные связи, которые ничто не изменит. Такой связью станет обязательство сына к отцу и отцовским фигурам – предкам, роду, богам и стране. Отмечу что это тот тип связи, который поддерживается не каким-то «потому что», а просто силой воли – я обещал, я делаю.
И вероятно это одна из причин, по которой зрелый Вергилий часто остаётся непрочитанным. Приятно же читать пасторали из «Буколик», где царит идиллия, в которой наслаждаются любовью и видами природы? Меж тем реального Публия Вергилия Марона окружали не болтающие о «золотом веке» пастухи, а гражданская война с жестокостью, подлостью, проскрипциями, конфискациями и упадком нравов.
Поэтому и вокруг Энея – мир, обернувшийся кошмаром. Потеряно всё, кроме чести. И надеяться в такой ситуации можно только парадоксальным образом - «не думая о спасении» (ибо надежда бередит раны). Такой картины с трезвым пониманием, что ничего родного больше нет и вернуть нельзя внутренняя цензура греков просто не пропустила бы. Однако несмотря на суровую историю о том, как человек в один день потерял Родину, правителя-патрона (и ему не позволили даже отомстить), фамильные святыни и жену, а потом подписался на долгие скитания (с 5-7 обломами, когда всё приходится начинать заново), для меня сюжет об Энее всё-таки о другом. Эней – тот самый новый типаж, персонаж, обретающий себя в пути. А также искупающий вину, что приводит к новому порядку.
Чтобы увидеть это, обращу внимание на два момента.
Начну с вины и нового порядка. Над троянцами довлеет Рок, но каково его воплощение? У Вергилия чётко читается конфликт между двумя богинями – Венерой и Юноной. Венера движима личными привязанностями, поэтому она покрывает Елену (как патрон), защищает Энея (как мать), её не особо интересуют глобальные события, вроде разрушения Трои. Юнона, как и её греческий аналог Гера, обидчива и мстительна, но в то же время ею движут своеобразные принципы. Юнона – покровительница брака и благочестия (особенно матрон), которая не прощает ошибок и легкомыслия. Она желает чтобы Троя не возродилась, а само это имя исчезло навсегда. Поэтому и чинит препятствия Энею. В устах Вергилия этот конфликт безусловно звучит с отчётливой нотой морализаторства: и хотя он симпатизирует роду Юлиев (по легенде идёт от Венеры) в его попытках установить более строгие порядки, по его мысли это невозможно без обращения к долгу (pietas), который призван восстановить и укрепить нравы римского общества (что и воплощает Юнона).
Таким образом путь Энея – это метафора становления новой этики римского общества, где на место чувственности приходит строгость патрональных иерархических связей. Как отмечает Киньяр, а также ряд других исследователей сексуальной жизни римлян, ставка была сделана на обуздание Эроса (любовный эксцесс пугал и тревожил античных людей) посредством строгих символических разделений, часто сугубо юридических. Брак ради детей и рода, для наслаждения – конкубина и подчинённые. Любовь – опция, причем нежелательная в ряде близких отношений, верность – обязательна и строится на подчинении старшему.
Римляне обладали специфической для наших дней щепетильностью: они считали позорным или смешным только то, что вышестоящий по статусу выступает в качестве пассивного сексуального партнёра, прочие моменты (объект страсти, характер страсти, способ сексуального контакта) их не интересовали. Вообще же их более всего интересовала связь отца и сына (та самая pietas), отца и дочери, передаваемой затем мужу в качестве жены (castitas), ну и наконец верность слову или связи прежде всего клиента своему патрону (fides).
И вот отсюда можно попробовать ответить на тот самый вопрос: Почему Эней бросает Дидону? В ответе на подобный вопрос, как и в жизни, можно всегда прибегнуть к двум уловкам. Потому что были «веские внешние причины» и потому что «всё было кажимостью». Когда автор прибегает к подобным «богам из машины» можно лишь сожалеть о том, что он не справился со своей задачей. Поскольку у человека, делающего «странный/неочевидный» выбор, только два «даймона» – желание и влечение, ну и иногда глупость/незнание.
В самом деле, да есть внешнее требование – исполнить предназначение, но непонятно, чем именно веление Юпитера значимее счастья и покоя, обретённого с возлюбленной? Да и Эней не мальчик чтобы бояться гнева богов: вся его ситуация в том, что «плавали – знаем». Есть и кажимость (Купидон создает взаимную влюбленность героев с согласия Юноны и Венеры), но в том мире всякая любовь такова, а божественный источник как раз делает её даже более реальной. Не думаю, что мы проницательнее Вергилия: если бы этот эпизод по его ощущениям не клеился, его можно было переписать или удалить. Поэтому, когда «хорошо сделанный» герой делает сложный выбор, то это всегда выбор в пользу того, что больше и сильнее.
Но же что на другой чаше? Глубокое и сложное произведение даёт нам возможность по-разному вычитывать ответ. Но мне кажется дело вовсе не в том, что его как-то по-особому штырит его собственная добродетельность или римские приколы в духе «пацан сказал – пацан сделал». Эней нежно любит Креусу и Дидону, но он также любит сына Аскания и многих своих товарищей по оружию (прежде всего Ахата, ставшего синонимом верности) с их семьями. И вот тут на мой взгляд возникает особое желание, то, что я бы назвал «желанием создать наследие» – для сына и всех, кто в статусе сыновей/подопечных. Эней мог бы выбрать своё благополучие, но это значило бы лишить его многих, кто слаб и не сможет добиться сам. Эней между немощным Анхизом и слишком юным Асканием выбирает быть опорой для нового мира, который придётся строить среди штормов, ветров и ропщущих соплеменников. И трагедия его в том, что пожертвовать придётся любовью. А под конец и идентификацией: Юнона сменит гнев только когда троянцы откажутся от этого имени, смешавшись с италийцами.
Но Эней – это не только долг перед другими, это ещё и личная надежда на повторение. Эней не отвернулся от зарева горящей Трои, но он продолжает верить в то, что величественный Илион возродится. Отразившись в его зрачке, Илион теперь живёт в нём, движет им. Эней – возвышенный герой, но не недосягаемой храбростью, умом или стойкостью, он желает возвышенного, заключенного в величии. Именно это величие обещано, увы, не самому Энею, но его роду, потомкам. В этом плане его загадочное желание в чём-то похоже на желание стать отцом, давшим начало целому клану с великими и известными представителями, но только сопровождает его не столько раздутое Эго, сколько терзание об утраченном Городе. Падение города как конец целого мира – один из четырех вечных сюжетов по Борхесу. И Эней похож на того, кто готов отдать всё, чтобы если не восстановить тот мир, то построить новый, ещё более величественный и сильный.